шпатель

Соскребаю с кухонной стены в родительской квартире культурные слои - два слоя  масляной краски, два слоя самоклеящейся пленки.
   В эту новую тогда квартиру в Сокольниках  мы въехали в 1967 году:  бабушка, папа, мама и я в мамином животе.  Пока бабушка была в силах,  на моей детской памяти ремонт мы делали минимум раз в пять лет. Застилали  мебель и полы газетами - мне нравилось бегать по ним, шуршать, выкрав одну, складывать из нее неизменный кораблик или треуголку. Выносили-вносили кровати и диваны, белили пылесосом потолки, клеили обои, почему-то натирали линолеум мастикой огромным полотером, и  конечно красили кухню масляной краской, каждый раз в новый цвет: розовый, голубой, бежевый. В какой-то раз краска оказалась цвета нежной майской листвы - такая немного чудаковатая вредная зелень, и отец ее отравился.  Он лежал, сам в цвет этой краски, на кровати, совершенно без сил, его сильно рвало, а мы, три домашних женщины, по очереди выносили тазики за единственным и бесконечно любимым мужчиной.  И только позже я узнала, что отравление было тяжелым похмельем, ибо любое движение валика по стене папа запивал водкой. Но тогда меня мучили ночные кошмары: мне снилось ярко и осязаемо, будто папа совсем позеленел и умер и лежит в гробу посередине большой комнаты весь в цветах. Просыпалась я залитая слезами до такой степени, что не только подушка, но и края пододеяльника и плюшевый мишка были мокрыми. Конечно, о своих снах я молчала, как впрочем, почти обо всем внутреннем во мне. 
  И вот сегодня, соскребая островки этой самой зеленой краски, меня вдруг торкнуло - папы нет уже 7 лет, а когда-то он так же стоял у этой самой стены с тем же шпателем, курил беломор - я филипп морис, иногда шпатель соскальзывал,  и острые углы окаменевшей краски впивались в руки, проступали капельки темной крови и смешивались со строительной пылью. Он делал перерыв, чтобы пропустить грамм 30-50  сорокоградусной и запить ее крепким сладким чаем.
         - Мама, налей мне коньячка:
не выдерживаю я. 
  Мои руки очень похожи на папины - кожа красноватая, пальцы чуть квадратные, предметы я держу как он, тем неуловимым жестом, который, когда вдруг осознаешь, горячей болью отзывается где-то в грудной ложбинке.               
  За моей спиной сын и дочь, готовые принести маме тазик. И моя мама, готовая рассказать внукам, что я отравилась краской.
  Когда-нибудь я отдам им эту стену с новыми культурными слоями и старый, но все еще крепкий папин шпатель.