Хроника от Людмилы Слепченко...

По настоятельной просьбе моей сестры Ирочки постараюсь на этих страницах
воспроизвести историю нашей семьи по своим воспоминаниям, по рассказам родных и
близких. По молодости и по глупости плохо мы их слушали, не всем интересовались и, в результате, спросить-то теперь не у кого.
                Итак, почти 100 лет назад…
                1918 год. Волны гражданской войны докатились и до Сибири. В Омске обосновался адмирал Колчак – верховный правитель белых, проводится мобилизация в ряды белой армии, а в деревнях и селах идет пока обычная жизнь.
В один прекрасный день ранней осени в деревне Чернолучье, расположенной в
чудесном сосновом бору не очень далеко от Омска, к неказистому домику бедной вдовы Заливиной (к стыду сказать – не знаю или не помню имени своей прабабушки) подъехали добротные повозки с хорошими конями. Приехали сватать старшую дочь – голубоглазую,темно-русую певунью Катеньку, которой еще не исполнилось и 16-ти лет (она родилась 24 ноября 1902 года) и получили от нее решительный отказ.
Как сейчас бы сказали, вся деревня была в шоке – отказать такому жениху.
Тоболины были очень уважаемыми и достаточно зажиточными казаками из села
Верблюжье, раскинувшегося на берегу Иртыша. Отец – Леонтий Федорович слыл
знахарем и чуть-ли не колдуном по всей округе. Как тогда говорили, он «понимал»
скотину, лечил и людей, и животных. А мог и подшутить порою. Вот один такой случай,рассказанный бабулей. По селу едет свадебный поезд, множество телег с молодыми игостями в церковь. Проезжают мимо дома Тоболиных и вдруг кони останавливаются, как вкопанные, встают на дыбы, шум, гам, чуть ли не драка, невеста залезла на изгородь,плачет. И тут кто-то сообразил, что на свадьбу не пригласили Леонтия Федоровича. Идут к нему на поклон, просят простить. Он вышел, подошел к коням, огладил их по гривам,снял невесту с ограды, и все успокоились. Ну, это так, отступление.


А в Чернолучье после отъезда сватов веселая Катя села за кросна (кустарный
ткацкий станок) и запела. На этом дело не кончилось. Жених – Тоболин Василий
Леонтьевич, был настойчив, не отступился. Да и мать уговорила Катю, уж очень бедно они жили. Старшие сыновья работали в людях, дома с ней были три дочери – старшая Катя, да совсем маленькие Варвара и Еликанида (Лида), младшая Лида после болезни потеряла зрение (была такая болезнь золотуха, после нее бывали осложнения на слух и на зрение), так вот баба Лида была почти слепая, видела только свет. Кстати, она впоследствии все-таки выходила замуж, у нее была дочь Нина, у Нины был сын, где-то на фотографиях он у нас есть. (Нина училась в Москве на закройщицу и жила в общежитии вместе с Эльзой Леждей, которая впоследствии сыграла эксперта Кибрит в «Знатоках». Это просто примечание). И еще баба Лида пела в Сибирском народном хоре. Они все – сестры и их дочери имели прекрасные голоса, как, бывало, соберутся все, заслушаешься.Ну, это тоже отступление.
Одним словом, была сыграна свадьба Кати с Василием. Чтобы не быть
мобилизованным в колчаковскую армию, так как являлся казаком и мобилизации было не избежать, Василий увез молодую жену в Павлодар, город в верховьях Иртыша. Так что наш дед не воевал ни на стороне красных, ни на стороне белых. Году в 1920 они
вернулись на родину, похоронив в Павлодаре свою первую дочь годовалую Зиночку,
умершую от скарлатины. Один из братьев бабули все-таки не избежал службы у белых и сгинул где-то, последнее известие о нем было из Нижнеудинска. Старший брат Иван Ековец (прабабушка была дважды вдовой) жил в Омске, и я его видела, только в то время не поняла, что он брат бабули (мне было 11 лет и все это как-то не очень тогда интересовало). И когда умерла прабабушка, тоже не знаю. В Верблюжьем я была однажды в то же время. В Чернолучье тоже побывала в 1963 году. Но об этом позже.




Обосновались они в Омске, где 6 октября 1924 года родилась Валентина (наша
Леля), а под самый Новый год 31 декабря 1928 года наша мама Джемма. В 20-х годах
были еще дети: Ирочка – умерла в младенчестве, еще была мертворожденная девочка.
В начале 30-х они уже жили в Новосибирской области, где дед занимал должность
директора совхоза. Несмотря на не совсем пролетарское происхождение, он был членом партии. Но власть или более-менее высокая должность, скажем так, несколько
развращают человека, к нему приходит чувство вседозволенности, и он совершает
ошибки, порой непоправимые, я имею в виду, в данном случае, только семейные
отношения. В 1932 году наш дед элементарно загулял, спутался с совхозной учетчицей, по несколько дней не бывал дома, благо отговорки были, что отделения совхоза находились в нескольких селах. А дома была жена с двумя маленькими еще дочками, на руках – единственный сыночек Геночка, месяцев 8-ми в то время. Ребенок заболел и заболел так, что умирал (в те времена детишки умирали очень часто и от таких болезней, которые в наше время не представляют никакой угрозы для жизни). Геночка умер на руках у матери, и когда явился блудный муж, она его и на порог не пустила. Похоронила сына, забрала дочек и уехала навсегда, как ни умолял, ни просил прощения муж, они расстались навсегда. Кстати, дед потом женился на той женщине и у него были от нее сын и дочь, как их зовут, я не знаю. Есть одна фотография. Бабуля наша вернулась в Омск, отвезла дочерей в Верблюжье к бабушке Любаве Тоболиной (девчонки ее очень любили, по воспоминаниям мамы), а сама с подругой завербовалась на Дальний Восток на заработки. Как и где она познакомилась с Павлом Рябухиным, я точно не знаю, но в 1934 году она вышла за него замуж, они забрали девочек и уехали на наш родной Дальний Восток. Работали на приисках где-то на Имане. Обзавелись вещами, везли даже чекушку золотого песка, сплавлялись по Иману уже осенью, был паводок. Чуть не утонули на бурной реке, кое-как спаслись, но большинство вещей пропало, в том числе и чемодан, где было золото. (Об этом мне рассказывала Леля). В Сибирь они тогда не вернулись, какое-то время жили во Владивостоке, затем уехали на Сахалин (северный, разумеется, в то время южной частью Сахалина владела Япония) и
жили там до самой войны. И что интересно, в то же время на Сахалине жила семья нашего отца, в 1939 году наш дед Павел (отчество не знаю) Слепченко утонул там, был рыбаком.Жили Рябухины очень хорошо и дружно, Павел любил девочек, мама вспоминала,что он ее до 12-ти лет на плечах носил. Вспоминала, какие снежные были в то время зимы, как до крыш заносило дома, как катались с крыш, как с горок.
Но началась война, Павел был призван в армию, ушел на фронт. Бабуле было
страшно остаться там одной с детьми, тем более Япония рядом, кто знает, как будет
дальше, и она решила вернуться в Омск. В сентябре 1941 года их на каком-то суденышке переправили по штормовому морю в Николаевск. Отсюда уже на большом речном пароходе они добрались до Хабаровска и поездом уехали в Омск. Когда мама была у нас в Николаевске, она показывала, где они пристали к берегу (в то время еще были целы остатки старого причала), как поднимались в город по крутому глинистому откосу (сейчас там лестница, ведущая в сквер).Как добирались до Омска, можно судить по старым фильмам, как ходили поезда, как народ штурмовал вагоны. Уже в ноябре где-то были на месте. Поселились у бабулиной сестры Варвары Дресвянкиной, у которой было трое детей и больной муж Александр(его
не призвали по болезни). Дети: Маргарита, Клара и Анатолий. Все они были моложе
нашей мамы, конкретно их возраст я не помню. Жили они очень бедно. А бабуля привезла с собой много вещей, у них только чемоданов было штук шесть. Но к середине 1942 года от этих вещей ничего не осталось, все было проедено. Бабуля с Лелей вязали и крючком и на спицах, продавали это все, но что это значило в то время, когда был настоящий голод. Я смутно помню из рассказов, что они вроде бы уезжали куда-то в какой-то совхоз или колхоз в северный Казахстан, где озеро Балхаш, Леля там окончила курсы ветфельдшеров.





