Эффективность неравномерности

Это началось с того, что ко мне приехал иностранец.

Не скрою, я был польщён.

Чёрт бы побрал это наше низкопоклонство перед Западом, но никуда от него не денешься!

Скрываем его, делаем вид, надуваем щёки, но низко кланяемся в душе.

Я-то конечно даже бровью не повёл, и мы сели разговаривать.

Иностранец был настоящий.

Австралиец,  много лет работавший на шахтах в Англии, а после реформы Тэтчер – на карьерах в Канаде.

Ни слова по-русски он не знал.

За пять лет до нашей встречи Джеймсу поручили вести украинские дела его фирмы.

Украинские дела фирмы Джеймса были плачевными. С точки зрения Джеймса.
 
С моей – катастрофическими.

Я очень удивился, когда то ли канадцы, то ли британцы купили заброшенную шахту по соседству с нашей.

Потому что знал, какой там уголь и условия добычи.

Удивился и забыл о них. Через пару лет мне попалась карта Острова сокровищ.

Некий полусумасшедший геолог за много лет исходил за свой счёт и мелкие подачки университета весь Донецкий Кряж и нанёс на карту выходы редкоземельных металлов, золота, кимберлита и всякого такого.

Карта досталась по наследству вдове геолога.

Эту карту много раз продавали, меняли на иномарки, вагоны с углём, а когда началась война, за карту просили сначала танк с полным боекомплектом, а позднее – автомат Калашникова.

Я карту видел!

Через дорогу от меня жил местный учёный, знавший геолога. Я спросил о карте.
Ученый подтвердил, что карта существует.

Я попросил глянуть только окрестности нашей шахты и увидел то, о чём ходили слухи, иногда попадавшие в газеты – золото.

Вокруг нашей шахты было золото!

В английской шахте оно тоже было.

Ещё там был германий и бесценный скандий – металл легче алюминия и прочнее стали.
Скандий это металл 21-го века.

Теннисная ракетка из скандия для чемпиона стоит десятки тысяч долларов.

В мире производят 3 тонны скандия в год. В английской шахте было 100 тонн.

В нашей шахте не было ничего. Даже угля.

Стволы двух шахт находятся на расстоянии 300 метров друг от друга, но у них густо, а у нас пусто.

В этом, кстати, нет ничего удивительного.

Вас же не удивляет, если писатель живёт на втором этаже, а пьяница, не связавший двух слов за свою  жизнь – на третьем, всего в трёх метрах от него.

И стучит, и стучит с утра до вечера писателю на голову, и дебоширит по ночам.

В природе всё залегает неравномерно и неэффективно.

И золото, и скандий, и человеческий разум.

Деньги, кстати, тоже.

У учёного не было шахты, а у меня была. В ней, правда, ничего не было, но вокруг было.

Ну, вы поняли, короче.

В общем, карту я увидел, сообразил, зачем шахта нужна англичанам, прикинул, что для производства скандия нужна печь с температурой 3000 градусов, которая стоит сотни миллионов, а разогрев печи – десятки миллионов и снова забыл…

Джеймсу было лет 60. Невысокий, сухой, подвижный, смуглый, но европеец и джентльмен.

С ним было два переводчика.

Один переводил технические термины, а вторая – экономические.

Джеймс сказал, что знает о моей фирме. Хвалил. Потом предложил купить нашу шахту.

Он не скрывал, что им нужна промышленная площадка и лицензия, которая у нас была.

Фирма Джеймса купила свою шахту без лицензии и не смогла за пять лет её получить.

Дело в том, что согласно британскому праву владелец недр всегда государство, а владение шахтой означает автоматическое право на добычу, то есть – лицензию.

Революционный лозунг Фабрики рабочим ничтожен, потому что недра (первичное сырьё) всегда принадлежат государству – вопрос только в налоговой системе и в том, кто и как назначает директора.

Точнее вопрос в том, какие законы действуют в стране относительно производства товаров.

