Смятение Иуды...

      Он упорно брёл по пустыне, без видимой на то цели. Солнце нещадно палило непокрытую голову. Красивые черты лица то и дело перекашивались от непрерывного внутреннего диалога с собой. Мозг не мог вместить внезапно открывшейся ему, страшной реальности.  Ему просто необходимо было всё обдумать, взвесить все "за" и "против"... Хотя, что тут можно было обдумывать, если ТАМ, в Вечности, за него уже давно всё было решено. Сознание свербил один и тот же вопрос: Почему Он? Почему именно Он? Для чего он годами, отказавшись от всех радостей жизни, отдавал себя изучению языков и звёздных наук? К тридцати годам, кроме арамейского, он мог свободно говорить, на греческом, в совершенстве владел латынью, разбирался в финансовых вопросах. Разве не эта врождённая интеллигентность сделала его первым другом Равви, который безропотно доверил ему казну, а также тёплыми, звёздными вечерами потихоньку раскрывал все тайны Царства Божьего, поведывая ему одному то, что другие ученики, шлёпающие следом за Равви из селения в селение, в силу своей ограниченности, просто не смогли бы понять? Что он делал столько времени, среди этой необразованной толпы трусов? Он был уверен, что при определённых обстоятельствах, каждый из них, не задумываясь, предал бы своего Учителя.
      Учитель... Равви... Молодой человек, с проницательными оливковыми глазами, умеющий каждым своим словом заворожить толпу. Он готов был положить за Него жизнь, но то о чем Учитель просит, Он не сделает! А если всё-таки сделает... Он ясно представил , как его, сегодня обычное, неприметное имя, в тясячелетиях будет ассоциироаться с предательством. Новорождённых запретят называть этим именем. Разве он всё это заслужил? Он, учёный-интеллигент, с кудрявыми, иссиня чёрными волосами, атлетическим торсом, жгуче красивый и не по годам умный. Его ждало большое будущее. Слёзы скатывались тонкой струйкой на песок, который захватывал их в свои предательские воронки.
      Вторые сутки у него не было ни крошки во рту. Сознание взрывали отрывочные фразы, которые выкрикивал ему вслед Учитель: "У каждого свой путь", "Не тебе и не мне решать", "Так нам надлежит исполнить всякую правду", "То, что делаешь, делай быстрее".
      - Весь сценарий давно написан Отцом Небесным. Разве ты не помнишь, Иуда? Ты правда совсем ничего не помнишь? Иоанн, Я и ты. Нас отправили всех вместе. Ты тогда против своей роли не возражал, ты принял это. Клянусь, не Я тебя избрал, но Отец нас пославший!
      Он не помнил... Он действительно ничего не помнил.
      Солнце начинало садиться за вершины гор. Иуде хотелось умереть прямо здесь и сейчас, но он точно знал, ему не позволят этого сделать, поэтому медленно поднявшись, он побрёл назад.  Одна ночь. Ещё одну ночь ему дали прожить честным человеком, а завтра... завтра всё закончится.
      - Сделай так, чтобы меня нашли - выкрикнул ему вслед учитель, когда он, сломя голову, пытался убежать от, заставшей его врасплох, реальности.
      Но ведь за Гефсиманией простирается необьятная гористо-овражистая пустыня, где много пещер, в которых можно затеряться. Разве не возникнет вопрос у потомков: Почему Учитель не воспользовался этим и не убежал? А если уж так хотелось быть пойманным, то почему Он сам не мог напороться на стражу? Почему между ним и синедрионом непременно должен был встать посредник, предатель, чьё имя будет втоптано в грязь?  И почему, впоследствии, имея железную логику, Он не сможет доказать свою правоту синедриону? Десятки вопросов оставались без ответа...
      Иуда провалился в глубокий сон, мечтая о том, чтобы не проснуться. Но утро, а потом и вечер, поменявший ход истории не заставили себя долго ждать. Ему всего то надо было, что поцеловать Равви на глазах стражников, указав тем самым, кого они должны были арестовать. И он сделал это, крепко обняв Учителя в последний раз и, нежно прижавшись к Его груди, дрожащим голосом прошептал: Равви, я сделал то, о чём ты просил... Иди дальше по своему пути, а мой на этом завершён. Здесь мы расстаёмся и уже никогда не встретимся. Прощай...
      Узелок с деньгами, который кинул ему один из стражников, больно обжёг руки, содержимое его посыпалось на землю. Иуда, переступив через него, побрёл в вечное забвение, в ненависть, в пропасть, где неприкаянная его душа должна будет вечно скитаться между живыми и мёртвыми. Побрёл, зная, что никогда ему уже не суждено увидеть Царствие Божие, о котором он ещё вчера, подражая своему Учителю, рассказывал людям, призывая их к Вере и Надежде на светлое будущее.