Но она так нигде и не работала. Вот там им было посытнее житье, хотя хлеба не хватало, мама вспоминала, что вместо хлеба они ели сыр, видимо, там изготавливали сыр. Зимой 1942 года мама была отправлена в Новосибирск в ФЗО (почему нельзя было
учиться в Омске, я так и не поняла). Почему надо было отправлять девчонку, которой не исполнилось еще и 14-ти лет, в другой город в такое ужасное время, я так и не смогла уяснить до конца. В Новосибирск она отправляла посылки с махоркой, чтобы мама ее продавала и покупала хлеб, но этого не происходило, курили эту махорку, там мама начала курить и на всю жизнь. В 1943 году мама с подружками сбежали оттуда, как их только не поймали и не посадили, время было очень строгое, на работу нельзя было даже опаздывать, а не то, чтобы прогулять. У мамы нашей была врожденная грамотность, несмотря на то, что она и семи классов не закончила. Каким-то образом в конце 1943 года ей удалось устроиться в типографию железной дороги линотиписткой (хотя ей еще и 15- ти не исполнилось), написала диктант и ее сразу взяли, работала она там до 1947 года. Несмотря на тяжелое время, нехватку, нужду, она выросла красивой девушкой. Почти нет снимков из детства и юности, на одной фотографии, где она с сестрой, ей там года три, видно, что и в детстве она была милым ребенком. Еще одна фотография ее в
девятилетнем возрасте, там вообще красавица. Война еще продолжалась, но уже шла к
завершению. Молодости свойственно особое отношение к жизни, бегали в кино, на танцы. После Победы в стране возобновились спортивные парады молодежи, когда юноши и девушки проходили по улицам города в спортивных майках и трусиках. На одной фотографии мама с подругой Лизой запечатлены после такого парада. Как мама
рассказывала, после парада пошел дождь, и они забежали на базар, где их заснял
фотограф. На этом снимке две молодые девчонки (лет семнадцати), но какие разные. Лиза стоит вся скукожившаяся, как мокрый цыпленок, в обвисших трусиках и футболке, а рядом с ней мама, стройная, статная, несмотря на лишения, вовсе не худая, а вся сбитая. Прическа, как тогда носили, локоны, а над лбом приподняты волосы таким валиком. Мама долго еще так причесывалась, я еще помню такую ее прическу. У мамы были густые темные волосы, слегка волнистые, огромные голубые глаза с длинными ресницами, брови вразлет, рост средний. Красивая девушка, что и скажешь. Были и поклонники на танцах, не более того. Ну вот, подхожу к тому, как образовалась наша семья. 7 марта 1947 года мама была на танцах с Лизой, где с ними познакомились двое парней, сказали, что они командированы из Владивостока набирать учащихся для ремесленного училища. А 8 марта один из них, Василий Слепченко, пришел к маме домой и попросил ее руки у бабули. Надо сказать, что жили они тогда в бывшей церкви, где было расположено
общество слепых, бабуля работала сторожем, истопницей, уборщицей, а Леля –
библиотекарем, им дали комнатку для проживания. Так вот, когда бабуля открыла дверь
перед молодым человеком, она даже растерялась, по ее рассказам. Перед ней стоял
человек, которого она видела во сне в крещенскую ночь, когда загадала сон на маминого
жениха (заплела ей косу, прицепила замочек, а ключ положила себе под подушку), и ей
приснилось, что пришел молодой парень в черном длинном пальто с чемоданчиком в
руках, попросил ключ открыть этот чемоданчик, она дала ему ключ. И вот он стоит перед
ней, в длинной черной шинели (была форма в училищах), приезжий, значит был у него и
чемодан, и сватает ее младшую дочь. Мама согласилась сразу, 12 марта 1947 года они
зарегистрировались (тогда это быстро происходило), в конце месяца уехали во
Владивосток. Вот такое романтическое начало брака! Если бы и дальше была одна
романтика. Отец, действительно, был влюблен с первого взгляда, чего не скажешь о маме.
Она потом кое-что рассказывала мне. Ей просто хотелось уехать куда-нибудь, хотелось
перемен в жизни, а тут такой случай, ну, конечно, он ей не был неприятен, но безоглядной
любви не было. Кстати, Лиза тоже уехала с папиным товарищем, но без регистрации.
Доехали они только до Читы, где девушек не пустили дальше – нужен был пропуск,
пришлось им вернуться, только через месяц мама смогла уехать к мужу, когда он прислал




ей вызов, а Лиза так и осталась в Омске. Я ее видела в 1974 году, когда мы с мамой
приезжали в Омск и ходили к ней. Она очень располнела, жизнь ее не совсем удалась, но
это не наша история.
Теперь об отце. Слепченко Василий Павлович родился 14 января 1927 года в
деревне Крыловка Кировского района Приморского края в семье переселенцев с Украины.
Мать Любовь Кирилловна родилась в 1910 году, а умерла в 2007 году, прожив 97 лет.
Отец, естественно, Павел, отчество не знаю, утонул на Сахалине в 1939 году.
Во время войны в 1943 году несколько ребят из их деревни отправили во
Владивосток для работы на Дальзаводе. До конца 1944 года они работали и жили на
заводе. Затем его взяли на флот в качестве юнги (признали за ними право носить это
звание – юнга Тихоокеанского флота - только в 1991 году со всеми правами участников
Великой Отечественной войны, тогда же их нашли и воинские награды), пароходом
возили горючее из Америки до конца 1945 года, все это было сопряжено с немалыми
опасностями, в океане рыскали и немецкие и японские подводные лодки. После
демобилизации он поступил в школу штурманов, но почему не закончил, я толком не
знаю.
Одним словом, когда они встретились с мамой, он работал мастером в ремесленном
училище Владивостока и был направлен с товарищем для набора учащихся в Омск. И вот
еще у меня возникли такие размышления. Если бы не свершившаяся Великая Октябрьская
революция, наши родители не встретились бы ни в коем случае и не было бы нас с тобой,
Ирочка, ни наших детей и внуков. Сама посуди, где бы и как смогли бы встретиться
молодой человек из глухой приморской деревушки и девушка, пусть даже живущая в
городе Омске. То, что они сами родились, это закономерно, но мы – это случайность.
Ну, наши молодые родители жили и работали во Владивостоке, он мастером в
училище, она в библиотеке этого же училища. Проживали они в коммуналке на Змеинке,
где 10 мая 1948 года родилась я. Интересная деталь, за день до этого дня они сажали
картошку, и мама таскала навоз в тазу, что, возможно, и спровоцировало роды, ну да это
не важно. Когда мне был четвертый месяц, они решили вернуться в Омск. Можно
представить, что это такое - летом ехать в поезде с грудным ребенком в то время да в
плацкартном вагоне. Приехав в Омск, поселились у бабули в бывшей церкви, тайком от
отца (он всегда был очень идейным) меня окрестили в действующей церкви, крестной
была сестра мамы Валентина, но так как в Сибири крестную принято звать лелей, то для
меня, да и для тебя и Виталика, наших детей она так и стала лелей. К этому времени Леля
тоже вышла замуж за дядю Леню Петухова, шофера, бывшего фронтовика.
Кстати, чтобы не возвращаться больше к церкви, где они проживали, несколько
занимательных историй. Бабуля, как я уже упоминала, работала там уборщицей и
сторожем, так вот, однажды она, убираясь в помещениях после окончания рабочего дня,
услыхала, что кто-то плачет в библиотеке, удивившись, что кто это может быть, ведь
вроде все уже ушли, пошла посмотреть, что же там происходит, открыв дверь и, включив
свет, увидела, что никого там нет, а плач удаляется за стеллажи с книгами. Рассказав об
этом кому-то из соседей, узнала, что эту церковь построила какая-то богатая барыня,
которая проезжала через Омск куда-то дальше в Сибирь в 19 веке. Возвращаясь обратно,
она умерла в Омске и была похоронена возле церкви и вот теперь она плачет из-за того,
что церковь опоганена, в ней расположили это общество слепых, где бывают и танцы и
показывают кино. Вот такая легенда. Еще случай рассказывала бабуля. Подметает она пол
в коридоре и слышит за собой какие-то шаркающие шаги, хотя никого не должно быть.
Боясь обернуться, она наклонилась и посмотрела назад снизу, как вдруг кто-то или что-то
пнул ее так, что она отлетела к печке, куда заметала мусор. Вот такие истории, хочешь,
верь им, хочешь не верь. Еще Леля рассказывала, что в церкви был такой обширный зал,
где бывали танцы и показывали кино, там, где когда-то был алтарь, была небольшая сцена
с занавесом. Однажды после танцев она сидела в этом зале с молодым человеком, как
вдруг за занавесом послышался звук, как будто капнуло с потолка очень громко и затем