А ещё точнее, вопрос в том, насколько эффективно и равномерно во времени и в пространстве применяются эти, пусть даже плохие, законы.

Эффективность и равномерность очень важные и сложносоставные понятия, суть которых я пытаюсь здесь очертить.

Дело в том, что мы не умеем непосредственно измерять эффективность.

Измерение эффективности самым приблизительным способом возможно исключительно только через измерение равномерности и никак иначе.

Эта невозможность до такой степени заколебала (не побоюсь этого слова в контексте неравномерности), что одно время слово эффективность избегали употреблять и вообще о ней не говорили.

Но об этом ниже…

Британское право завоевало весь мир – никакого другого права в области добычи полезных ископаемых не существует, но у нас британское право прижилось в несколько причудливом виде.

Например, в Зимбабве, совершенно дикой стране, где 90% населения больно СПИД и за последние 100 лет было пять революций, есть шахта, право владения, которой выдано в 1915 году на 150 лет.

Никому и в голову не придёт подвергать сомнению документы, выданные колониальной администрацией, которую свергли чёрные рабы.

Для чего шахтёры-банту свергли власть англичан, спрашивается?

Чтобы белый хозяин платил им справедливую зарплату, а налоги – их государству-бантустану.

Глядя на экономические успехи Зимбабве, нельзя сказать, чтобы это удалось в полной мере, наоборот.

Иногда мне кажется, что экспроприация экспроприаторов эффективнее – она позволяет под коммунистическими лозунгами ещё меньше платить шахтёрам и сильно увеличить налоги…

Итак, после покупки шахты получение лицензии есть формальность везде, но не у нас.

Джеймс трижды подавал документы на лицензию и каждый раз ему отвечали: «Приезжайте через три месяца».

Через три месяца, по словам Джеймса в тех же кабинетах его встречали новые чиновники, которые говорили, что его документы потерялись и их нужно подать заново.

Англичане не знали, что лицензии у нас продаются на местном базаре.

Между рыбным павильоном и рядами с китайской  контрабандой  есть небольшой мебельный салон, который крышует Вадик Латыш.

Директор и единственный продавец легко свяжет вас с Вадиком, но нельзя платить вперёд.

Без денег лицензию, которая стоит миллион, тоже не дадут.

Нужно дать вперёд сто тысяч, а оставшиеся девятьсот показать Вадику и сфотографировать их вместе.

Фотографию нужно разорвать на две части – на одной деньги, на другой Вадик.

Человеку, который придёт с рваной фотографией Вадика нужно отдать триста тысяч.

Но знание этих особенностей правоприменения в наших степях британских законов были бесполезны и даже губительны для фирмы Джеймса.

И вот почему.

Наша налоговая система вполне соответствует мировым стандартам, но особенности её применения в наших степях превращают прибыльный бизнес в убыточный, если не использовать так называемые налоговые ямы.

Налоговые ямы или фирмы-однодневки это исключительно наш феномен.

Суть феномена в том, что фирма платит налог не государству, а яме.

Вместо больших налогов, которые положены государству по закону, ты платишь половину налогов яме как будто за услуги и таким образом выживаешь.

Проблема в том, что такая деятельность является законной только до того момента пока она не объявлена незаконной задним числом в результате проверки.

Проверяют не твою фирму, а налоговую яму, но в отношении твоей фирмы применяется принцип солидарной ответственности, который противоречит закону.

Это противоречие суд обходит благодаря понятию выгодоприобретения.

Предположим, что вы купили ворованный автомобиль у неустановленного лица.

Украли не вы, но вы выгодоприобретатель ворованной вещи.

Автомобиль нашли и конфисковали у вас, а деньги вы вправе требовать у неустановленного лица.

Для того чтобы избежать применения принципа солидарной ответственности нужно судиться с государством.

Рядом с мебельным салоном, где продают лицензии, есть обувной магазин Миши Заики, а дальше Шторы и гардины, где торгует Серёга Шепелявый.

