Олеша Юрий Карлович
Сочинять стихи начал ещё в одесской гимназии. Затем учился в Одесском университете на юриста.
С молодыми литераторами Валентином Катаевым, Эдуардом Багрицким, Ильёй Ильфом образовал группу "Коллектив поэтов".
Работал журналистом в Харькове; пережил бурный роман с Серафимой Суок, но впоследствии женился на её сестре Ольге.
В 1922г. Олеша переезжает в Москву, публикует в газете "Гудок" фельетоны и стихи.
Тем временем Юрий Олеша пишет крупную прозаическую вещь - романтическую революционную сказку "Три толстяка"; роман о судьбах послереволюционной интеллигенции - "Зависть", ставший одним из лучших произведений 20-го столетия!
В 30-х годах Олеша разочаровывается в соцреализме, не вписывается в сталинскую литературу.
Ю.Олеша: "Просто та эстетика, которая является существом моего искусства, сейчас не нужна, даже враждебна - не против страны, а против банды установивших другую, подлую, антихудожественную эстетику".
С 1936г. по 1956г. произведения Олеши не переиздавались. Во время войны находился в Ашхабаде. Жилье после эвакуации он потерял; жил на квартире Казакевича. Денег не было. Просиживал в ресторане Дома литераторов за рюмкой водки.
Скончался в Москве 10 мая 1960г. от сердечного приступа. Похоронен на Новодевичьем кладбище.
Дневниковые записи Юрия Олеши "Ни дня без строчки" - блестящий образец автобиографии, размышлений об искусстве вышли в свет после ухода писателя в 1961году.
В СТЕПИ
В.Катаеву
Иду в степи под золотым закатом…
Как хорошо здесь! Весь простор – румян,
И все в огне, а по далеким хатам
Ползет, дымясь, сиреневый туман…
Темнеет быстро. Над сухим бурьяном
Взошла и стала бледная луна.
И закачалась в облаке багряном.
Все умерло. Бескрайность. Тишина.
А вдоль межи подсолнечника – астры…
Вдруг хрустнет сзади, будто чьи шаги,
Трещит сверчок, а запоздалый ястреб
В зеленом небе зачертил круги…
Легко идется без дневного зноя,
И пахнет все, а запахи остры…
Вдали табун, другой: идут в «ночное»,
И запылали в синеве костры…
1915, июль
Бульвар
Из цикла «Стихи об Одессе»
На небе догорели янтари,
И вечер лег на синие панели.
От сумерек, от гаснущей зари
Здесь все тона изящной акварели…
Как все красиво… Над листвой вдали
Театр в огнях на небе бледно-алом.
Музей весь синий. Сумерки прошли
Между колонн и реют над порталом…
Направо Дума. Целый ряд колонн
И цветники у безголосой пушки.
А дальше море, бледный небосклон
И в вышине окаменелый Пушкин…
Над морем умолкающий бульвар
Уходит вдаль зеленою дорогой.
А сбоку здания и серый тротуар,
И все вокруг недостижимо-строго.
Здесь тишина. И лестница в листве
Спускается к вечернему покою…
И строго все: и звезды в синеве,
И черный Дюк с простертою рукою.
Одесса, 1917
Пушкин
Моя душа – последний атом
Твоей души. Ты юн, как я,
Как Фауст, мудр. В плаще крылатом,
В смешном цилиндре – тень твоя!
О смуглый мальчик! Прост и славен
Взор, поднятый от школьных книг,
И вот дряхлеющий Державин
Склонил напудренный парик.
В степи, где плугом путь воловий
Чертила скифская рука, –
Звенела в песнях южной крови
Твоя славянская тоска.
И здесь, над морем ли, за кофе ль,
Мне грек считает янтари, –
Мне чудится арапский профиль
На фоне розовой зари, –
Когда я в бесконечной муке
Согреть слезами не могу
Твои слабеющие руки
На окровавленном снегу.
Одесса, 1918
По мукам
Пусть торжественны речи
О великих курганах,
Но измучены плечи,
Плечи в рубищах рваных…
О, прекрасные саги,
Славы долгая нега!
Мы ли эти варяги,
Мы ли дети Олега?
Немы древние книги
О прославленных битвах.
Громыхают вериги
У склоненных в молитвах…
Иль не это Россия
Перед грозною новью,
Эти степи глухие,
Орошенные кровью?
Что там грозные крики
О чужих пепелищах –
Никнут бледные лики
Исхудалых и нищих…
И расскажем мы внукам
Через годы лихие,
Как ходила по мукам
Вся в лохмотьях Россия…
Одесса, 1917
Свидетельство о публикации №119030308297