стук копытцев. Конечно, было жутко все это слышать. Наутро они с бабулей посмотрели
на сцену и увидели, что пол истыкан в самом деле будто копытцами.
Я подозреваю, что у нас в роду были кочевники, уж очень вся наша семья была
подвержена к «охоте к перемене мест», как Онегин у Пушкина. И бабуля помоталась по
стране, и мы все всё куда-то стремились уехать. И вот, когда мне исполнился год, мои
молодые родители зачем-то решили уехать в Якутск. Летели самолетом, сидели на каких-
то маленьких грунтовых аэродромах в жаре, в пыли, так что пришлось маме состричь мои
волнистые когда-то волосы (больше они у меня уже не вились, а жаль!), есть фотографии
меня стриженой. Вернулись в Омск через год и поступили в гидрологическую партию
искать воду в степях северного Казахстана. Уехали все: мама, папа, я двух лет от роду,
бабуля, Леля с дядей Леней. Дядя Леня работал шофером, кем был отец – не знаю, мама с
лелей - коллекторами, ну а бабуля сидела со мной. В это трудно поверить, но я кое-что
помню из этого времени. Помню отлично наш поселок, маленькие палатки в два ряда –
это улица, в конце ее большая палатка, где жили Леля с дядей Леней и еще несколько
человек. Мы жили в маленькой палатке. Был еще магазин вроде сарая с прилавком на
улицу, что-то вроде киоска. Я ходила туда покупать арбузы, ну, наверное, не одна, но
помню, как тянулась к этому прилавку с деньгами, а потом катила арбуз к палатке.
Помню, как приезжал на грузовой машине дядя Леня и сажал в кузов ребятишек, там было
много детей, приезжали работать целыми семьями, и как мальчишки подбирали в кузове
окурки. Смешно, конечно, но такие детали помнишь незначительные. Еще помню, как
прилетал самолет, и папа ставил меня на крыло. Помню, как однажды я была в палатке у
Лели и в палатку сбоку чуть не въехала машина. Поздней осенью закончилось поле
(почему поздней – в палатке утром уже замерзала вода в кружке) и мы вернулись в Омск.
Ты, Ирочка, скорее всего, была зачата именно в этой экспедиции, поэтому ты, наверное,
прирожденный геолог.
15 февраля 1951 года родилась Ирочка, мы в это время жили, наверное, где-то на
квартире в частном доме. Отец работал в ремесленном училище при заводе Баранова, так
это называлось по фамилии директора, завод был авиационный и был эвакуирован во
время войны откуда-то. Завод был богатый, училище имело даже открытый плавательный
бассейн, а какой там был актовый зал, я отлично помню, как меня водили туда на елку.
Есть даже фотография той елки, высоченная, на подставке, да еще и крутилась. И мы
получили квартиру в коммуналке, конечно, по адресу – улица Гусарова, 60.
Дом наш располагался во дворе, одной стороной выходил на улицу, где проходил
трамвай, в глубине двора было еще два дома поменьше. Когда-то эта усадьба
принадлежала известному в городе доктору. Крыльцо нашего дома располагалось на
торце дома справа от ворот, перед ним был садик с кустами, деревьями. С крыльца
попадаешь в большие сени, а оттуда в широкий и длинный коридор, по правую сторону
первая комната принадлежала жильцу Сигизмунду Павловичу, уж не помню, чем он
занимался, дальше еще кто-то жил, не помню. Слева первая комната была занята Минной
Моисеевной с сыном-школьником Витей, сама она была учительницей. Дальше
проживала Сара Яковлевна. Это были евреи, эвакуированные из Киева, да так и
оставшиеся жить в Омске, у них все родные погибли во время оккупации. В конце
коридора была дверь, как бы в отдельную квартиру, сначала была большая общая кухня с
печкой, обогреватель которой примыкал к нашей комнате, находившейся справа, здесь же
находился умывальник. Слева тоже была комната, занятая семьей из трех человек,
пожилая женщина с взрослыми детьми сыном и дочерью. Фактически кухней
пользовались только мы. Напротив двери было окно, эта часть кухни была отгорожена
занавеской, там был стол и две кровати. Здесь спала бабуля. Да, бабуля жила с нами. Еще
в 1946 году ее разыскал Павел – ее муж, он вернулся с фронта, поселился опять на
Сахалине, звал ее приехать, но она не поехала, поставила крест на личной жизни.




В комнате посредине стоял стол, накрытый скатертью, где я играла, бывало, мама
мне городила там комнатку для кукол. Был какой-то шкаф, две кровати, Ирочкина
кроватка, комод, раньше непременно в комнате бывала этажерка для книг.
Бабуля в то время работала в больнице санитаркой. Когда Ирочка немного подросла,
мама пошла работать, она не представляла себя без работы, начала ведь свою трудовую
деятельность с 15-ти лет. Работала она секретарем директора училища. У нас были няни.
Они жили у нас, спали в кухне. Я помню трех. Первую не помню, как звали, ее быстро
уволили, Сара Яковлевна увидела, как эта няня толкнула меня через весь коридор, я уж и
не знаю за какую провинность. Вторая была Дина, почему она от нас ушла – не знаю. С
ней меня отпускали даже в кино, которое показывали в училище. Был такой случай,
однажды мы вернулись с ней домой, и я заявила, что больше не пойду с ней, чего она с
мальчиком целуется. Смеялись все. В квартире все нас любили, мы могли свободно
заходить к нашим еврейкам, нас звали не иначе, как Ирочка и Людочка. А третьей и самой
любимой няней была Шурочка, бабулина двоюродная племянница, ее привезли из
Верблюжьего, где жила бабулина двоюродная сестра Вера, Шурочкина мать.
Вот так мы и жили, родители с бабушкой работали, мы росли под присмотром няни.
Отец собрал электропроигрыватель на основе патефона, у него уже и тогда были золотые
руки, по вечерам заводили и слушали музыку, песни, детские стихи Агнии Барто в
исполнении Рины Зеленой. По вечерам отец иногда уходил, где-то с товарищами они
записывали на рентгеновских пленках, запрещенных тогда Петра Лещенко, Вадима
Козина, Изабеллу Юрьеву, Лидию Русланову. Вообще-то странно, ведь он уже тогда
состоял в партии, а получается, что в чем-то шел против режима. Бывали у нас гости – и
родственники, и друзья, сами они ходили в гости, были ведь совсем молодыми. И все бы
хорошо, но отец страшно ревновал маму, как я понимаю, без всякой причины, она всегда
была веселой и душой компании, куда бы она делась с двумя-то детьми. Но из песни слова
не выкинешь, что было, то было, я даже помню один такой скандал. Они пришли откуда-
то и так ругались, мне было страшно, я сидела на бабулиной кровати и закрылась с
головой ее шалью.
На Новый год дома ставили елку, у меня сохранился дирижаблик с той первой моей
елки. Когда Ирочке исполнилось два года, были гости, что-то много народу собралось. В
разгар веселья пришла баба Варя (бабулина сестра) с сыном Толей, они принесли в
подарок рамку для портрета, продавали тогда на базарах такие кустарного производства,
под стеклом выложен узор из цветной фольги, розы или еще что-нибудь, и оставлен овал
для портрета. И они в этот овал поместили портрет Сталина. Что тут было, все стали
кричать «Ура!», это же было 15 февраля 1953 года, Сталин был еще жив, и это была
естественная для того времени реакция. Многое из того времени помнится, вообще-то,
что-то у меня получаются какие-то личные мемуары, а не семейная хроника. Но, может
быть, что-нибудь извлечете для себя интересное. Например, подарки в день рождения
Ирочки. Подарили ей игрушечную мебель в огромной коробке: там был круглый стол с
четырьмя креслами вокруг, кровать, шкаф, буфет, все это долгое время мы возили с собой,
переезжая с места на место. Подарили две куклы: одна такая матерчатая, вроде Иванушки
из сказки, другая фарфоровая, очень красивая, я ее схватила, конечно, уронила, разбила
обе ножки, ее потом склеили. Непоседа была. На следующий день пришли еще гости,
пара, сослуживцы отца с какой-то коробкой, так я сразу сунулась в эту коробку, крича, что
там, наверное, посуда для кукол, а там был торт, в результате, пришлось облизывать
пальцы. Еще помню, как бабуля пугала меня голосянкой, что она живет под кроватью, и,
если я не перестану кричать и разбужу Ирочку, она вылезет и заберет меня. У меня на
долгое время осталась эта боязнь, боялась вечером спустить ноги с кровати.
5 марта 1953 года умер Сталин. Отлично помню, как мы с бабулей сидели на кухне,
плакали, она обшивала красный флаг черной каймой, его надо было повесить над
воротами, родители пропадали у себя на работе, стояли в почетных караулах у бюста
«вождя народов». К слову сказать, я не слышала, чтобы кто-то из нашей родни был