Миша даёт реквизиты налоговых ям, а Серёга обеспечивает судебный процесс.
Вперёд давать деньги нельзя.

Для безопасности фирмы-лицензиата от степного британского права нужно иметь ещё три фирмы прокладки, куда назначаются директора-камикадзе.

Камикадзе это не грузинская фамилия, а специальность, но среди камикадзе немало грузин.

Директора-камикадзе бывают двух типов – ответственные и безответственные.

Ответственные могут в силу своих умственных способностей представлять фирму в суде, а безответственные в ту же силу – нет.

Зато они могут в любой момент переехать жить в Приднестровье или на Кавказ, откуда выдачи тоже нет.

Без всего этого можно обойтись, если платить налоги в полном объёме, но только в том случае, если твой уголь залегает близко к поверхности, а его качество выше среднего.

Другими словами если ты не сумел выиграть в лотерею с природой, тебе придётся играть в лотерею с государством.

Шахта Джеймса была глубокой, а уголь низкого качества.

Всё это, но гораздо подробнее я пытался объяснить Джеймсу и понял в тот день одну важную для себя вещь.

Джеймс не зря возил с собой двух переводчиков, но такой способ понимания оказался бесполезным.

Представьте, я говорю всё то, что написано выше. Говорю медленно, по одной фразе.

Переводчики решают, какая это фраза – техническая или экономическая и переводят по очереди каждый своё.

Моя речь разделяется на два параллельных потока, дешифруется разными кодами и поступает Джеймсу из двух разных источников.

Никогда прежде я не задумывался о том, что информация, которой я обладаю, никоим образом не квалифицирована по отраслям знаний.

Во время учёбы в университете я получал информацию по разделам, но в дальнейшем всё, что я знаю, срослось во мне в некое подобие горной массы, где есть уголь, золото, скандий и порода, но для извлечения чего-то конкретного необходима температура в 3000 градусов, которая уничтожит единство, разложив его по ячейкам таблицы Менделеева.

Нам с Джеймсом нужен был переводчик, знающий русский язык, так как знаю его я, а английский язык так, как знает его Джеймс.

Не так же ХОРОШО, а так же ПЛОХО, потому что ничего хорошего во всём этом нет.

Джеймс тоже это понял. Мы посмотрели друг другу в глаза и обменялись мыслями на этот счёт.

Оказалось, что переводчиков нужной квалификации не существует в природе.

Если англичанин живёт у нас, женится на нашей женщине, воспитывает детей, занимается у нас бизнесом, то через десять лет он всё это понимает – я встречал таких – понимает, но уже не может объяснить.

Переводчик это не я и не Джеймс, не тот, кто может быть одновременно мной или Джеймсом, а тот, кто может эффективно и равномерно превращаться в процессе перевода из меня в Джеймса и обратно.

Осознав, что таких людей природа не создаёт, я в тот день решил, что должен знать английский язык также плохо, как я знаю русский.

Эта задача оказалась необыкновенно трудной и интересной.

Без малого десять лет я пытаюсь её решить, но проблема в том, что задача динамична – мой русский язык ещё недостаточно плох, хотя ухудшается под влиянием среды, особенно – войны и кризиса.

Низкую эффективность процесса ухудшения я пытаюсь компенсировать высокой равномерностью – занимаюсь каждый день.

Любой язык, иностранный или родной это безбрежный океан, который плещется у твоих ног – он волнуется, бурлит, накатывает волнами, штормит или ласково затихает.

Вначале ты заходишь по колено и в страхе отступаешь, не представляя, как сможешь плыть.

Ты ложишься на воду, тонешь, выныриваешь.

Постепенно плаваешь вдоль берега и однажды выходишь на простор.

Твоя цель большой дальний остров, но чтобы добраться до него нужно грести ровно и дышать ритмично.

Никто в этом не поможет тебе.

