Глава 5

                1               

Пора продолжить нашу повесть.
Час испытания настал,
для Земского, который новость,
давно, конечно, точно знал.
Начало выборов в Госдуму
вещалось городу и чуму.
Настала «страдная» пора–
политик ехал со двора.
Е.Земский переизбирался.
Чтобы привлечь электорат,
сплотить его в один отряд,
он по стране в вояж собрался.
Под дальнобойную «картечь»
своих речей его завлечь.

                2

С собой Илью позвал Евгений,
чтобы в дороге не скучать
и после истовых молений
решился сборы начинать.
Нанял вагоны с тепловозом,
чтоб ехать всем одним обозом.
В них поместили стражу, слуг,
бармена, повара, подруг
и с телекамерами ушлых
«телестрелков» и «журналюг»,
За их отменный «политнюх»,
в поездке этой очень нужный.
Они в момент «политдельца»
распишут в нации отца.

                3

От стен столицы до Сибири,
наметив загодя маршрут,
оравой шумной покатили.
Лишь только несколько минут
стоял состав на полустанке.
Но долго, как корабль на банке,
в тех привокзальных тупиках,
где в населенных городах,
у раздвижных дверей вагона
сбиралась зыбкая толпа.
Чтоб клятвы думского столпа
послушать в речи «Цицерона».
А Земский из окна вещал,
всех осчастливить обещал.

                4

Всё операторы снимали.
Толпу и в лозунгах состав.
Как обыватели внимали
ему, там полукружьем встав.
Затем в толпу бросали клерки
трусы, бейсболки, майки, кепки;
народ ломился и хватал,
друг друга заживо топтал.
Прохожий сильно озадачен:
чем одурачили народ?
А здесь толпился разный сброд.
И каждый кадр вдвойне оплачен.
Всё попадёт в телеэкран–
для избирателей аркан.

                5

На полдороге получили
письмо сестёр, в котором те,
обмыв слезою, сообщили
дурную весть о старике.
Его недавно схоронили
и помянуть отца просили,
и как им тяжело теперь.
Их жизнь, как–будто сев на мель,
однообразна и тосклива,
печальна и омрачена,
в сплошную скорбь облачена.
Здоровье мамы подкосила.
Илья помчался им помочь.
И рад, что мог уехать прочь.

                6

Онегин в дом вернулся точно,
как раз к сороковому дню.
Он это делал не нарочно,
зато обрадовал семью.
Обычай старый соблюдая,
осиротев, семья, как стая,
когда упал её вожак,
не мнила, что Илья чужак.
А стол, раздвинув, пригласили
присесть за скатерть из рядна
в стаканы горькую налили
и молча выпили до дна.
Илья дал слово сам себе
помочь оправиться семье.
   
                7

Он после дядиной кончины
стал скорбь острей воспринимать,
имея личную причину
страданье близких понимать.
Внимал рассказам о покойном,
его пути прямом, достойном
по стрежню жизни. О былом,
где молодым и смелым он
геройски защищал отчизну,
работал и семье служил.
Явились все, кто с ним дружил
на память вечную и тризну.
Скорбела больше всех жена– 
колечко бывшего звена.   

                8

Она, как верная подруга
ждала его с полей войны
и не держала мужа – друга,
когда просился снять с брони.
И письма все читала сыну…
Потом в бреду он звал Галину,
когда она уж не жильца
его в приюте, как мальца
нашла и нянчила полгода.
И вот теперь её Максим
Ушёл. Навек простилась с ним
у их семейного порога.
Оставив в памяти её   
из лет восставшее быльё.

                9

Илья поступком иль намёком
не дал сомнениям взрасти,
что помогает ненароком
и крест готов вдвойне нести.
Он чувствовал себя в ответе
за всю семью. В его совете
они нуждались, как ни в чем.
И все хотели видеть в нём
мужскую твёрдость, ум и волю.
В делах домашних он хотел,
(за дело общее радел),
иметь свои бразды и долю.
Не представлял теперь Илья
другого для себя житья.

