Перед дождём

Перед дождём, низко на дальнем востоке,
      Слабая и угрюмая луна висела болезненно-серая;
    Вокруг его диска тучи, трещины и складки,
      Сплели огромную паутину, в которой лежал,
      Как какой-то белый паук, жаждущий своей добычи.
    Злопамятный взгляд выглядел хмурым небосводом,
      В каждой луче которой сиял кинжал,
    Казалось, заполнен злобой какого-то тёмного намерения.

    Болотная лягушка прохрипела; и под камнем
      Кривой звук поднял скрипящий крик.
    В мире эти звуки были услышаны в одиночку,
      Спаси, когда хулиганский ветер сорвался с неба,
      Делая каждому дереву, как какой-то грустный дух вздоха;
    Или стряхнул неуклюжего жука с его стебля,
      Что, в сонной темноте, неуклюже,
    Осквернённая тишина с лихорадочной скоростью.

    Медленно буря собралась. Часы прошли
      До того, как был услышан угрюмый барабан грома
    Грохочущая ночная пустота; и Земля, наконец,
      Беспокойная от ожидания, - как женщина, тупая,
      С сомнением в любви, которая должна быть до гроба
    Её створка несколько часов назад, - снова заявила,
      Посередине протестов, радость, что он пришёл.
    И всю ночь я слышал, как Небеса объясняют.
*
   Before the rain, low in the obscure east,
      Weak and morose the moon hung, sickly gray;
    Around its disc the storm mists, cracked and creased,
      Wove an enormous web, wherein it lay
      Like some white spider hungry for its prey.
    Vindictive looked the scowling firmament,
      In which each star, that flashed a dagger ray,
    Seemed filled with malice of some dark intent.

    The marsh-frog croaked; and underneath the stone
      The peevish cricket raised a creaking cry.
    Within the world these sounds were heard alone,
      Save when the ruffian wind swept from the sky,
      Making each tree like some sad spirit sigh;
    Or shook the clumsy beetle from its weed,
      That, in the drowsy darkness, bungling by,
    Sharded the silence with its feverish speed.

    Slowly the tempest gathered. Hours passed
      Before was heard the thunder's sullen drum
    Rumbling night's hollow; and the Earth at last,
      Restless with waiting,--like a woman, dumb
      With doubting of the love that should have clomb
    Her casement hours ago,--avowed again,
      'Mid protestations, joy that he had come.
    And all night long I heard the Heavens explain.
*
Madison Julius Cawein