репрессирован, даже взять нашего дела Василия Леонтьевича, ведь он был из сибирского
казачьего войска, какое-то время числился у колчаковцев, пока не уехал с бабулей в
Павлодар.
В начале лета 1953 года мы уехали вдруг в Канск Красноярской области, где в то
время жили Леля с дядей Леней, у него там были родственники. С нами поехала бабуля и
наша няня Шурочка, но без отца. Что произошло, я поняла намного позже. Поселились мы
в каком-то двухэтажном здании на втором этаже. Это было «Сельэлектро», где бабуля
стала работать уборщицей, а мама секретарем. Канск – небольшой старинный городок с
огромным старым парком, няня водила нас туда кататься на карусели и вообще гулять.
Как-то мы с бабулей пошли в больницу, мама там лежала, и нам отдали какой-то сверток,
бабуля сказала, что это мой братик, неживой, мы похоронили его на окраине старого
парка. Потом уже, намного позже, я поняла, что мама уехала от отца беременной и,
видимо, сделала криминальный аборт (тогда аборты были запрещены) и попала в
больницу, где и родился мертвый ребенок. Вдруг приехал отец, они помирились, но я
помню, как однажды утром, мы все еще не вставали с постели, бабуля принесла письмо,
отдала отцу, а он не читая порвал его на мелкие клочки, мама собирала клочки и плакала.
Наш папочка, оказывается, ревнуя маму к каждому столбу, сам был не без греха, вот мама
и уехала от него. Но тогда все обошлось, и он уговорил маму уехать в Хабаровск и в конце
лета мы отправились на Дальний Восток, где и зависли на всю жизнь. В связи с этим
отъездом еще воспоминание. Нам на дорогу готовили припасы, бабуля принесла с базара
белых цыплят и рубила им головы во дворе. Так вот, Ирочку, двухлетнюю крошку, так
потрясло это зрелище, что она потом долгие годы не ела курятину. Отлично помню, как
ехали в поезде, долго ехали, помню горы у Байкала, где железная дорога в то время
проходила по таким отвесным скалам над озером. Как поезд останавливался порой, и мы
видели, как какие-то люди подбегали к вагонам, просили газеты. А на одном высоком
склоне горы был огромный бюст Сталина, вырубленный из скалы. Потом уже стало
понятно, кто эти люди на дороге. Это были заключенные, ремонтировали пути. Это сейчас
дорога проходит вокруг Байкала, в основном, в туннелях.
И вот мы прибыли в Хабаровск. Как добирались с вокзала до Стройки, не знаю, не
помню, ведь трамваев тогда еще не было. Трамвай провели где-то году в 1957. Приехали к
отцовой матери, бабе Любе. Жила она тогда с дочерьми: Валей, ей было лет 17, и Галей –
12-13 лет, точно не знаю. Валя работала почтальоном, Галя училась в школе. Наш
единственный дядюшка Олег был в армии. Жили в двухкомнатной коммуналке в одной
комнате 15-16 метров, в доме было отопление, но в кухне была печь, ни водопровода, ни
канализации. Дом этот до сих пор стоит на пересечении Краснореченской и Строительной
у трамвайной остановки, там целый квартал таких двухэтажных домов, построенных сразу
после войны японскими военнопленными. В комнате кроме стола и кроватей ничего не
было. Как мы там все помещались, уму непостижимо. Отец устроился работать на 18
военный завод (тогда он назывался авторемзавод, сокращенно рембаза) слесарем-
инструментальщиком, работал там до выхода на пенсию мастером, затем начальником
инструментального цеха. Сразу отмечу, что он был всегда на очень хорошем счету,
состоял и в завкоме, и в парткоме. Мама тоже хотела пойти работать и место в
типографии нашлось, но наша «баба Люба» (только в кавычках – она никогда не
воспринималась нами, как бабушка) отказалась сидеть с нами, заявив своим
полуукраинским говором, что она вся больная, у нее там «пече и здесь пече», это при том,
что ей было всего-то 43 года и она нигде не работала, на что они только жили, кроме
Валиной зарплаты. Весной она собирала ландыши и продавала, летом, наверное, грибы.
Кстати, при первом знакомстве с нашей мамой она заявила во всеуслышание: «Не, Васька,
она с тобой жить не будет, красивая, как артистка!» Это я отлично помню. Прожили мы
так до поздней осени, когда нам дали квартиру в поселке завода. А до этого мы увиделись
с дядей Олегом, который приезжал на побывку из армии. Валя брала меня с собой в дом





культуры «Строитель», где танцевала в ансамбле. Вообще, тетушки относились к нам
хорошо.
Нам дали комнату в трехкомнатной коммунальной квартире с печным отоплением,
без всяких удобств, разумеется, тогда об этом даже не мечтали. Надо описать местность,
где мы проживали долгое время. Возле завода располагался поселок, ограниченный
красивым высоким забором, по периметру были высажены тополя. Вдоль улицы
Артемовской стояли два двухэтажных дома, сложенных из красного кирпича. Хотя дома
всего в два этажа, высотой они были с современную пятиэтажку, очень высокие потолки,
метра четыре. В каждом доме по три подъезда, на площадке две квартиры и все
коммунальные, отдельных не занимал никто. Дома называли ДНС (дом начсостава), в
доме № 79 поначалу жили, в основном, офицеры и начальники, завод-то военный. У нас
была маленькая комната метров 15 на втором этаже дома № 81. В комнате была печка с
конфорками, но топилась она из коридора. Коридор был такой большой, квадратный,
скорее прихожая, если бы это была отдельная квартира. Обстановка в комнате, конечно,
как у большинства в то время, кровати, стол, комод, какой-то шкаф, возле печки тумбочка
с посудой, на ней и готовили, мама не пользовалась общей кухней. Ее считали, вообще-то,
гордячкой, но просто она была не такая, как все окружающие, была в ней какая-то
внутренняя интеллигентность, непонятно откуда, родом-то не из «графьев». Она никогда
не сидела на лавочках с местными сплетницами, общалась очень просто, но задушевных
подруг не имела. К незаурядной внешности прилагалось умение одеваться, не богато, но к
лицу. Шила себе и нам, в основном, сама. И кстати, я помню, как она рассказывала о том,
как приходилось покупать наряды во время войны и до замужества. До 1947 года в стране
продукты были по карточкам, так вот, весной и осенью она экономила хлеб, брала на
базар буханку хлеба и на него выменивала себе платья.
Ну, вот, опять отвлеклась от описания местности. Кроме вышеописанных домов к
поселку относились огромные сараи, стоящие за домами, где хранились дрова, уголь для
отопления, ну, и всякое другое, что не держат в квартирах. А еще в них можно было так
интересно играть во что угодно, хоть в куклы, хоть в прятки. За этими сараями были еще
два дома барачного типа с тремя входами, кирпичный клуб, столовая для рабочих. Затем
была выстроена целая улочка из десяти четырехквартирных домов, каждая квартира
имела верандочку, потом сени, из них направо была кладовка, налево вход на кухню, из
нее в комнату, во всяком случае такое расположение было в нашей квартире, где мы жили
какое-то время. Напротив клуба находился летний деревянный кинотеатр, потом, когда
его снесли, там была спортплощадка с деревянной горкой, очень высокой.
Напротив домов по другую сторону улицы располагались какие-то склады, а за ними
тоже были построены 4-квартирные дома. Сейчас на этом месте общежитие завода
«Амуркабель». В том месте, где ныне перекресток переулка Краснореченского с дорогой,
ведущей на Пионерскую, располагалось кладбище, на нем уже не хоронили в то время, но
оно сохранялось еще долго. Еще в 70-х годах у дороги в кустах сохранялась оградка,
которую кто-то периодически подкрашивал. Помню, это было уже в 1954 году, в
родительский день все ребятишки местные пошли на это кладбище. Ну и мы с Ирочкой за
ними, а там все поминают, раздают конфеты, печенье, а я не знаю, брать или не брать у
чужих людей, прибежала домой за советом, бабуля говорит, что берите, так положено, ну
мы с полными карманами передничков и пришли в тот день домой.
В это время начинали строить «Амуркабель», помню еще ходили на речку через
недостроенные цеха, а на берегу стояли еще не снесенные домики деревни, которую
переселили через залив в район 56 школы. В 1970-е годы залив сделали золоотвалом с
ТЭЦ и теперь там просто пустырь.
В 1954 году к нам в Хабаровск переехали Леля с дядей Леней и бабуля. Дядя Леня
работал шофером, Леля не работала, бабуля устроилась в районную больницу, которая
располагалась на Красной Речке. Ходила она туда по железнодорожной ветке. Жили они в
доме № 81. Кстати, в этом доме на первом этаже был магазин и в нем, я помню, продавали