                10   
               
Он приезжал и оставался
и жил неделю или день.
Делами дома занимался,
лишь иногда тревоги тень
его чело вдруг омрачало.
Скажу, что это означало,
я позже, а сейчас пора
сказать о быте их двора.
Он прост. Оксана исчезала
на кастинги, тусовки, корт.
Была закрыта словно форт,
порою где–то ночевала.
Держала тонус, вес и лик
и всё ждала удачи миг.

                11

Любава часто выступала
в театре и всегда с утра
чуть свет она уже вставала–
зов неуёмного нутра.
В растяжке, позе, пируэте,
что нужно вечером в балете,
она могла часами быть,
лишь этим ей хотелось жить.
Переживать, воображая,
коллизии балетных сцен,
кто жаждет слов и зряч, но нем,
и телом их изображая.
Любавой восхищен Илья,
но тут особая статья.

                12

Он с нею сблизился душевно,
сопровождал её в театр
и, наблюдая ежедневно,
был давней встрече очень рад.
Когда увидел он впервые
глаза лучисто – озорные,
их опьяняющий дурман
и ладный юный стройный стан.
С тех пор Илья живёт желаньем
с Любавой быть наедине
и мнит о ней,как о жене
и дней желанных ожиданьем.
Когда отдаст всего себя,
надеясь, радуясь, любя.

                13

И земский возвратился вскоре,
устав от хлопотных сует,
увёз Оксану он на море,
откуда слали всем привет.
Онегин,с матерью Любаву
привёз к себе, где им по нраву
пришлись прислуга, дом и сад,
и заведённый там уклад.
Старушка вскоре хлопотала
на кухне, в доме и в саду.
Прислуги заспанной к стыду,
чуть свет она уже вставала.
Хозяйки свежий зоркий взгляд
имел за всем живой пригляд.

                14

Илья с Любавой отдыхали,
отдавшись неге до конца.
Читали, по лугам гуляли
до той поры, пока свинца
к ногам усталость не цепляла.
И если тропка вдруг петляла,
они спешили напрямик,
пока собака проводник
не приводила их к забору.
За ним пригорок, дом вблизи.
Там выбор завтрашней стези,
потом и ужин, разговоры.
Затем все в комнаты свои
шли спать до утренней зари.
 
                15

В тот год осенняя погода               
была на редкость хороша.
Лазурь в зените небосвода
тускнела поздно, не спеша.
И солнце, отдаляя Землю,
забыло белою постелью
её до времени укрыть,
пурпур и яхонт укротить–
листов берёз, осин и клёнов…
Надвинуть завеси дождей,
в рассвет хладеющих ночей,
унять печаль небесных стонов.
Но время. Нужно уезжать,
Илье Любаву провожать.
 
                16

Пошли росистою тропою
на алый занавес зари,
листва струилась под ногою,
туман качался у реки.
Илья привык за это время,
легко взрастив беседы семя,
гулять с Любавой на заре.
Они, забывшись о поре,
могли часами рассуждать,
в азарте речь перебивать.
Лишь спохватившись, извиниться,
а оглядевшись, удивиться
на мастихин осенних дней
и грусть покинутых полей.

                17

На этот раз Илья смущался,
давно решался, но не смел,
и, наконец, когда прощался,
сказал всё то, о чём хотел.
В любви Любаве объяснился,
обрадовался, удивился–
она ответила ему,
что и сама в его плену.
И принимает предложенье
невестою отныне стать.
И будут рады все узнать.
Он люб, внушает уваженье
сестре. А любящая мать
в мечтах, чтоб появился зять.
   
                18

В один из дней, как все обычных,
уж ближе к вечеру пора
катилась споро и привычно
и тени близкого бора
сгущались, ускользая в чащу.
Лишь великаншу сосну– мачту
в выси касался светлый луч,
проникший к ней сквозь завесь туч.
Илью предчувствие томило,
хотя и не было причин,
как между двух стальных пружин
на  сердце тягостно щемило.
Звонок набатом прозвенел
и в трубке кто - то заревел.

                19

Оксана сбивчиво вопила:
– Несчастный случай стал виной,
об этом медсестра звонила,
она сейчас сидит с больной.
Любава тренинг проводили,
её партнеры уронили
неловко сильно и домой
нельзя с разбитою спиной.
Сейчас Любава в Склифосовской,
хотя уколы ставят ей,
она лежит на ложе жестком,
но с каждым часом боль сильней.
Уж скоро наступает ночь,
не знает, чем же ей помочь.

