Письмо в МОК с просьбой о допуске на игры

 
Не смотрите вы так, сквозь прищур и оскал,
Джентлельмены и прочие леди!
От неправедных дел я слегка подустал,
Потому не оделся, как денди.

Ведь я - не философ рапиры и штанги,
Хоккейных баталий и спуска в бобах!
Я боль головная чекистов с Лубянки,
И верный мой туз – пулевая стрельба.

Пусть зовусь я Иван, по прозванью Дурак,
Девиантность мою - не судите.
И папаша Дюркгейм не поможет никак,
В аномии, спортивной фемиде.

Ведь я - не философ рапиры и штанги,
Хоккейных баталий и спуска в бобах!
Я боль головная чекистов с Лубянки,
И верный мой туз – пулевая стрельба.

Мой майор в те года отослать не успел
Представленье с афганской к награде,
А потом, на гражданке, я был не у дел
И грустил с СВД об отряде.

Ведь я - не философ рапиры и штанги,
Хоккейных баталий и спуска в бобах!
Я боль головная чекистов с Лубянки,
И верный мой туз – пулевая стрельба.

А потом, в девяностые, снова война,
И светили кавказские звёзды,
И опять у майоров рапорт на меня
Не поспел, пожалел только "крёстный".

Ведь я - не философ рапиры и штанги,
Хоккейных баталий и спуска в бобах!
Я боль головная чекистов с Лубянки,
И верный мой туз – пулевая стрельба.

"Крёстный" лишь пожалел, подарил инструмент,
Хорошо за мишени слюнявил,
Но пришёл беспредел, и прожорливый мент
В "крёстном" дырку с арбуз продырявил.

Но я ж - не философ рапиры и штанги,
Хоккейных баталий и спуска в бобах!
Я боль головная чекистов с Лубянки,
И верный мой туз – пулевая стрельба.

И вот я перед вами, на-те, берите!
Ну что вы! Не стоит с отказом дурить!
Я грубости слов не скажу, коль хотите:
В сердцах о покойных – не след говорить.

Ведь я - не философ рапиры и штанги,
Хоккейных баталий и спуска в бобах!
Я боль головная чекистов с Лубянки,
И верный мой туз – пулевая стрельба.

P.s. Жду положительного ответа. Пока ещё просто жду.