Рассказы о войне ветерана 8

           СОЧИ ГОСПИТАЛЬ ПАЛАТА 38 ГОД 1944

  Начало рассказа http://www.stihi.ru/2019/03/22/6286

  Продолжение рассказа

 В палате 38 было четыре кровати. На одной лежал молодой солдат с Курской
области. Весёлый был солдат, не смотря на то, что у него была ампутирована
правая рука чуть выше локтя. Осколок немецкого снаряда полностью перебил
кость руки ниже локтя. Как он нам рассказывал, висела на лоскуте кожи.
Ещё он говорил, что если бы ему сразу оказали помощь и отправили в ближайший госпиталь, руку его можно было бы спасти.  А по другим его рассказам выходило, что когда его привезли в прифронтовой госпиталь, он был без сознания,
так как ещё был и контужен. Конечно, он мог бы видеть свою оторванную руку
при случае, если он был контужен уже следующим взрывом. 

 Звали этого солдата Сергеем. Раны на руке Сергея уже зажили полностью,
но его не выписывали, от контузии у него были проблемы с головой. Иногда
Сергей становился очень агрессивным, со всеми ссорился и успокаивался
только после встречи с доктором. При том, не с любым доктором, а только
с Валентиной Михайловной. Только Валентина Михайловна  умела вернуть Сергея
в его нормальное, весёлое состояние.  Для нас было странным то, что сам
Сергей после таких приступов искренне нам не верил, когда мы говорили ему
о его поведении.  Иногда даже сердился на нас. Мы потом привыкли к его
«выходкам» и перестали ему об этом напоминать. 

 Вторым жителем нашей палаты был сержант Владимир Вязников. Этот раненый
был родом где–то не далеко от Урала. Сержант Вязников веселил нас разными смешными рассказами, а рассказов у него было много. Мы даже говорили ему,
что многое из рассказов он просто выдумывает прямо здесь. Но с интересом
всегда слушали его, как он сам их называл, житейские события. Да для нас
не так уж и важно было, о действительных событиях он рассказывал или
придумывал эти рассказы здесь, или раньше. Эти рассказы отвлекали Владимира
от переживаний о своей дальнейшей жизни: у него была полностью ампутирована
левая нога. Раны на ноге сержанта уже полностью зажили, но он был ранен
и в грудную клетку. Не так давно у него удалили последний маленький вражеский кусок металла.  Когда я прибыл в палату, Владимир только начал вставать
с кровати и учился ходить с костылями.
      
 Жизнь в госпитале осталась в моей памяти, как время детства, когда постоянно чувствуешь заботу родителей, которые стараются, чтобы ты не был голоден,
был одет, и жил не хуже других соседских детей. Так заботился о нас весь
персонал госпиталя. Конечно, главным было – быстро и качественно лечить
раненых. Война продолжалась, она требовала возврата в строй выбывших на
лечение солдат. И нас успешно лечили. Кроме различных медицинских процедур, лекарственных препаратов, перевязок, чисток и смазывания ран, сама обстановка
в госпитале способствовала быстрому выздоровлению раненых. Нас хорошо и вкусно кормили. И скучать не давали. Каждый вечер, или показывали кинофильм, или был концерт приезжих или местных артистов. А если артистов не было, госпиталей
в Сочи было много, концерты устраивали сами сотрудники госпиталя, и следует сказать, дарили нам хорошие концерты. И хотя мы были, все-таки больные,
но жили мы очень весело.

 Ещё одним жителем палаты 38 был Николай Бодайко. Он не то с Украины,
не то с Кубани, не зафиксировала память. Николай был старостой палаты,
мы его в шутку называли – гвардии староста, он на фронте был в гвардейской дивизии. Наш староста был и по возрасту старше нас всех, его дома ждали жена
и дочь Галочка, так он ее называл. Семья его была на оккупированной немцами территории, но все остались живы, он часто получает от жены письма. Галочка родилась перед самой войной, помнит ее отец, как он нам говорил, завёрнутую
в простынь. Рассказывал нам Николай о своём командире дивизиона, гвардии
майоре. Называл и фамилию майора, но вот и ее я забыл. У того майора тоже дома была маленькая дочка, и тоже Галочка, майор при случае иногда пел такую песню:

Любимая, далёкая,
дочурка черноокая,
нежно мишку укрой,
вот окончится бой,
твой отец возвратится домой.

 Николай вспоминал, что всегда, когда майор пел эту песню, у него выступали
слёзы  на глазах. За ходом войны мы следили ежедневно. В конце длинного
коридора висел репродуктор. Включали его каждый вечер в 22 часа, знакомый
голос Левитана передавал сводку «Совинформбюро» о продвижении наших войск
на Запад за прошедший день. Все, кто  не мог выходить из палат, просили
открывать двери. Когда перечисляли освобожденные города, раздавались
аплодисменты, как в театре. Когда мои раны настолько зажили, что мне разрешили купаться в море, у меня началась чудесная жизнь, которую до этого я даже не мог себе представить. И хотя я еще не мог плавать, только потихоньку бродить по мелководью, не уходя далеко от берега, но и это уже было такое впечатление,
такое ощущение, что заставило меня впервые заговорить стихами. Стихотворение
было о море и достаточно большое. Конечно, стихи были не очень звучащие, они у меня даже не сохранились, но я до сих пор помню первые строки:

Узнал я край, здесь жизнь иная,
Здесь море плещет на брега,
Оно утешит, приласкает,
Из нас любого бедняка.

 В Сочи я узнал, что такое инжир и жареные каштаны. Наш госпиталь находился
не далеко от знаменитого Сочинского Дендрария. Во время войны вход  на его
территорию был свободен, мы с ребятами ходили туда несколько раз полюбоваться деревьями и цветами, каких в наших родных краях не было. До сих пор помню
дерево с названием «стыдливая мимоза». Названия были на находящихся рядом трафаретах. Интересное дерево, чуть прикоснёшься пальцем к листочку,
все его листья сразу завяли, повисли. Через какое–то время листья оживают,
дерево принимает свой прежний живой вид.

  23.03.2019

 Продолжение рассказа завтра