Любой учитель, педагог, инструктор или переводчик может лишь только бросить тебе спасательный круг, взять временно к себе на борт, ты не утонешь, но грести за тебя никто не может.

Осознать свой новый путь в полной мере мне помог давний случай.

Тридцать лет назад на пятом курсе Днепропетровского института оказалось, что я полностью пропустил лекции профессора Ющенко, которому мне предстояло сдать экзамен по одному из разделов транспортной науки.

Название раздела я забыл, а причину пропуска помню.

Я занимался полевыми исследованиями – ездил на заводы Донбасса и собирал данные для докторской диссертации руководителя моего диплома.

Профессор Ющенко был светилом в нашей области, а сдать экзамен светилу плёвое дело – нужно знать его труды.

Половину дела я сделал – пробежался по темам статей профессора Ющенко.

Главным научным вкладом профессора Ющенко была формулировка принципов устойчивости транспортной системы.

Принципов Ющенко было двенадцать.

Третий принцип Ющенко гласил: «Для устойчивости транспортной системы интенсивность входного потока не должна превышать интенсивности выходного потока транспортных единиц».

Другими словами, если вы получаете зарплату два раза в месяц, а ваша жена тратит деньги ежедневно, то лучше выдавать деньги жене не все сразу, а небольшими частыми порциями.

Равномерностью можно сгладить неэффективность.

Вообще все принципы устойчивости Ющенко сводились к простым правилам семейной жизни – зарабатывать больше, чем тратишь или всегда знать, сколько у тебя денег, планировать расходы.

Возрастные студенты, пришедшие с производства за дипломами, а не за знаниями похохатывали над принципами.

По отдельности эти принципы выглядели наивно и даже глупо, но в совокупности они каким-то образом давали представление об устойчивости системы.

Кроме того в одной из своих ранних монографий профессор Ющенко сравнил транспорт с кровеносной системой страны.

Во время доклада в Москве это сравнение понравилось Кагановичу, и с тех пор Ющенко 50 лет был бессменным членом коллегии Министерства Путей Сообщения СССР.

Повторение этой метафоры на экзамене видимо возвращало Ющенко во времена его научной молодости и при ответе на любой вопрос любого билета гарантировало тройку любому студенту.

Повторение метафоры дважды или трижды не снижало оценку.

Ющенко было за 80, он носил огромные очки и слуховой аппарат, наклоняясь ухом к самому рту студента.

Обо всём этом знали все – статистическая достоверность – но был один нюанс, который я упустил, не поговорив с дипломниками Ющенко.

Незадолго до моего экзамена профессор Ющенко затеял научный спор в журнале, где выступил за исключение понятия эффективности из научного оборота.

Данный спор уходит корнями в глубокое прошлое нашей цивилизации, к самым её основаниям из Древнегреческой философии и сводится к дискуссии между позитивизмом и субъективизмом.

«Транспорт можно сравнить с кровеносной системой нашей страны», – начал я доклад по первому вопросу своего билета.

Голова профессора Ющенко, опёршись на руку, посапывала где-то вдалеке.

Из-за упора подбородка на ладонь шея профессора Ющенко изогнулась немного вверх.
 
Его очки смотрели в верхний угол аудитории, а слуховой аппарат находился значительно выше моего рта.

«Эффективность транспортной системы,  – продолжил я, – напрямую зависит…».

Ющенко вздрогнул и навис надо мной: «Что вы понимаете под эффективностью?», – спросил он сурово, с нажимом, но без агрессии.

В те годы я употреблял слово эффективность с той же частотой и смыслом, с какими инженеры в технических отделах заводов Донбасса употребляли слово бля – для связки других слов.

Я растерялся и стал нести наукообразную чушь: «Вероятно эффективность это отношение результата и усилий по его достижению, продукта и затрат...», – но начал мямлить и сбился.

«Вероятно, – повторил за мной Ющенко осуждающе, – а нас с вами не должна устраивать вероятность, нам необходима детерминированность».

