Кормилица. Уроки истории

(Выдержки из подлинного письма моей
мамочки Раковой Нины Кузьминичны)

                В середине апреля из школы пришёл внук Олежка и не раздеваясь сразу на кухню: "Бабушка, нам дали задание, у кого воевали родственники, подготовить о них рассказ к 9 Мая. У нас же все дедушки и бабушки были на войне? Правда? А я хочу рассказать о твоей маме. Ты мне поможешь?"
Ну вот, дождалась! Есть кому передать историю наших родителей, а там и он своим детям расскажет, без памяти прошлого нет и будущего:"Сначала разденься, вымой руки, покушай. А потом поговорим."
"А твой папа кем на войне был?" - не терпелось внуку.
"Танкистом"
"О! А я знаю марки танков. Почти всех!" - гордо заявил Олежка:"Я тоже..."
"Сначала поешь, потом поговорим" - прервала его бабушка.
Бабушка ушла в комнату, достала из шкафчика старое, уже пожелтевшее письмо, села на диван. Задумалась. Как быстро летят годы, вот и внуку уже буду рассказывать о войне, а раньше дочкам рассказывала. Бегут года, как вода в реке и не повернуть назад.
"Ну, бабуля, давай рассказывай. Я поел" - внук в ожидании уселся рядом с бабушкой.
"Ладно, слушай" - согласилась бабушка: "Зовут твою..." Замолчала. Ком подкатил к горлу, глаза наполнились слезами.
"Ты чего, бабушка?" - встревожился Олежка.
"Водички принеси" - не сразу, тихо попросила бабушка. Выпила. Посидела ещё минуту молча. Тяжело вспоминать, а надо:"Ну вот, слушай. Звали твою прабабушку Ракова Нина Кузьминична. Родилась она в Пятигорске. После школы окончила Грозненский пищевой техникум и устроилась работать технологом на наш хлебозавод. Занималась в аэроклубе. Да недолго, началась война. Было ей тогда всего 19 лет. Сразу пошла записываться добровольцем в Красную Армию. Но на фронт не взяли, тогда хлебозавод занимался заготовкой стратегических запасов продовольствия. Не сразу, но она всё-таки сумела настоять на своём, а дальше ускоренные курсы воздушного наблюдения в Новочеркасске и вот уже на фронте под Ростовом. Попала под бомбёжку и получила ранение. После госпиталя направили в 32 Гвардейскую дивизию 56 Армии. Определили её на кухню, поваром. А ей хоть бы кем, лишь бы быть на фронте, бить фашистов. Участвовала в знаменитой Керченско-Эльтигенской  десантной операции, в ходе которой в ночь на 3 ноября силами Азовской флотилии десант был высажен на восточное побережье Керченского полуострова и вел бои по захвату плацдарма.
А ты что, не будешь записывать в тетрадку? Не запомнишь ведь."
"Я запомнил, бабушка, запомнил. А в тетрадку я потом запишу. Ты ведь мне поможешь? Что там дальше было? Рассказывай, бабушка."
"Ладно, хорошо. Послушай, что твоя прабабушка мне об этом писала" -  она любовно разгладила пожелтевшие тетрадные странички.

                "Приказ:  передислокация. Поехали к морю. Вот оно, бездонное, безбрежное, голубое. Радость увиденного и страх перед ним - плавать не умею. Местность просматривается и простреливается, доберёмся ли до цели? Погрузились на катера, лошадки на прицепе с упряжью следуют за нами, так умно смотрят на нас. Оглушительный взрыв, соседний катер остался без трубы. Стало остывать тело - вода у подбородка, наш катер накренился на левый борт. Не хочется думать о смерти, но она рядом. Напротив сидит пожилой солдат, у него подёргиваются усы. Сколько продолжалась эта пытка (вечность?), вода стала ниже. Оказалось, водолазы отцепили наше судно от затонувшего ранее. И путь продолжили. Одежда промокла до нитки. Ватный бушлат стал тяжёлым, промок комсомольский билет. Лошадка одна заржала, видимо почуяла берег. Действительно, маяк. Разгрузились. Трудно в гору подниматься. Костёр в ущелье помог согреться.  Чуткость и взаимопомощь войск сказалась. Медсестра меня переодела в мужское бельё и обмундирование. Дала серую офицерскую шинель. А мокрый бушлат трое ребят растянули над костром, с него повалил пар."

