Рабинович

К тем, кто знает русский и английский,
К тем, кто знает идиш и иврит:
Леонид Наумович Волынский –
Что вам это имя говорит?
Ты, когда живёшь, ты имя носишь,
Прославляешь имя, вот и он
Вставил своё имя Рабинович
В славный круг фамилий и имён.
И летит, гнездо своё покинув,
К жизненному подвигу готов,
Лёня Рабинович из раввинов,
Также как Попович из попов.
Лёня Рабинович, он художник.
Киевский окончив институт,
Рисовал он солнышко и дождик,
И цветы, что за окном цветут.
Утро было чёрное, как полночь.
Самолёты страшные гудят,
И, как видел Лёня Рабинович,
Древний Киев тщательно бомбят…
Гнев души ничем не остановишь:
Надобно идти спасать народ,
И уходит Лёня Рабинович
Добровольцем в армию на фронт.
Но пока на фронте пораженья -
Никаких хороших перемен.
Армия попала в окруженье,
В окруженье - это значит в плен.
И как бы картины в галерее,
Под линейку выстроены в ряд
Рядом комиссары и евреи
Для расстрела смертного стоят.

Лёню Рабиновича раздели,
Чтобы в голом виде расстрелять.
(Без особых признаков на теле
Кто еврей, кто русский не понять).
Над землёй затоптанной и пегой
Грязный воздух сумрачен и сер.
Ходит перед голою шеренгой
Доблестный немецкий офицер.
Перед к смерти призванным отрядом
Палачи весёлые стоят.
Офицер скрестился с Лёней взглядом,
И его коснулся этот взгляд.
То ль он был художеством отмечен,
То ли полон мужества и сил,
То ли был сверх меры человечен,
Только Лёню офицер спросил...
(Видно, офицера занимала
Эта нераспознанная весть).
Он спросил у Лёни для начала:
«Странно, что вы делаете здесь?».
Прозвучал вопрос почти по-детски
Через бравый офицерский форс.
Лёня Рабинович знал немецкий,
Но не знал ответа на вопрос.
В верхнем небе правит Бог на троне.
На прямой вопрос - прямой ответ.
«Комиссар?» коснулось уха Лёни,
И ответил Рабинович: «Нет».
Смерть над Лёней не имела силы:
Ангел смерть похитил и унёс.
Отвратил он Лёню от могилы,
И второй не прозвучал вопрос.
Впрочем, философствовать не буду:
У судьбы свой промысел и бег,
И для Лёни был подобен чуду
Тот фашист, скомандовавший: «Weg!».
Мы живём, взрослеем и стареем.
Зверь промолвил: «Я тебя не съем».
Кто-то скажет, мол, везёт евреям,
Но совсем немногим и не всем.
Жизнь кого-то ставит на колена,
Жизнь кого-то вся ложится в стих.
Словом, Лёня убежал из плена,
А потом добрался до своих.
А потом второе чудо вроде,
Что военнопленный и еврей,
Всю войну сражался он на фронте,
Избежав тюрьмы и лагерей.
А потом, своим вполне известен,
Ясной сорок пятою весной
Он вошёл в немецкий город Дрезден
Со своею армией родной.

Нет здесь больше зданий сердцу близких.
Весь в руинах Дрезден, просто весь.
Вот что здесь устроил флот английских
И американских ВВС.
Над Европой неба нет и солнца,
Нет у ней свершений и идей.
От саксонцев вспыхнули саксонцы
Тысячами вспыхнувших людей.
В Цвингере разрушены колонны,
Весь он страшный сон и глупый бред.
Нет в нём рафаэлевской мадонны
И других шедевров тоже нет.
Анекдот, он просто неуместен,
Там, где стены серые стоят.
Вот таким увидел город Дрезден
Рабинович, младший лейтенант.
Он художник. Жизнь лотерея.
Он немецкий знает, потому
Поиски картин из галереи
Возглавлять доверили ему.
Разобравшись в этом сложном деле,
Убедиться он сумел потом
В том, что между мин в сыром туннеле
Спрятана Мария со Христом.

Сплав искусства, знаний и удачи
Дал ему картины отыскать.
Он решил, что так или иначе
Надо бы об этом написать.
Надо б написать, доверясь музе,
Ведь всегда была удача с ним,
Только Рабиновичу в Союзе
Нужен подходящий псевдоним.
Потому что мир - читатель строгий,
Миру ясно: гой или не гой,
Потому что нет у нас дороги
С подлою фамилией такой.
Я клянусь мадонною Сикстинской,
Той, что в мир с тревогою глядит,
Что писатель Леонид Волынский -
- это Рабинович Леонид.
Знаем, по делам приходят слава
И забвенье, вот и говорим:
Каждый человек имеет право
Называться именем своим.