сушеную картошку и лук, икру красную, все это стояло в тазах прямо на прилавке.
Вообще-то, странно, что картошка была сушеная, ее выращивали и в то время, даже мы
сажали картошку на поле в районе поворота на Красную Речку (сейчас там такая
автомобильная развязка), а раньше на Красную Речку ходил автобус через этот поворот. В
этом магазине мы купили и посуду, у меня сохранилась одна глубокая тарелка с того
времени, по ободку колосья овса и дубовые листья с желудями. Когда мы еще жили в
красном доме, мама сильно заболела, с тех пор и до конца жизни у нее была стенокардия.
Вообще, она люто ненавидела Хабаровск, всегда тосковала по Сибири. Вскоре нам дали
квартиру в четырехквартирном доме. Отец увлекся рыбалкой, завел лодку, мы с ним
ходили на рыбалку на Уссури, как ее все называли, потом оказалось, что это Амурская
протока.
Леля с дядей Леней долго не имели детей, семь лет прожили уже. И, вот, однажды в
январе 1955 года бабуля пришла с дежурства в больнице и рассказала, что с Ильинки 2
января привезли женщину, которая родила в машине, и что она хочет отказаться от
ребенка. И наши решили взять эту девочку, они пешком пошли в Ильинку, нашли дом, где
жила та женщина, хозяйка, у которой она снимала комнату, сказала, что вовремя пришли,
та собиралась уже назавтра ехать в город и ничего не стоило оставить где-нибудь этого
ребенка в сугробе. У нее уже был сын 4-х лет, а эту девочку она родила от солдата. В то
время вокруг Хабаровска было множество воинских частей. Леля с дядей Леней сразу
забрали ребенка (как уж это все оформлялось, я не знаю, видимо, намного проще, чем
сейчас). Так у нас появилась двоюродная сестра Аллочка. Уж как Леля над ней тряслась,
выкормила, наряжала, как куклу, шила, вязала, вышивала ей платьица. Она, правда, была
прелестным ребенком, светленькая, кудрявая, голубоглазая.
А у нас 5 августа 1955 года родился братик Виталик. И 1 сентября 1955 года я пошла
в школу. А школа располагалась на Стройке, в том квартале двухэтажных домов, где жила
баба Люба. Начальная школа № 46. В нашем поселке было много детей примерно моего
возраста, все учились со второй смены, одна я почему-то попала в первую смену и ходила
одна, это было в общем-то не близко. Ходила я по железнодорожному пути, затем по
небольшой улочке частных домов, там через речку, затем переходила через
Краснореческую и вглубь квартала. Однажды зимой иду по маленькой улице из школы, на
улице никого, мороз, я укутана поверх пальтишка еще шалью, портфель на веревочке
через плечо, была я очень маленького роста (до 6-го класса на физкультуре стояла
последней в строю), и тут на меня напала стая собак, я закричала, упала, хорошо еще, что
зима и тепло одета, Не знаю, что бы со мной было, но послышался гудок завода на обед и
кто-то шел на обед, отогнал собак, проводил меня за линию. И потом я ходила уже более
кружным путем, по Артемовской и далее.
19 января 1956 года у Лели родилась Светлана. Вот как бывает, не было, не было
детей и такой поворот. Ранней весной Петуховы с бабулей уехали в деревню
Дормидонтовка Вяземского района. Уехали из боязни, что их Аллочку выкрадут ее
родители. Солдат, от которого была малышка, демобилизовался, явился к матери и
поставил условие, что женится на ней, если она вернет ребенка. Они ходили по всей
округе, искали, но им никто не сказал, где живут Петуховы, все знали эту историю и были
настроены против матери-кукушки.
А там и мы уехали туда же, когда у меня кончились занятия в школе. Отца
направили в колхоз Дормидонтовский парторгом, тогда это практиковалось - укреплять
село городскими партийными кадрами. Поселили нас в старом доме с садом. Деревня
была глухая, даже электричества не было. В конце концов мама взбунтовалась, и мы
оттуда уехали в Лесозаводск. Поездка запомнилась тем, что ехали в кузове грузовика и
даже ночью и какие звезды светили над нами.
В Лесозаводске жила с семьей старшая из сестер отца Надежда. Городок был как бы
разделен на четыре части рекой Уссури и железнодорожной линией. Поезда шли через
мост, а люди и автотранспорт переправлялись через реку на пароме. Сначала мы



остановились у тети Нади, отец устроился в лесотехникум на должность завгара, нам дали
для проживания домик, расположенный у самых путей, но вскоре мы переехали в другую
квартиру. Об этой квартире надо рассказать подробнее, мы потом спустя долгое время с
Ирой размышляли, что бы можно было устроить из этой квартиры. Дом, где мы
поселились, находился через дорогу от территории техникума. При доме был обширный
двор с несколькими деревьями, где нам повесили качели. На первом этаже было
общежитие для девушек с отдельным входом. Вход в нашу квартиру был с широкого
крыльца, затем большие сени, прямо располагался такой большой чулан с окном (там
вполне можно было устроить кухню, если сложить печь). Направо дверь с прихожую
(можно было бы оборудовать холл), три ступеньки вели на небольшую площадку с
высоким окном, и вверх вела крутая лестница собственно в квартиру. Войдя в квартиру,
попадаешь в кухню с печкой, обогреватель которой выходил в комнату с двумя большими
окнами (это была наша с Ирой комната), из кухни же был вход во вторую комнату, она
отапливалась печкой-голландкой. Вот такая планировка. Под окнами были такие широкие
навесы, что можно было бы сделать балконы. Вообще, дом напоминал какую-то
восточную постройку. Как я уже сказала, через дорогу находились все постройки
техникума, учебное здание, общежития, хозяйственные постройки, а за этой территорией
располагался большой лесозавод. Из окон нашей комнаты были видны склады готовой
продукции, там изготавливали и мебель. Улица упиралась с одной стороны в реку, а с
другой – в марь, болотистую низину. Вот в той стороне улицы располагались щитовые
домики для работников техникума. Кстати, вскоре вслед за нами в Лесозаводск приехали
и Петуховы с бабулей, вот они тоже жили в одном из этих домиков.
В Лесозаводске я пошла во второй класс. Школа была довольно далеко. Можно было
и поближе пойти в школу, но она была расположена через пути, и меня отдали в другую
школу, вроде дорога безопасней считалась. Идти надо было вдоль заводского забора по
этой самой мари по проложенному деревянному настилу, а там через улицы с частными
домами. Там я проучилась во втором и три четверти третьего класса. Когда приехали
наши с бабулей, мама стала работать секретарем в техникуме, Виталик с Ирой оставался с
бабулей. Вообще, у меня остались довольно приятные воспоминания от жизни в этом
городе, была у меня замечательная учительница Наталия Николаевна, по окончании
второго класса меня отправляли в пионерский лагерь, причем туда меня отвез отец на
лодке. На Новый год у нас дома устраивалась елка, приходили дети, а перед тем мы с
мамой делали пакетики из плетеных из бумажных полосок ковриков, в них клали
несколько конфет, мандаринку, яблоко, вешали на елку, и дети получали такой подарочек.
Вечерами родители заводили радиолу, танцевали, мы прыгали вокруг них. Больше я и не
припомню таких отношений в семье.
Как-то зимой я сильно болела, было воспаление легких, меня разместили на
раскладушке в комнате родителей возле голландки, когда мне стало полегче, я стала
читать, рядом была этажерка с книгами, так вот, пока я болела, я прочитала «Хижину дяди
Тома», «Два капитана», «Молодую гвардию», не считая детских. Пристрастилась к
чтению на всю жизнь.
Сильнейшее впечатление осталось от страшного пожара на заводе, он ведь был в
нескольких десятках метров от нашего дома. Горели склады с готовой продукцией. Была
поздняя осень. Я проснулась от яркого света, на окнах не было занавесок. Нас подняли с
постели, одели, Виталика завернули в одеяло спящего, собрали какие-то вещи. Этот
страшный огонь, гудки паровозов, идущих на пожар, летящие головни. Страшно… И
потом, когда к утру погасили огонь, еще долго дымилось пожарище, страшно было идти
мимо него в школу.
Еще воспоминание из этого времени, по-моему, незадолго до пожара. 4 октября 1957
года был запущен первый спутник, это было такое событие, мне, во всяком случае, было
очень интересно. И вот вижу я сон, помню до сих пор отчетливо. Вроде бы, вижу Землю
откуда-то с высоты (а ведь тогда еще не было известно, как выглядит Земля из космоса).



