Чудовища по усыпанным оспой алмазов мирового...

Ждешь, когда в твоих руках окажется петербурженка, жидовочка, для деяний непростительной жестокости.  И ты, издерганный страданиями способен думать не столько о самой встрече, сколько об утре после.  О первом утре, когда ничего не ждешь.  Утре после исполнения мечты.  И мысли об утрате становятся столь тягостны, что ты готов засунуть свою собственную голову в мартеновскую печь. 

Мой нацист, сначала я хотела написать тебе путеводитель по Берлину, но потом передумала.  Даже отъявленным психопатам необходим роздых.  Особенно, отъявленным психопатам.  Итак, читай, путеводитель по карибскому острову Святого Барта.  Евреи, как известно, славятся материальным благосостоянием – мне же, никогда не доводилось бывать в тех местах; на моем столе лежит журнал с иллюстрациями, приглашающими за баснословные деньги очутится на заморской территории Франции.   Сегодня, мы летим туда вдвоем.  На частном аэроплане, посадкой на полосе аэропорта Густав III.  И сегодня, моя любовь, исполняется ровно три месяца с нашествия разрушительного, свирепого урагана Ирмы.  Спустя каких-то нескольких недель, после прямого попадания гуляющего по океану чудовища по усыпанным оспой алмазов мирового плутократического богатства – гостиницам, дворцам миллиардеров, и водруженным на скалы павильонам прибрежных ресторанов.  Те дни, когда сотни спасательных машин работают по устранению повреждений, общей стоимостью в более миллиарда долларов для страховых компаний. Дни, когда владельцы недвижимости складывают свои поломанные яхты, как спички в спичечный коробок и рассказывают друг другу все о том же scariest noise, страшном шуме, что раздавался за баррикадами гостиничных номеров с приходом волны.  Время между прошлым и грядущим. 

Садись на мотоцикл.  Так легче.  На мне высокие джинсы, голый живот, и убранные за одно ухо волосы.  Подведенные стрелкой глаза.  Ты в черной майке.  Трогайся с места и дави по тормозам, когда попрошу.  Ты сидишь и рассеянно переворачиваешь страницы, но здесь мерцает от ветра воздух.  Я еще допишу, а пока…   

Вечер того же дня.  Мы на берегу.  Милый, я твой самый посредственный сонет.  Написанный обломком темно-красного, жженого кирпича на обвале стены.  Твои пальцы у меня во рту, ты сам, протолкнувшийся в стесненность, нет, в тесноту невозможности нежности.  Тебе расти с грохотом сердца.  Гибнуть в ласковом словесном бое.  Скрещивать мои запястья над головой.  А мне… всячески переоценивать твой талант.  Прости, я хочу тебя.

Сопоставляя
тебя со мной
записи с явью