                Замолчала. Представила весь этот пережитый ужас. Вновь нахлынули воспоминания. Как мамочка, инвалид войны, поднимала их с сестрой на мизерную пенсию, после гибели мужа. Обе получили музыкальное образование. Только сейчас начинаешь понимать, как ей было тяжело. Полноценно работать не могла, мешала так и незаживающая рана на ноге, полученная под Ростовом. Лёжа вязала сетки-авоськи. И никогда не жаловалась, и не сдавалась. Как тогда под Керчью, когда открылась рана на ноге. Могла комиссоваться или в тыл уехать. Ведь предлагали. Но нет... только на передовую. Кормить своих "птенчиков". Внук ждал, он понял состояние бабушки и не торопил её. Потом тихонько встал и принёс воды. Бабушка благодарно поцеловала его в макушку. Выпила, посидела ещё немного. Глаза просохли и она продолжила читать письмо матери:

                "На меня можно было навьючить многое: термос со вкусной кашей с мясом, вещевой мешок с добавочными пайками, компотик и водочку. Компотик был кислый,из лесных яблочек, и я добавляла из пайков сахарку. Радостно, что солдатики попили сладенького.
Чтобы добраться до десантников - защитников берега, вырывших норки, слепленные из глины и морской соли, надо было идти по над берегом 2-3 километра. Выше - простреливается дорога, ниже - высокая волна, может утопить. Я падала между камнями, пережидала. Захлестнула, облизала волна, опять с обмундирования течёт, бежать надо быстрее, чтобы согреться, и ещё покормить "птенцов" в норках. Встречали меня как бога, скрестив руки на груди, но молча - на голос может отозваться смертельным выстрелом фашист.
Обратный путь легче - комсомольский долг выполнен. Не так страшны трупы ребят, качающиеся на волнах, приходится перешагивать, а то и падать на них в очередной прилив. Страшно, что к такому привыкаешь.
Как трудно было возвращать потерянный берег Крыма. Сколько жизней унесло. Я ходила по минам и всё не подрывалась. А когда вошла "Катюша", то взлетела на воздух. Выяснилось, мины ждали тяжёлую технику.
Сегодня волна была высокая. Я так промокла, пальцы не владели. Силы оставили. Жена старшины, военврач, приказала положить в медсанбат. Трое суток, говорят, спала. Разбудят, покормят - и снова глубокий сон. На четвёртые сутки - тоска по своим "птенчикам". Вышла взглянуть на звёзды крымского неба. Тонкой струйкой шёл дымок, откуда-то из-под земли доносился звук баяна. Стремглав помчалась на звуки песни. Среди крымского поля был полигон артиллерии: уже переправили с большой земли пушки. Боевой расчёт отдыхал в землянке. Заглянула. В стене вырыта норка, в которой горят щепочки, сохнут портянки. Весь расчёт отдыхает, а один играет, склонив молоденькую голову набок. И так ладненько поёт. Заворожённо слушала, а непрошеные слёзы лились по щекам на воротник гимнастёрки. "Кто сказал, что петь не надо песен на войне? Ведь песня там нужна вдвойне!"

                Слеза упала на листки. Олежек забрал письмо, смахнул с него слезу и бережно отложил в сторону. Обнял бабушку. Ему и самому хотелось плакать. Было жалко и бабушку, и прабабушку, и "птенчиков". Это не в войнушку на улице с мальчишками играть. Долго сидели молча, обнявшись.
"Ты будешь помнить?" - тихо спросила бабушка.
"Да, бабушка. Я всё, всё запомнил. Я буду помнить это всегда" - также тихо ответил внук: "А почему ты говорила, что ты Зернова, а прабабушка Ракова?"
"Так это после замужества она взяла фамилию моего папы. А до этого она была Ракова. Это знаменитая фамилия. С этой фамилией очень много героев. Очень много. И моя мама не посрамила её. За те бои под Керчью ей дали орден Красной Звезды. Его не всем дают, только героям".
Они ещё долго сидели обнявшись.

Надежда Зернова