А она не голубая и зеленая, а какая-то серая с коричневым, и я понимаю, что она мертвая,
что там нет никого. Это было страшно. Вообще, странно, откуда бы я могла знать, как
выглядит Земля из космоса…
Где-то в марте 1958 года мы вернулись в Хабаровск. Отец снова стал работать на
заводе. Поначалу мы опять жили какое-то время у бабы Любы. Рядом с ее домом начали
строить школу № 7 и в этом же году Ира пошла в первый класс в эту школу, почему не в
39-ю – я не знаю. Я стала учиться в 39-й школе, учительницей была Лариса Михайловна,
потом у нее учились и Сергей, и Слава. Петуховы с бабулей уехали в Омск еще из
Лесозаводска. Пожив какое-то время у бабы Любы, мы переехали снова в поселок
заводской, дали поначалу маленькую комнату в красном доме, а потом уже и большую, с
двумя окнами. В 1959 году к нам приезжала бабуля погостить и взяла меня с собой в
Омск. Жили они там в вагончике, на Чкаловской была целая улица из вагончиков. Мне
там так понравилось, что я осталась у них на зиму. Пошла там в пятый класс. Там я
впервые и единственный раз видела своего деда – маминого отца, он как-то приезжал. С
дядей Леней мы ездили на его грузовике в Верблюжье. 23 февраля 1960 года у Лели
родилась Маринка. Летом за мной приехала мама с Ирой и Виталиком. Виталика отдали в
садик, и мама стала работать, сначала в ночном буфете столовой завода «Амуркабель»,
потом в моей школе буфетчицей. Потом она устроилась на «Амуркабель» в штекерное
отделение. Так мы жили до 1963 года. Мы учились, Виталик в 1962 году тоже уже учился
в первом классе. Я ходила в местный клуб, занималась в хоре (хотя голоса у меня не было,
так – для количества, наверное, взяли), но в клубе была неплохая библиотека, там я
перечитала всех классиков – и наших, и зарубежных. Драйзер, Анна Зегерс, Вилис Лацис,
Золя, Гюго, Голсуорси - всех сейчас и не упомнишь.
Весной 1963 года мама сильно заболела, подозревали чуть ли не туберкулез,
выписавшись из больницы, она категорически заявила, что не хочет жить больше в
Хабаровске. Уехали в Омск, отец списался с руководством ремесленного училища в
Омске, где он раньше работал, его пригласили приезжать. Летом, я даже не побывала на
своем первом выпускном в 8 классе, мы уехали. Поселились у Петуховых, они к тому
времени уже жили в двухкомнатной благоустроенной квартире на проспекте Маркса.
Отец сразу вышел на работу в должности мастера производственного обучения, мама не
смогла устроиться, у нее не было прописки (отца прописали в общежитии училища). Нас
устроили учиться, я пошла в школу № 125 с математическим уклоном (таких в то время
было всего четыре в Союзе), расположенную на берегу Иртыша, Ира с Виталиком ходили
в другую, не помню номера. Летом отец со своей группой учащихся выехал в лагерь,
расположенный неподалеку от села Чернолучье (родина бабули). Нас с Ирой он взял с
собой, какое там было чудесное место, жили в больших палатках среди соснового бора.
Ребята все были вполне нормальными, никакими не хулиганами, как обычно
представляют петеушников. Вечерами были танцы, кино.
Где-то уже осенью отец уезжает в Хабаровск, списавшись с руководством своего
авторемзавода, его ценили на работе, он был специалистом в своем деле, обещали дать
квартиру. Разумеется, жить в двухкомнатной квартире одиннадцати человекам было
невозможно (бабуля, Леля, дядя Леня, трое их дочерей, нас пятеро). Как же мне не
хотелось уезжать из Омска, я полюбила этот город всей душой, жаль было терять такую
подругу, как Галя Николаенко. Ну, да не обо мне речь.
И вот к осени мы опять вернулись в Хабаровск, опять к бабе Любе. Квартиру мы
получили только к ноябрьским праздникам, благоустроенную двухкомнатную в первом
микрорайоне, мы первые из заводчан поселились в благоустроенной квартире, тогда у
завода еще не было своих домов. Даже то, что квартира была на первом этаже, без
балкона, не казалось таким уж минусом, зато своя, отдельная. Новоселье отмечали, сидя
на полу, мебели не было никакой. Вскоре купили в кредит шифоньер, диван раскладной,
сервант, стол письменный, стулья, через некоторое время для Виталика приобрели
раскладное кресло. Это было в 1965 году. И когда в сериале «Восьмидесятые» с таким




восторгом говорят о приобретении пресловутого раскладного кресла, как о какой-то
диковинке, это просто смешно. Холодильники в то время были в большом дефиците, на
них записывались, оставляли открытки. Нам повезло. Мама работала тогда в филиале
столовой на обувной фабрике заведующей, ей давали для распространения лотерейные
билеты. И вот так получилось, что осталось непроданными десять билетов по 30 копеек.
Она предложила своим сотрудникам взять их всем поровну, все отказались, пришлось
брать самой. И надо же такому случиться, что на один из билетов выпал выигрыш -
холодильник «Юрюзань», да еще три билета выиграли по рублю. Вот так нам достался
холодильник таким сказочным образом. Все это служило до самой маминой кончины.
Потом также в кредит был куплен телевизор, проигрыватель. Кредит в то время и нынче –
совершенно разные вещи. Тогда идешь в бухгалтерию предприятия, где работаешь,
берешь справку и идешь в магазин, берешь вещи, какие тебе нужны, платишь в качестве
первого взноса, если мне не изменяет память, один процент от покупки, остальное
распределяешь на столько месяцев, как тебе удобно, и из зарплаты перечисляют в
магазин. Мама нас с Ирой одевала на сезон обычно в кредит, покупала пальто, как-то даже
купила нам шубки из какого-то натурального меха, такие небольшие шкурки были и
совсем недорогие.
Виталика перевели в школу рядом с домом, мы с Ирой ездили на стройку, она
училась в 46-й школе, я – в своей 39-й. Правда, я потом осенью 1965 года перевелась в 11-
ю школу в микрорайоне. Ира тоже потом перешла в школу № 71 рядом с домом.
В 1966 году я закончила школу, поступала в Хабаровский политехнический на
химико-технологический факультет (он производил первый набор), не прошла по
конкурсу, не хватило полбалла (по химии получила четверку, по математике – пять, если
бы наоборот, все могло быть по-другому). Пошла работать к отцу на завод
комплектовщицей деталей электрооборудования. В следующем году поступила на
автомобильный факультет ХПИ, проучившись год – бросила, устроилась телефонисткой
на междугородную телефонную станцию. Ира в 1968 году закончила школу, уехала во
Владивосток, поступила в политехнический на геологоразведочный, с тех пор вся ее
жизнь связана с этим городом.
Да, еще кое-что важное. До отъезда в Омск наш отец увлекался рыбалкой, имел
лодку моторную. В 1964 году поздней осенью он чуть не утонул напротив Амуркабеля за
островом, их лодку (он был не один) протаранила баржа, было темно уже, лодка затонула,
их спасли. После этого он уже не занимался больше рыбалкой, не заводил больше лодку.
В 1965 году он взял участок под дачу в районе 17-го км Владивостокского шоссе и это
было увлечением всей его жизни до самой кончины. Когда мы в первый раз приехали
туда, это был участок Уссурийской тайги, кругом высокие деревья, кустарники, лианы,
папоротники, кстати, в этих папоротниках Виталик заблудился, ему было только 9 лет.
Как уж корчевали эту тайгу, мы особо и не знали, нас к этому не привлекали. Меньше чем
за два года был уже дачный участок с домиком, летней кухней, хозяйственными
постройками на задах, посадками кустов крыжовника, смородины, малины, вишни. Были
высажены яблони, сливы. Ну, и разумеется огород. Все постройки были созданы руками
отца, я уже упоминала, что он был на все руки мастер.
9 апреля 1969 года у меня родился Сергей вне брака. В 1970 году я вышла замуж за
курсанта школы милиции Огнева Владимира Дмитриевича, 05.05.1943 г.р. Он усыновил
Сергея, за это я была благодарна всю жизнь, хотя счастливой назвать эту жизнь нельзя. В
том же году мы всей семьей (мама, отец, мы) ездили на его родину в Волгоград
знакомиться с новой родней. Это просто к сведению.
В 1971 году отцу дали четырехкомнатную квартиру в переулке Краснореченском, мы
все переехали туда. Мама работала в 46-й школе завпроизводством школьной столовой,
отец – мастером инструментального цеха авторемзавода. Мой муж закончил школу
милиции, стал следователем.




