Генбор

Юность щедра на любовь и дружбу, как весна на первоцветы!
Я до сих пор тоскую по друзьям студенческих лет,
как зимой по весне, а учился я в Харькове, первой столице
злобной к нам ныне Украины...

Геннадий Борисович Громов
закончил Таджикский государственный медицинский институт в Душанбе 1976 году,
так что в студенческие годы мы с ним не пересекались,
а встретились впервые на леднике Фортамбек (4000 метров над уровнем моря) в высокогорной экспедиции.

Эдельвейсы цветут там на пике лета под ногами альпинистов.
Это базовый легерь. Альпинисты поднимаются сначала на Памирское фирновое плато (6000 метров),
а потом на пик Коммунизма (7495 метров) или покоряют другую вершину...

Надо сказать, что на высоте Фортамбека для дыхания уже не хватает
трети кислорода, а на Фирновом плато — две трети. Изучать человека и
животных в таких экстремальных условиях – чем не романтика для молодых учёных,
но Гена не поддавался соблазнам, хотел оставаться хирургом и врачём.
Он и был врачём экспедиции, а я был в группе физиологических исследований.
Так уж случилось, что мы оказались в общей палатке на двоих и подружились.

В экспедиции было много харизматиков: вот Евген Васильев, вот Эжен,
поющие под гитару до ужаса смешные песни, поглаживали свои смолистые бороды,
ведь в экспедициях не принято бриться, так как любая царапина не заживает на такой высоте месяцами,
а Гена был всегда чисто выбрит.  Как и где он это делал даже не могу вспомнить.

В базовом лагере было много известнейших личностей: Владимир Машков, Снежный барс,
покоривший все семитысячники страны; Виктор Белкин, доктор наук, научный руководитель лаборатории;
гостивший у нас Рэм Хохлов, вице-президент Академии наук СССР, но Машкова звали Машковым,
Белкина – Белкиным, и только к Громову прицепился напрочь уважительный позывной Генбор
 (от Геннадия Борисовича).

А позывной должен быть коротким и чётким, отражающим суть, ведь в горах 
бывают и экстремальные ситуации.

Спускаемся мы как-то с Евгеном Васильевым, Толей Сарычевым и Генбором
с Фирнового плато на Фортамбек, уже прошли самые сложные участки и уже вышли
на так называемую запятую, обращенную к небу (а я немного отставал от ребят, любуясь облаками)
как вдруг слышу:

— Чемодан!..

Оборачиваюсь. Прямо на меня летит огромная каменная глыба.
Она ударяется о лёд и закручивается ещё быстрее, потом как бы зависает
в воздухе и снова ударяется о лёд склона. И летит прямо на меня,
не сворачивая.

Я ухватился за шнур страховки и подумал только, что попробую прыгнуть —
вправо или влево.

И вдруг сознание выхватывает как в замедленном кадре,
что метров за десять-пятнадцать глыба ударяется ещё один раз,
раскалывается на две части и как огромные "бильярдные шары" летит
слева и справо от меня, а в моё лицо бьёт мелкая россыпь льда...

Не успел я испугаться, было не до этого, бегу вприпрыжку к ребятам
и вижу их совершенно белые лица: видимо, им привидилась уже моя смерть...

— Бог нас миловал! — сказал Генбор и был прав: на этот раз — всех нас!

Надо сказать, что Генбор был в экспедиции не очень заметным, но всегда
оказывался в нужном месте и в нужное время, с нужными инструментами и медикаментами,
когда возникала необходимость во враче.

Генбор считал меня своим другом, знал что мне можно доверить
самое сокровенное. Я бывал у него дома в рабочем кабинете-библиотеке,
мне было позволительно листать толстенные научные тома на русском,
немецком и других языках, и я видел, что эти книги прочитаны
(да-да, в то время молодые учёные ещё читали книги).

Генбор по воскресениям часто захаживал ко мне со своим сынишком,
который с удовольствием катался на трехколёсном велосипеде с моей доченькой
(как только это им удавалось!)...

Он приносил мне свою кандидатскую диссертацию ещё до публикации,
чтобы узнать моё мнение. Мне показалось удивительным, с какой скорпулёзностью
он анализирует различные случаи с раковыми заболеваниями и какая у него изумительная статистика,
 из которой закономерно вырастаю научные выводы.

Хирургов нельзя не уважать — они делают дело!..

Нашу идилию в Душанбе нарушили неожиданные Февральские события
1991 года, когда воры в законе спелись с партийными отщепенцами, и решили что настало время
поделить между собой "общак", общенародную собственность положить в свои карманы.
Вместе с ними повылазили, словно тараканы из всех щелей, всевозможные нацики,
и тут для всех русских прозвучал лозунг "базар — вокзал"!

Вскоре разгорелась в Таджикистане гражданская война, Геннадия Громова как хирурга
призвали в армию, и он участвовал в ужасных боевых операциях
в родных ущелиях в направлении Гарма и Джиргаталя, откуда и вылетали мы всегда
на вертолёте в нашу высокогорную экспедицию.

Он приходил потом ко мне ужасно надломленный. Нет ничего страшнее гражданской войны,
когда брат убивает брата...

Деньги в это время превратились в бумажки, невозможно было продать ни квартиру,
 ни музыкальную аппаратуру...

Как ему удалось перебраться в Россию, стать профессором Орловского государственного университета,
ума не приложу. Впрочем хирурги и врачи от Бога нужны везде и врачи-онкологи тоже!

Листая интернет, я столкнулся и с его запатентованным изобретением —
медицинским приспособлением, предназначеным для биопсии опухолей мягких тканей.

А вот один из откликов его учеников.   Врач-гематолог, аллерголог-иммунолог Иван Владимирович Фисюн:

— Мой учитель в Орловском медицинском институте — профессор Геннадий Борисович Громов —
говорил очень умные слова: «Всё хорошее — от папы, всё плохое — от матери-природы»...
В детской онкологии наследственность имеет минимальное значение, случаи,
когда болезнь передаётся из поколения в поколение, очень редки.
У детей чаще всего опухоли врождённые, а не наследственные, что не одно и то же.
К сожалению, пока ребёнок находится в утробе матери, нельзя никаким методом увидеть,
есть в организме плода злокачественные клетки или нет...

О том, что эта коварная болезнь отняла у нас замечательного учёного-врача и хирурга,
моего давнего друга, я узнал с прискорбием. Помянем Генбора 5 марта, когда исполнится сорок дней его ухода от нас!..