Агония поэта

В паутине душного и навязчивого одиночества
Где-то в тёмном-претёмном, тихом-претихом углу
Самой дальней, пыльной комнаты с окнами заколоченными
Бормотал человек угрюмый, таращась во мглу.

Слышал он в темноте - слепой, гнетущей - зловещие шорохи
И негромкий, размеренный звук тяжелых шагов.
Выливался зловонный мрак, словно из пуза распоротого,
Растекался по хладному полу, у самых ног.

Подбирался к замёрзшим пальцам, взбирался, поганый, к вороту,
И душил, и душил неистово, с пеной у рта,
Принимал очертания кого-то до боли знакомого,
И вопили над самым ухом живые уста:

«Вы желали, сударь, прославленным стать и нести пророчество,
Уличать честными словами невеж и господ?
Но не вспомнит никто ни имени вашего и ни отчества,
Ни написанных в пьяном угаре пламенных строк!

Вы всего лишь жалкий глупец, никчёмный, пустой человечишка,
Возомнивший себя поэтом среди дурачья!
Извращённый гордыней, сердце собственное искалечивший,
Заплутал в переулках лести, слепого вранья!

Оглядитесь! В этой комнате с окнами заколоченными,
В этом душном, пропахшем от страха потом, аду
Есть лишь вы и унылое, безысходное одиночество!
Омерзительный вид, пробуждающий тошноту!.»

Неизвестный умолк, распрямился, и будто стал ещё выше,
Снисходительно сплюнув, небрежно махнул рукой.
Звук тяжёлых шагов - всё дальше и дальше - всё тише и тише
Становился, пока не исчез в тишине густой.

Пустота по полу рассыпалась костяными бусинами,
Под лепным потолком на нежную шею петлю
Безутешная Муза накинула – распустёха, струсила!
Сорвалась и рванула прочь в беспросветную мглу.

В паутине душного и навязчивого одиночества
Где-то в тёмном-претёмном, тихом-претихом углу
Самой дальней, пыльной комнаты с окнами заколоченными
Бормотал человек угрюмый, таращась во мглу.