Автопортретное

Мой мудрый дед (контуженный конкретно),
Всегда под газом, (но не на рогах),
Вдыхал в меня с отрыжкой сигаретной,
Такой же, (весьма стойкий перегар).

Пока на стенке тужился хронограф,
Выплевывая с птичкою: ку-ку,
Он возраст мой высчитывал по звездам,
Присвоенных за доблесть коньяку.

Он говорил, он был художник слова,
(И прочих неизученных наук),
Что жар в печи преобразует холод,
А человека формирует труд.

Он был чудак (нередко с "М" вначале),
Однако, деда Федю на селе,
Кулибиным все бабы величали,
Когда он проходил навеселе.

Я был малец, (счастливый и сопливый),
Под стать такой же штатной мелюзге,
Курил на крыше, дул с друзьями пиво
И сиживал, (вначале на горшке).

Дедуля отбыл.... В прошлое с курьерским,
А я остался впитывать спирты,
Ломать резцы о монумент житейский
И строить свой нехитрый монастырь.

Я подрастал и обрастал друзьями,
(Имуществом, бронхитом, животом),
Я думать стал, (спасибо доброй даме),
Гостепреимной тёте с трипаком.

И вот тю-тю, железный паровозик,
В коллекцию ненужной чепухи,
Другой сопляк, уже по рельсам возит,
В штанах до неприличия сухих.

Мой пробный шар, (весьма печальный опыт),
И первый рубль полученный за труд,
Довольно грубо вырвали из жопы,
Два корневища  неумелых рук.

Мне рукава засучила нуждина,
(Таких сучилищ я ещё не мял),
И я усёк, что истинный мужчина,
Не просто шнур для подзарядки мам.

Пришлось пахать, строгать, сажать и тыкать,
Бывало и садиться самому,
И до сих пор, сквозь милицейский выхлоп,
Меня, таки, воротит к ремеслу.

Поднаторел, на опыт труд умножил,
Судьбина, все же, учит дураков,
Я подковал семью сороконожек
И переплёл всех местных пауков.

Да, не Левша, но мобиль заграничный,
С закрытыми глазами,(не шучу),
Перебирал, почти единолично,
соседу по площадке Ильичу.

Я выделялся (нижними частями)
В рядах незаурядных кобелей.
Спасибо тебе, батя, за фундамент,
И труд некобелимости твоей.

Я упражнялся в поисках усердных,
И столько перепробовал руна,
Что и баран, остриженный последним,
Меня за парихмахера признал.

Я жёг и плавил ультрафиолетом,
В масштабе некосмических систем,
И вот, решил заделаться поэтом,
(Наверно крыша съехала совсем).

Но если груздь, карабкайся в лукошко,
(А там груздей, хоть смейся, хоть кричи)
Ну хоть бы кто подвинулся немножко,
И дал мне на подножку заскочить.

Кишмя кишит литературный короб,
Полощут сеть стихирные дожди.
Сижу в кустах, (высушиваю порох),
И дровосекам жалуюсь на жизнь.

Ко мне припёрся конь Наполеона
(Того, что из палаты номер шесть)
И говорит: "Таким дебилам, Рома,
В плеяду стихотворцев не пролезть.

В калашный ряд с твоим нетрезвым рылом,
(Бокал медведя, триста коньяку),
(Как без горючки), если посетила
И нет покоя больше дураку".

Таким входить, (ну конь почти Троянский),
Сподручней не с парадного крыльца,
Там генофонд, бомонд и папарацци,
(Там фейс-контроль, дресс код и самозванцев),
Встречают сотрясанием лица.

А сзади тишь. (Луна идёт на убыль).
Гораздо легче юркнуть со спины,
Забор-старик, сквозь выбитые зубы,
Харкает в темень сгустками слюны.

Тащи скорей туда свои манатки,
(А мне собраться, что стакан махнуть),
И я беру, ( для пущего порядку),
Мешок травы и отправляюсь в путь:

"Я буду долго гнать.....(Велосипед),
На СТО его остановлю,
Я лишь прошу, как истинный поэт:
"Не прячьте от поэтов коноплю".

Забъю косяк, хоть ямбом, хоть хореем
И амфибрахий затяну в кулак,
Стихозависим, рифмами болею
И откреститься не могу никак.

Я в жизни видел множество профессий,
Призваний, увлечений и туфты,
Где гостем был, а где и неуместен,
Как в одиночку выпитый пузырь.

Кем только разум мой не восхищался,
Но ночью непременно остывал,
Пока я со стихами не связался....
И после окончательно пропал.

Свободен телом, мыслями неволен,
Сияю, как надраенный сапог,
И жду рецензий, как оценок в школе,
Короче, я наляпал всё, что смог.