Я шёл так долго...

Я шёл так долго по пустыне...
Я шёл и шёл из года в год,
под небом белым и под синим
дождинки не попало в рот...
Миражно, в забытьи колючем,
песок, как влагу жизни, пил –
пустыня посмеяться случай
не упускала. А я жил.
Назло её крутому нраву,
назло судьбе, назло себе...
И, оставляя след кровавый,
я полз к живительной воде.
В отчаянье бредя полусонном
к так редким лужам приникал,
но и в бреду их запах томный –
их запах плена отвергал
и уходил. О, как обратно
звал этот тлен, как сильно влёк.
И ноги виновато-ватно
просили, чтобы тут же лёг...
Но если б я у первой лужи,
страстям животным повинясь,
почувствовал, что это нужно,
но в отраженье эка мразь
взглянула б мне в глаза укором,
и я погиб бы… Уходил.
И шёл на все четыре стороны
от уготованных могил.
И вот, боясь глазам поверить,
оазис жизни вижу. Да,
вот левый берег, правый берег –
в них не миражная вода.
О, я живу! Взахлёб глотаю
звенящий радостью поток.
Другое солнце в нём играет.
И солнца этого глоток
не режет болью мои губы,
и кровь не заставляет стыть.
О, я живу!
Так вечно будет!
Так всё должно и было быть!!!...