                20

Что было дальше – плач и горе,
дежурства вместе под окном
и в дырку лазанье в заборе,
печальный молчаливый дом.
Врач говорил: –Успехов мало,
лекарство новое чуть дало
надежды лучик небольшой
к выздоровлению больной.
Как лучше станет и тогда - то
ненадолго мы разрешим
родных, нарушив наш режим,
впустить в отдельную палату.
Диагноз позволяет жить,
но невозможно ей ходить.

                21

В конце - концов, Оксана, мама
смогли палату посетить.
Но ни Илью, ни театралов
не разрешили пропустить.
Тем разрешила лишь Любава
и поимённо их назвала,
побыть наедине с собой.
И лишь они из уст родной 
Могли узнать её легенду.
Как всё случилось, чья вина,
как жить задумала она,
чем помогают пациенту.
Онегин недоумевал,
он в список близких не попал.

                22

И лишь Оксана после встречи
Илье сказала самому:
– О посторонних нет и речи,
ни из театра, ни ему.
Что стресс и боль, и нежеланье,
как о былом напоминанье,
Илье особенный наказ,
в её устах почти приказ:
–Забыть её, о том, что было.
Она не может с ним дружить. 
И постарается забыть
то, что покамест не забыла.
Что не желает быть ярмом
и с ним прощается письмом.

                23

Письмо Любавы перед вами,
не будем осуждать её.
Я думаю, поймёте сами,
что нужно новое бытьё
ей обустраивать и в тягость,
она не хочет быть, а жалость
ей оскорбительна сейчас,
когда опора, лишь матрас.
Ведь это было бы притворством
с её характером, умом
безропотно, чужим трудом
и силой воли, и упорством,
воспользоваться. Впереди,
не видя ясного пути.

Письмо Любавы Онегину.

–Я Вам пишу – чего же боле
мне остаётся в этот час.
Теперь уж нет привычной боли,
когда я думаю о Вас.
Судьба моя переменилась
и в одночасье разделилась,
что было «до» и что теперь,
Я не несла таких потерь.
И тот ли жребий я ждала,
когда с младенчества трудилась,
мечтой единственной жила
и к совершенству торопилась.
К гармонии души и тела.
И ради этого радеть
и, смею думать, что успела
хотя б немного овладеть
я ремеслом в большом искусстве,
желая плыть лишь в этом русле.
Зачем Вы посетили нас,
наш дом неброский возле рощи,
ведь, если б я не знала Вас,
мне было бы намного проще.
Мы жили целеустремлённо,
вдали от суетной толпы.
Трудолюбиво, отстранённо.
И с утра встав, под стук желны
я занималась увлеченно
балетным «па» уединённо,
покамест школьные дела
не отправляли со двора.
В свободный час или минуту,
покинув нянечку зануду
(так мне казалось в те поры)
бежала в лес, где из норы
сверкали глазками бобры.
Иль шла к горушке, из которой
и в летний жар, и в зимний хлад
бил родничок воды студеной,
вкуснее всяческих услад.
Из кружечки берестяной
хлебнуть водицы ледяной.
А в день свободный или вечер
ждала меня любовь и встреча
с желанным спутником моим,
с которым нам давно двоим
встречаться радостно и любо.
Сначала было «чудо - юдо»,
потом затейливый сюжет,
где сыплют яды из манжет.   
Теперь не скучные романы,
где правда жизни и обманы
переплелись между собой,
как настоящее с судьбой.
И вот, Вы посетили нас,
где наше первое знакомство,
и Ваши чуткость, донкихотство,
всё мило, просто, без прикрас.
Я сразу полюбила Вас.
Как рыцарь добрый справедливый
в моей душе тогда зажгли Вы
надежду, чувство и покой.
Во сне мне снился лишь такой
моей судьбы избранник милый,
моя надежда и оплот–
одними чувствами томимый.
И, не снимающий забот
с себя, за всех и тех, кто рядом.
Мы встретились одним лишь взглядом
и стало ясно мне тогда,
что все прошедшие года
залогом были этой встречи.
Ко мне явился наяву
из снов, видений издалече
мой рыцарь и судьбу ему
свою вручить я возжелала,
но поначалу лишь мечтала.
Мечты мои, увы и ах,
жизнь разметала в пух и прах.
Онегин, мне лишь суждено,
когда я выйду из больницы,
сидеть, крутить веретено,
считая дальние зарницы.
Я Вам, как давняя Татьяна,
открыла душу невпопад.
За мой словесный водопад
простите. Всё из – за изъяна.
Кончаю, перечесть не смею.
Прощайте, первая любовь.
Что так случилось, сожалею,
как и о том, чего уж вновь
со мной никак не повторится.
За Вас я буду лишь молиться.
И Вы молитесь за меня.
Когда – ни будь, быть может, Вы
поговорить придёте в сны.
Судьбу и случай не виня.
         
