Опасное время волшебства, или Как девочкина мама..

ОПАСНОЕ ВРЕМЯ ВОЛШЕБСТВА, ИЛИ КАК ДЕВОЧКИНА МАМА БЫЛА ЭДИТОЙ ПЬЕХОЙ

Новый год – время убранной звёздами, шарами и мигающими гирляндами пахучей ёлки до самого потолка и подарков под ней. И живёшь ты целый год в ожидании этой красавицы, а год ползёт старой черепахой и всё никак не кончается, а однажды вечером ты выходишь на балкон и видишь перехваченную верёвкой морозную ёлку, а связана она, чтобы ветки не ломались и хвоя не сыпалась. И почему-то именно под Новый год происходят самые невероятные вещи. В эти дни ты сам не свой и готов верить, что форточку распахивает не сквозняк, а добрая фея, что в дверь звонит не соседка, а Дед Мороз, ну и что с работы приходит не мама, а… Эдита Пьеха. Время волшебства быстротечно, и нельзя терять ни минутки! Надо заранее выбрать себе роль у нарядной ёлки и показаться во всей красе: сшить костюм или платье и выучить танец, стишок или песенку. Одним словом, лучший экспромт – это хорошо подготовленный экспромт. Девочкина мама так и сделала: она целый месяц шила у Марии Кузьминичны платье и уже готовое никому не показывала, чтобы не испортить экспромт. И когда на своём новогоднем утреннике девочкина мама в каштановых, завитых парикмахершей, локонах, духах с цветочным ароматом, красной помаде и алом лаке, в изящных лодочках с узкими острыми носиками, в платье в пол зелёного цвета в крупные красные тюльпаны и с атласным чокером на шее с акцентом заграничной гостьи вдруг запела:

На тебе сошёлся клином белый свет,
На тебе сошёлся клином белый свет,
На тебе сошёлся клином белый свет,
Но пропал за поворотом санный след…

все были сражены наповал её манерами и элегантностью, а мужчины тут же выстроились в длинную очередь, чтобы поцеловать ей руку, ведь каждый был уверен, что певица поёт только для него. А самый большой начальник сказал: «Завтра, товарищ Пьеха, у Вас выходной», совершенно забыв, что назавтра выходной был у всех, и даже вызвал для неё такси, которое благополучно доставило чужую красивую тётю до её родного подъезда. Видимо, время волшебства ещё не кончилось, и девочкина мама по-прежнему оставалась Эдитой Пьехой. Дома она встала у новогодней ёлки и запела для девочкиного папы:

В этом мире, в этом городе,
Там, где улицы грустят о лете,
Ходит где-то самый умный, самый гордый,
Самый лучший человек на свете…

Девочкин папа как-то немного растерялся и даже перестал улыбаться. «Что значит «ходит», когда я сижу на диване?» – думал про себя он. Разумеется, он думал про себя, а про кого же он должен был думать?.. А певица ещё с большим акцентом запела снова:

Вновь зима в лицо мне вьюгой дунула,
И навстречу ветру я кричу:
Если я тебя придумала,
Стань таким, как я хочу…

«Как это «придумала»? – всё больше недоумевал девочкин папа. – Как можно придумать живёхонького человека?» И для пущей убедительности он даже очень больно ущипнул себя за нос – папа ойкнул, нос покраснел. «Ну, конечно, он самый живой и настоящий!.. И что значит «стань таким, как я хочу»? Каким это таким? И что такое «хочу»? Да мало ли кто что хочет!..» А чужая красивая тётя у ёлки продолжала:

Знаю, скоро в этом городе
Непременно встречусь в день желанный
С самым умным, самым сильным, самым гордым,
Самым ласковым и самым славным…

Тут девочкиному папе сделалось совсем плохо, он стал белым, как простыня, и безвольно склонил голову на свою волосатую грудь. И его можно было понять: с глупой уверенностью, что ты «самый-самый», живётся уютней. «Непременно встречусь в день желанный… – львиными лапами нещадно рвал себя на куски девочкин папа. – Знать бы ещё это злосчастное число…» Наверно, у него всё это было написано прямо на лбу – и очень большими буквами! – потому что чужая красивая тётя, сменив тональность, запела другую песню:

Только мы с тобой одни на целом свете,
Только нам светло и ночью без огня,
И горят, горят для нас одних рассветы,
Лишь потому что я люблю,
И так отчаянно люблю,
Что без тебя я не могу прожить и дня.
Верь, что я люблю тебя и вижу я твои глаза,
Читаю в них, что любишь ты меня…

Девочкиного папу было просто не узнать: он расцвёл большим красным тюльпаном, точно таким, как на платье певицы. «Тюльпан» вскочил с дивана и заплясал вокруг чужой красивой тёти, а потом, вдруг осмелясь, пригласил её на танец. Они летали по комнате, почти у самой люстры, и смеялись всяким пустякам, и как-то так особенно светились, как светятся влюблённые или счастливые, и девочка ушла к себе, потому что нехорошо подглядывать за чужим счастьем. Она тоже знает песни Эдиты Пьехи, а больше всех ей нравится вот эта… и девочка запела:

Где-то есть город тихий, как сон,
Пылью тягучей по грудь занесён,
В медленной речке вода, как стекло,
Где-то есть город, в котором тепло,
Наше далёкое детство там прошло…

 – Певица растёт! – засмеялся девочкин папа, нарисовавшись в дверном проёме. А чужая красивая тётя ничего не сказала. Она накинула простодушный голубенький халатик поверх своего тюльпанового платья, одним движением стёрла яркие губы и сразу стала девочкиной мамой. И девочка заплакала. А почему и сама не знала: или оттого, что песня грустная, или от страха потерять маму. А мама села рядом, обняла за плечи и запела своим высоким красивым голосом, каким пела всегда:

Лей, лей, дождик, веселей,
Пой, пой песню, соловей.
Всё в этом мире очень интересно.
Летит в небе самолёт,
Сидит на асфальте кот,
И никому на нашей улице не тесно.
На большой планете
Людям слёзы не нужны.
Все, все – взрослые и дети –
Взяться за руки должны…

«А всё это опасное время волшебства… – вертелось в девочкиной голове. – Скорей бы оно кончилось…»



Фотография: Эдита Пьеха