Золотая рыбка

Если посмотреть на карту, Венеция напоминает рыбку, привязанную к суше длинной веревкой дороги (железнодорожный мост связал Венецию с материком в 1846 году). Континент хочет сделать ее частью европейской земли, но она принадлежит морю, и нет другого такого города в Европе. Когда едешь этой дорогой длиной в четыре километра и уже видишь очертания башен и соборов, все равно еще трудно догадаться, какое чудо сейчас на тебя обрушится. Вот мы приезжаем на Пьяцоле Рома, конечную станцию всего колесного, а дальше – только пешком или по воде. Доходим до станции вапоретто под номером 1, который не спеша, поскрипывая и задорно стукаясь бортом обо все многочисленные причалы по обе стороны канала, провезет нас по всей его длине. А мы все еще tabula rasa, пока просто пребывающая в восторге от перелета из зимы в весну. Вапоретто со скрежетом, как будто скребя пузом по дну, отчаливает, и вот мы вплываем в театр, где на все на пути наложен толстым слоем грим из каменных кружев на окнах, мраморных статуй и колонн, мозаики из муранского стекла. А стоят палаццо-артисты на подмостках изумрудного цвета, невозмутимо отражаясь в «гигантском жидком зеркале», «где моторки, катера, гондолы, шлюпки и барки, как раскиданная старая обувь, ревностно топчут барочные и готические фасады, не щадя ни твоего лица, ни мимолетного облака» (Бродский). И этот спектакль будет длиться для нас три дня, с антрактом на сон. Названия Дорсодуро, Каннареджо, Сан Марко, Сан Поло, Кастелло постепенно обретают плоть. Кстати, Бродский, так любивший Венецию, здесь и похоронен, на кладбище-острове Сан Микеле. Говорят, что у его могилы всегда много свежих цветов. Интересно, кто приносит эти цветы – соотечественники или, быть может, венецианцы, в благодарность за то, что он сделал всемирно известной Zattere agli Incurabili, или Набережную Неисцелимых? Нежась на весеннем солнышке в Дорсодуро, но не забывая при этом шагать, осваивая новые пространства, мы чудесным образом набрели на эту набережную, увидев мемориальную доску и прочитав на ней «Иосиф Бродский, великий русский поэт, лауреат Нобелевской премии, воспел Набережную Неисцелимых», где над русским текстом - итальянский. Это тоже было одним из волшебств, которым одарил нас город. И снова о поэте, сравнившем Венецию с Атлантидой, прекрасной цивилизацией, ушедшей под воду. Возможно, прогнозы о скором уходе под воду Венеции, не оправдаются. С современными технологиями в деревянные сваи уже закачивают силикон, будут, наверняка, и другие решения. Но город все равно пустеет, жители перебираются на континент, где цены ниже и жизнь проще. Их уже осталось только 60 тысяч, и будет все меньше. А город останется, ему никуда не деться из клетки воды, ему не вырасти, не обрести современные комфортные дома. Он замер, освещаемый лучами средневековой славы, и все его храмы, дворцы, музеи полны несметных красот. Что будет с ним дальше? – думаю я. Неужели он превратится в декорации для туристов, на которых будут молча, с надеждой смотреть вековые мраморные статуи, полотна Тициана, Тинторетто, Веронезе и крылатые львы? Думать об этом страшновато, как и думать о будущем цивилизации в принципе. Но пока город полон сногосшибательной энергетики, и надо наслаждаться им, бродить по узким улочкам вдали от туристов, есть чикетти у стойки вместе с местными, запивая домашним вином, заходить в невероятно красивые храмы в надежде унести в памяти хоть часть их красоты, ехать на вапоретто по ночному каналу, пытаясь заглянуть в окна палаццо, в каждом из которых (тех, что обитаемы) висят гигантские люстры, одна роскошнее другой. У города-рыбы есть магическая сила, которая не отпускает, и уже вернувшись домой и погрузившись в суету дел, я периодически зажмуриваю глаза, чтобы вновь вызвать силой памяти его виды, звуки и неповторимо изумрудную воду. Чтобы он всегда был где-то рядом, за углом привычного и обыденного.