В 1973 году я поступила в педагогический на физмат, а Виталика призвали в армию.
Он хотел поступить в военное автомобильное училище в Уссурийске, но не прошел
медкомиссию, нашли плоскостопие, хотя его ничего не беспокоило в этом плане,
занимался спортом, даже прыгал с парашютом, а вот, признали негодным для училища. А
в армию можно было брать. Первые полгода он провел в учебке в Волочаевском городке в
Хабаровске, затем его отправили на службу в тот же Уссурийск. Ира продолжала учебу,
летом выезжала на практику, побывала на Камчатке, на Колыме. Летом 1973 года в
сорокалетнем возрасте погиб наш дядюшка Олег Слепченко, убило током на работе.
Хороший был дядька, мы общались с ним и его семьей, к тому времени он был в разводе с
первой женой Маргаритой – армянкой, у него было двое детей – Игорь и Ольга. Вторая
жена Татьяна была неплохой женщиной с двумя дочерьми от первого брака.
21 декабря 1974 года у меня родился Славик, естественно, учебу я оставила. Ира уже
закончила институт, работала в геологической партии в Приморье. Там она
познакомилась с будущим мужем Королевым Василием Николаевичем. Как раз в день
выписки меня из роддома, они приехали к нам. Новый год встречали все вместе. В январе
1975 года родители поехали во Владивосток на их свадьбу, заезжали к Виталику, он в то
время лежал в госпитале, казалось бы, банальная простуда у него осложнилась таким
заболеванием, как сложный аортальный порок сердца. Это был такой кошмар, в госпитале
он пробыл полгода, комиссовали его подчистую. Без операции ему отпускали жизни не
более, как до 30-ти лет. Армия от него открестилась полностью, никакой помощи не было
оказано. Дома он пробыл месяца два и попал в больницу, но каким-то чудом его организм
компенсировался, хотя всю последующую жизнь давление у него перевернутое – 30 на 50,
40 на 60. Несмотря ни на что, он стал жить обычной нормальной жизнью, поступил в
индустриальный техникум, закончил его, женился, родились две дочки Катя и Даша.
Работал главным энергетиком на Березовской птицефабрике, жили они в Березовке, взяли
там дачу. Ни в чем себя не щадил, не считал себя инвалидом, охота, рыбалка, футбол,
играл на гитаре, даже организовал у себя в поселке музыкальный ансамбль. Подумывал о
покупке машины, взялся строить гараж, рядом с домом образовался гаражный кооператив.
Ну, я забежала слишком далеко.
6 февраля 1976 года у Иры с Васей родилась Женечка. Я со Славиком была у них в
гостях в то время. Жили они в гостинке на Голубинке. Интересная деталь – в то время
Владивосток был еще закрытым городом, без пропуска в него не пускали. Вася встречал
нас на Угольной, а в город мы добирались на электричке. Тогда я впервые попала во
Владивосток, не считая того, что я там родилась, я влюбилась в этот город, пока его не
стали уродовать в наше время стеклянными башнями в центре.
В 1977 году Ира привезла Женечку к маме, они с Васей отправлялись в поле. С
Женей сидела бабуля.
Теперь надо несколько слов сказать о Петуховых. В 1967 году Леля родила Ларису,
когда, казалось бы, уже и не должно было быть детей. Вскоре из семьи ушел дядя Леня,
вернее, его выгнали, он ездил по работе по районам области и завел там себе где-то
женщину. Леля долго не думала, пример был, ее собственный отец, и осталась с четырьмя
девчонками и матерью, пришлось устраиваться на работу. Работать она стала на вокзале
мойщицей полов в зале ожидания, управляя каким-то моющим агрегатом. В те годы мама
часто отправляла ей посылки с проводниками поездов, летом посылали овощи, ягоды. В
общем, помогала, чем могла, хотя сами не шиковали. Тем временем девки росли, учились,
кстати, учились все хорошо. Алла занималась в секции художественной гимнастики, где в
то время занималась также известная гимнастка Галима Шугурова. В общем, все как
будто неплохо складывалось. Но в 1972 году она была вынуждена выйти замуж, свадьбу
справляли, когда она была уже беременна. Училась в то время в каком-то техникуме. Юра
Ерохин был парнем из хорошей семьи, все бы хорошо, родился Виталик. Но в 1977 году
семья Петуховых спешно разменяла квартиру в Омске на Хабаровск и поселилась в
Хабаровске на улице Калараша.



Света училась в педучилище, была на преддипломной практике где-то в районе. В
Хабаровск приехала уже беременной, здесь родила Вову. Марина училась в школе, Лариса
тоже. Алла устроилась на судостроительный завод в секретную часть ЭРА.
Да, забыла сказать, что моя семья жила уже отдельно. После рождения Славика нам
дали квартиру на Стройке, сразу у трамвайной остановки, в трехэтажной сталинке с
потолками 3 метра. Квартира на втором этаже, трехкомнатная, но без балкона. В марте
1975 года мы туда въехали после того, как отец с Володей сделали там ремонт.
Вообще, 1977 год был в нашей семье каким-то роковым. В этом году отцу
исполнилось 50 лет, 8 марта было тридцатилетие совместной жизни наших родителей. В
юбилей отца на праздновании было много гостей, среди них начальник завода, еще кто-то
из руководителей, представитель из штаба округа (завод был военный). Отца очень
ценили, как специалиста, общественника, он занимал должность начальника
инструментального цеха, хотя не имел должного образования. И вот, в октябре 1977 года
вскрылась неприглядная правда, отец, наш отец, добропорядочный, образцово-
показательный семьянин, непьющий, некурящий, оказывается с марта месяца изменяет
маме со своей кладовщицей, ровесницей Иры. К маме явился ее муж и все рассказал, хотя,
конечно, весь поселок давно это знал, только мама-то ни с кем не общалась из заводских.
Это был такой удар, не передать. Оказывается, он и во Владивосток летом ездил с ней (к
тому времени он уже имел машину). Мама не простила. Я – тоже. Двадцать лет я не имела
с ним никаких отношений, при случайной встрече на улице проходила мимо.
В 1979 году Огнева перевели начальником милиции в село имени Полины Осипенко.
Прожили мы там два года. Я работала в райисполкоме заведующей районным
государственным архивом. Два года, а как будто целая эпоха. Ну, да не об этом речь. В
1980 году Огнев сумел устроить Свету Петухову в малокомплектную школу села
Удинское, где она вскоре вышла замуж за приискателя из Эстонии Николая Когера и он
увез ее с Вовкой в Эстонию. Один раз они приезжали в Хабаровск, и мы тогда поразились,
что, оказывается в Эстонии даже в то время были паспорта совсем другого образца, там
Светка значилась, как мадам Когер. Там она родила ему двоих девочек Катю и Аню, так
что у нас есть родственники за границей. Только она ни с кем не общается. Леля, правда,
один раз была там.
22 сентября 1982 года у Иры родился Павлик. Вася не мог выехать с поля, письмом
просил меня приехать помочь Ире. Конечно же, я поехала. Водила Женю в садик и дворец
пионеров на хореографию, встречали Иру с Павликом из роддома. Они тогда еще жили на
Голубинке. Вскоре они получили квартиру на Амурской, где Ира с Павликом живут и
сейчас.
В 1982 году пошел в школу Славик, в 1983 году – Женя. После 8-го класса Сергей
поступил в лесотехникум. Я работала на Амуркабеле машинисткой до отъезда в
Николаевск. В 1986 году в день рождения Славика 21 декабря родился Олег. Попутно
хочу отметить, что у нас с Ирой рождались крупные дети, Сережка – весом 3800, Слава с
Олегом – по 4400, Женя – 3900, Павлик – 4200. В 1986 году же Ира с Васей уезжали для
работы в Монголию, дети оставались с мамой в Хабаровске. В том же 1986 году 15
декабря у Лариски родился Алька. Да, у Марины тоже уже была дочь Юля. Так что, у
бабули нашей было 13 правнуков, Олежка самый младший.
В феврале 1988 года Огнев перевелся в Николаевск, был заместителем начальника
районного отдела по следствию, он был уже майором. 23 февраля 1988 года я Олежкой
летала к нему, а 25 февраля 1988 года мама позвонила с сообщением, что умерла бабуля,
ей было 85 лет и 3 месяца. В мае 1988 года я проводила Сергея в армию и в июне с детьми
переехала в Николаевск. С этим переездом мы потеряли квартиру в Хабаровске (Огнев не
стал ждать предоставления квартиры и произвел обмен). Я в январе 1989 года устроилась
в портовскую больницу инспектором отдела кадров, проработала я в ней до ликвидации в
2015 году. В 1990 году Сергей демобилизовался и приехал домой. Хотя он закончил
техникум и имел специальность, я, по настоятельному совету мамы, не отпустила его




