Стих

мы встретимся. не познает никто,
как страдали и умертвлялись души...
все поэты глядят вперёд;
все поэты умеют слушать.
и до времён, когда ещё мы жили,
да жили так, что не видать тоски,
нам так хотелось славы, силы
и увидать неувядания мазки.
мы сблизимся через эпохи,
похожих чувств не испытать иным...
я попрошу свой век заглохнуть,
прислушаться к ветрам под тенью пелены.
их ведь и слушают поэты днём,
впускают их в себя ночами.
— нет смысла вам писать, ведь всё равно умрём.
— всё вздор, придём через сто лет и зачитаем!
сквозь вековую прослойку,
сквозь наслоение лет,
нагрянет поэт, встанет с койки
и запоёт.. уж запел!
куплеты его издёргались,
строфы никуда не уместить...
столько зим пропылились на полках,
ведь обесценился стих.
он всё ждал и сидел, завывал,
сам себя сочиняя и корректируя,
хохотал, глотку надрывал,
библиотекаршу пародируя!
вспоминал своего стихотворца
и верил, пока сердце стынет,
что папа за ним вернётся —
он лишь поставить забыл будильник.
но неделя прошла, пробежал месяцок,
а отец изгнивает в земле...
вскипятился дитя-стишок,
спрыгнул с полки и на улицу полез...
«сколько раз пропускал я весну?
сколько не зрел полных лун?
я миру свой помысел принесу,
чтобы вспомнил про папку люд...
я зачту сам себя, как учил меня батя;
он твердил:"раз, второй! пошёл в бой!"
эй, ребята, старенький стих не вспятил,
он дедушка с душою не седой.
знайте, братцы, что я,
откровенно говоря, запоздал...
намолчался, отчизну чтя,
а теперь вот на вас напал.
я знаю, что будет у вас внутри
гореть ядро алое с магмой,
ведь с отцом заключил я пари,
что сможет он быть мне и мамой.
хоть я теперь сиротинушка, брошенный,
но я же вам нравлюсь, кроха!
а знаете, я не поношенный,
я ещё та обновка!»
и ходил стих по городу,
и бродил, вспоминая былое...
удивлялся тому, что в моду
вошло то, что в юности его бывало непристойно.