                24

Что тут сказать? Любаве горько,
разбилась жизнь на взлёте лет
и вместо сцены только койка.
В одних в мечтах её балет.
Онегин был обескуражен,
но понимал, сейчас так важен
ему неколебимый дух,
перешибить судьбы обух.
Он будет биться за Любаву,
чтоб с нею рядом быть всегда.
Невзгоды, тернии, беда
не помешают снять опалу.
Не оттолкнут, а сблизят их.
Так думал любящий жених.
            
                25

Сюжет и смысл повествованья
диктуют правила свои.
Помимо автора, желанья
у них всегда свои пути.
Теперь Илья Любаве пишет,
увлёкся, ничего не слышит.
Чтоб душу облегчить свою
и защитить любовь в бою
с недугом, роком и судьбою
за веру, счастье, правоту.
Всё рассказать на прямоту
и быть пред ней самим собою.
Оксана передаст ответ
и с ним составленный букет.

Письмо Онегина Любаве.

–Любава, сжальтесь надо мною!
Не справедливо мне страдать,
как – будто я один виною.
В том, что случилось угадать
не мог никто, лишь рок и случай
виновники и не везучий,
быть может, день. Но грех хулить
его, а лишь благодарить
за то, что жизнь благополучно
не пострадала в радость нам;
и вне опасности. Лишь нужно
набраться мужества и сил
и в этом мы поможем дружно.
А я бы только попросил,
не быть ко мне жестокосердной,
а, как и раньше – милосердной
и прочитать моё письмо,
чтоб снять немилости ярмо.
Ведь я за Вас переживаю
и только лучшего желаю.
Но знаю, вызовы достойно,
с рассудком трезвым и спокойно
встречать открыто должен сам.
И говорю с любовью к Вам–
не может человек быть лишним,
его внимание излишним.
Неужто, думаете Вы,
после того, что было с нами,
(с недавней, скажете поры)
и соглашусь я, может, с Вами,
что я отрину прочь мечту
и снова серость предпочту,
в которой был до нашей встречи.
Любви и близости предтечи.
Уединённо, одиноко
я жил, не чувствуя того –
реликт, эндемик на плато;
не зная досуга иного,
как лишь домашние дела.
И в скуке вечной жизнь текла.
Гордился я своим хозяйством
и одиночества зазнайством.
Душа моя была спокойна,
уныла, как заупокойна,
и редкий всплеск её в груди,
не нарушал того пути,
которым шел неколебимо,
как оказалось, часто мимо.
И вот, как взрыв, знакомство с Вами.
Я откровенно Вам скажу,
на жизнь я из нова гляжу,
как обновлёнными глазами.
Ваш образ, милые черты,
пленили россыпью прелестной
и стала жизнь моя чудесной,
как поселил я в сердце Вас.
И ждал свиданий, пусть не частых,
Я говорю Вам без прикрас,
переживём мы дней ненастных–
послание судьбы суровой.
Вы снова будете здоровой.
Вернутся на круги своя
и долг, и радость, и семья.
Без Вас не мыслю жизни этой,
Вы были, есть моей Одеттой.
Любава в самый трудный час,
я не оставлю больше Вас.
Любви и дружбе верен я.
Молю, не отвергать меня!