работать в леспромхоз, расположенный, разумеется, не в городе. Это была огромная,
непоправимая ошибка. Он так и не нашел свое место в жизни.
Слава после 9-го класса, несмотря на хорошую успеваемость в школе, настоял на
поступлении в ГПТУ по специальности рулевой-моторист, хотел ходить в моря. Закончил,
призвали на службу в 1993 году в осенний призыв, служить выпало в морской пехоте на
Камчатке.
3 июня 1991 года на нас всех обрушилось горе – погиб Виталик, нелепо, трагично. Я
уже упоминала, что несмотря на порок сердца, жил он, как дай бог любому здоровому. В
то время он начал строить гараж неподалеку от своего дома в Березовке в гаражном
кооперативе. В ту роковую пятницу к нему на помощь приехал брат жены Виталика
Виктор. Подробности трагического происшествия мы узнали с его слов. Разразилась гроза
и в это время автокран привез бетонную балку, начался сильный ливень, все бросились
под крышу, а Виталик зачем-то кинулся к этой балке, хотя все кричали, что подожди –
кончится дождь. И эта балка оторвалась от крепления и придавила ему нижнюю часть
тела. Вызвали скорую, возили его из больницы в больницу. Ирка сообщила маме только в
воскресенье вечером, когда он уже был прооперирован в краевой больнице, ему
ампутировали ногу. Утром в понедельник около шести часов мама мне позвонила, рыдая
рассказала обо всем, причитала, что как же он будет без ноги, сказала, что собираются к
нему с Виктором (я не сказала, что мама вышла замуж за Виктора Бондарчука еще в 1983
году). На ее причитания я ответила, что слава богу, что живой. Придя на работу, я
рассказывала о том, что случилось и в это время меня позвали к телефону, Виктор
сообщил, что Виталик умер – отказали почки, мама не попрощалась с сыном, которого
любила больше всех, он всегда был рядом с ней, мы-то разъехались. Разумеется, мы с
Володей и Олежкой приезжали хоронить единственного младшего брата, ему было только
35 лет. Ира, конечно, тоже была.
Маму подкосило окончательно это горе. И так-то болела часто, астма, стенокардия. Я
была у мамы следующим летом с Олежкой, кстати тогда он был крещен в церкви, по его
просьбе. К тому времени мама с Виктором уже жили в другой квартире. Промежуток
между красными домами застроили и получился целый подъезд в пять этажей, на втором
этаже в двухкомнатной квартире мама провела остаток жизни. В 1994 году я не смогла
приехать летом, было очень туго с финансами. Но зимой на Новый год я собиралась к
маме с Олежкой, он уже был первоклассником, учился очень хорошо, занимался в секции
борьбой нят-нам. И вдруг 6 декабря утром мне на работу позвонил Огнев с сообщением,
что мама умерла. На следующий день я выехала в Хабаровск с Олежкой и Сергеем, Славе
мы не сообщали, он бы все равно не смог приехать с Камчатки. К счастью, Володя к этому
времени получил деньги за какую-то шабашку (он уже не служил в милиции, был на
пенсии). Надо ли говорить, какое это было время, полная разруха, безденежье, деньги-то
обесценились, счет шел на миллионы. В аэропорту нас встретил Виктор, приехали домой
уже около шести, нас встретили Леля с Ларисой и Мариной, был также бывший муж
Марины Виктор Сизов. Прощаться приходило очень много народу, ведь в этом поселке
она прожила сорок лет. После выноса, у подъезда в толпе я услышала, как кто-то сказал:
«Какая была красивая женщина!».
Вот так мы с Ирой остались одни – без мамы, без брата. После похорон на
следующий день Виктор отдал мне два письма от мамы – одно мне, другое Славе. Они
были датированы 6 декабря, она их написала вечером 5-го, а Виктор должен был их
бросить 6-го. Умерла она в начале первого ночи, внезапно, раскашлялась и, по всей
видимости, произошел разрыв аорты (как мне потом пояснили наши врачи), у нее в какие-
то секунды вылетела вся кровь, в таких случаях даже в больнице без специального
оборудования и специалистов не всегда могут помочь. Скорая поставила диагноз
сердечнососудистая недостаточность, чаще всего так и пишут, если не произведено
вскрытие. Несколько слов о Викторе, прожили они с мамой десять лет. В общем-то он



был неплохим человеком, был младше, но любил ее, он единственный всегда называл ее
Джеммочкой. Работал телемастером, все бы ничего, но любил выпить, мягко говоря.
1 июня 1995 года вернулся после службы Слава и сразу же женился на Елене
Александровне Силиной, 28.07.1976 г.р., встречался с ней до армии. Я была против этой
женитьбы, но кто бы меня слушал. 19 февраля 1996 года родился Ромка. Слава пошел
работать в милицию, больше было некуда, он до армии закончил ПТУ по специальности
рулевой-моторист, мечтал ходить в моря, но все уже было в полной разрухе, рухнула его
мечта. Дослужился до звания майора и вышел на пенсию досрочно. С тех пор работает в
охране, сначала в прокуратуре, сейчас замначальника службы безопасности на бывшем
судостроительном заводе, который частично возрожден на частной основе. Его брак с
Еленой распался и он женат вторым браком на Галине Владимировне Загрековой,
15.06.1976 г.р., растят двоих сыновей Пашу 18.01.1999 г.р и Диму 25.01.2003 г.р. Ромка с
2004 года со мной живёт.
С Лелей и двоюродными сестрами потеряли всякую связь (во всяком случае я), как-
то так получилось. Они поменяли свою двухкомнатную квартиру в Первом микрорайоне
на дом в селе Екатеринославка Лазовского района, я даже толком не знаю, когда умерла
Леля, доходили слухи, что также умерла Алла, сгорела при пожаре.
13 января 2014 года умер наш отец Василий Павлович, я летала на похороны,
виделась там с Ирой и Женей. Сергей в то время жил в Хабаровске, он в 2012 год женился
в первый раз, но брак длился недолго, 3,5 года.
Женя и Павлик выросли у Иры умными и целеустремленными, школу закончили с
медалью, получили высшее образование, нашли свое место в жизни. У меня только Олег
достиг кое-чего, в 2004 году поступил в Дальневосточный политехнический университет
на геологоразведочный факультет, который в свое время закончила Ира. Выучился,
работает. Почти в тридцать женился на Филатовой Алине Евгеньевне. 1 апреля 2017 года
у них родился сын Родион, 10 января 2019 г. родилась дочь Радмила.
Женя первым браком была замужем за гражданином Великобритании Бренданом
Макмалланом, жила в Японии, Голландии. В браке родилась дочь Алиса 12 декабря 1999
года. Вторым браком ее мужем стал Сергей Литвиненко, сын Ростислав родился 14
октября 2008 года, живут во Владивостоке, работают в Приморгеологии, Женя
экономистом, Сергей генеральным директором.
Павлик живет с Ирой, работает, о личной жизни его я ничего не знаю. Ира еще
работает, занимается дачей, дети и внуки рядом.
Наши с Ирой мужья ушли один за другим от онкологии: Вася – 5 августа 2006 года,
Володя – 2 января 2007 года.
Вот вкратце и все, что получилось у меня с повествованием, не очень складно.
Только основные моменты. Кто желает, может изменить что-либо или дополнить. Этот
«опус» я скину на флешку.

Ну а я,двоюродный племянник Людмилы Слепченко,восстанавливаю родословную своей семьи и хочу сказать огромное спасибо своей тетушке за эту хронику...В ней содержится очень много полезной иформации...