Клад

След Орловской той губерни за столетие исчез, кто-то посчитал за бредни, что скрывал дремучий лес. Заблудились вскоре слухи растревоженных людей, ведь, остыли силой духи, постучавших у дверей. Обернувшись в годы раньше, вдруг блеснёт зарницей свет, что же с ними станет дальше?!, - риторический ответ...
Появился он нежданно, под прошедший Новый Год, был подавленный морально, горевал на этот счёт. В старом доме поселившись, сам исправил кладкой печь, прохудившуюся крышу залатал, убавив течь.  Дом построенный надёжно очевидно для семьи; чисто убранные сени, хлев, просторны комнаты. Протопиться помещенье не спешило за 2 дня нескончаемой метелью, стыло без хозяина. Мужичок, руками хваткий, сам домишко подлатал, до чужого не был падкий, вынужденно!, быт познал. По весне уйдёт в дорогу, так намечен долгий путь, никого не звал в подмогу, а подкову - мог погнуть! Дюжины для кролей клеток пустовали без нужды, азарливых, малых деток тут рисунки и следы. Кучи сена и соломы, ожидавшие коров, бутафория на стенах для подрощеннных бычков. Сам вопрос и напросился: куда делась та семья???, это он, дорогой сбился!, люди жили здесь - не зря. Вещи, мебель и посуда, да настенные часы, травы, спирты от недуга и натирок пузырьки. Выбрав комнату поменьше, где трещала жаром печь, просушил одежду, лыжи, разместился рядом лечь. Ветер долгою пургою удалял дымок трубы, песнею уже ночною убаюкивал на сны...
Суета детей на печке, мать развесила бельё, с деревянного корыта пена собрана в ведро. Слышится коров мычанье, кроли в клетках корм жуют, у печи котов мурчанье, все отца с охоты ждут. Заполночь часы пробили и знакомый двери стук, шаг мужской оповестили, дети повстречать бегут. Под заснеженной одеждой мужичище с бородой, да увесистой поклажей, сбросил он капкан с лисой. Дети шумно загалдели, кучно мацали зверька, когти хищника смотрели, сквозь открытые глаза. Ужин подавался знааааатный!, и кабанчик был хорош!, издавал духан приятный, лакомиться невтерпеж! За столом сидели молча, хруст молоденьких костей поддавался хватке волчьей, с острых, длинных челюстей. Временное харчеванье шерстью быстро обросло, от когтей, слюны пусканье с человечины сошло. Серые, степные волки, грызли во главе стола и волчата в одежонке дожевали часть бычка. От увесистой отрыжки знатный ужин завершён, ведь игрушки или книжки не имелись, в доме том. Волки мягко оступая в хлев с соломою ушли, мужичка не замечая, шкурами свернув клубки. На печи волчата дружно запищали от проказ, искрами зажглась избушка!, дьявольски-щенячьих глаз. Шаркали сквозь темень стрелки у настенных в ночь часов и тяжёлым, громким боем, в жутком логове волков. Не смыкая глаз с испуга, мужичок молил утра!, появившись с ниоткуда, не дожить до вечера! Задремав минутно как-то, он проснулся впопыхах, никого не обнаружил в доме и глухих сенях. Под устеленной соломой подпола скрывался лаз, керосиновою лампой осветился в тот же час. В яме свалены монеты, царский золотой чекан и столовые предметы, шашка, наградной наган. От такого изобилья растерялся мужичок, сел на землю от бессилья, потирая мокрый лоб. Из награбленного клада 2 мешка нагрёб монет, "больше - ничего не надооооо!", - уходя кричал он в след. Тяжела чужая ноша!, разыгралась вновь метель, а обветренная кожа предвещала грех теперь. Путь, который отмечался, заметался лишь пургой, возвращаться в дом боялся, с краденной добычей той. Волки выли где-то рядом, чуяли чужого след, что со страха, без огляда, сбросил ношу в колкий снег.