«Давайте мы с вами договоримся не использовать понятия, значения которых пока не установлены наукой», – предложил Ющенко.

Договориться со мной в подобной ситуации было проще простого, и я немедленно согласился безо всяких условий со своей стороны.

Ющенко задремал, а я продолжил докладывать по билету, но увлёкся.

«В целях повышения эффективности…», – я поперхнулся и остановился, но было поздно.

Профессор Ющенко подпрыгнул на стуле и рухнул на мой билет, его ладонь накрыла ударом гору зачёток на столе. Зачётки рассыпались.

«Какая группа сдаёт?, – прогремел он, – до вас сдавал здесь один со своей эффективностью, теперь вы заладили эффективность», – Ющенко обратился ко всем студентам в аудитории – он запускал всю группу одновременно.

Прекратилось списывание и обмен шпаргалками.

Беременные дипломницы замерли в оцепенении, прислушиваясь к шевелению младенцев в утробе.

Ющенко произнёс длинную тираду, требуя от человечества, включая троечников-трудяг и ленивых отличников, зубрил, дуболомов, выпускников ПТУ, рвущихся к диплому, девушек мечтающих выйти замуж и девушек, не исключающих развод, кривоногих донжуанов и стыдливых прыщавых верзил, то есть подавляющее большинство населения исключить из научного оборота понятия, определения которых невозможны в рамках позитивистского подхода.

Наконец, силы оставили профессора и он вспомнил обо мне.

«Найдите свою зачётку. Четверки вам хватит? Больше я вам поставить не могу».

Ющенко ставил тройки и четверки всем подряд, но мог отправить на пересдачу всю группу из-за одного студента.

«Приходите через неделю. Подготовьтесь и приходите. Все приходите!»

Такое не мог себе позволить ни один доцент или ассистент, а только воистину крупный учёный, профессор, член коллегии Министерства.

Солидарная ответственность как мера пресечения свойственна только сильным мира сего, личностям, выжившим при Культе личности, смотревшим в глаза Кагановича, разложившим устойчивость на ячейки и постигшим её в совокупности.

Где наше сегодня и где наше через неделю!?

Я представил, как мамочки сдают билеты на автобусы и поезда, как отменяются свадьбы и футбольные матчи, как замирает кровь в кровеносной системе великой страны из-за моей неэффективности.

Моё самолюбие было задето, но я поджал хвост и смотал удочки, понимая, что буду проклят трудовым коллективом сельских железнодорожников, сборной солянкой Западной Украины и Молдовы – наш зональный ВУЗ дипломировал Юго-Запад СССР…

Сегодня, через тридцать лет, меня попросили перевести на английский язык один технико-экономический текст, и я вспомнил обе эти истории связанные между собой.

Мысленно полемизируя с профессором Ющенко, я придумал название этого рассказа.

Мало кто сегодня помнит первую работу Маркса «Нищета философии».

Она была ответом Маркса на труд Прудона «Философия нищеты».

В то время хорошо понимали важность языка общения. Книга Маркса была издана на французском языке, потому что Прудон писал на нём.

Нищета философии стала путеводной звездой для Капитала, а до его издания – для европейских коммунистов и приснопамятной Российской группы Освобождение труда, которую эффективно запомнить по первым буквам фамилий членов группы.

Плеханов, Игнатов, Засулич, Дейч, Аксельрод.

Путеводной звездой, потому что Прудон завёл человечество в тупик анархизма со своей Философией нищеты, а Маркс указал на нищету подобной философии.

Профессор Ющенко полагал, что эффективность неравномерна и должна быть отвергнута как самостоятельный критерий.

Я же утверждаю, что неравномерность эффективна и порождает движение материи.

Уверен, что старина Джеймс согласился бы со мной, если бы этот текст удалось перевести с плохого русского на плохой английский во всём его единстве, а не по отдельным ячейкам.