Родня

               
                Как-то на руке у Лены я увидела бородавку на тыльной стороне ладони у большого пальца. Вспомнила как дед-чудодей бородавки  мои заговаривал еще в Новороссийске, нитку узелками завязывая. Рассказала об этом Лене. И мы решили сами заговорить бородавку. Приготовили тоненькую нитку, какая нашлась в доме, присели на лавочку во дворе  около дома и начала колдовать. Для надежности я несколько узелков над ней завязала, пошептала, чтобы она скорей пропала. Ритуал  завершила, закопав нитку за лавочкой, где никто не ходит. И мы надолго забыли про бородавку. Когда зимой  Лена варежку  сняла, то бородавку не нашли. Лена другую руку показала –  тоже нет. Пропала. Маме  я позже тоже выводила бородавку, но она не дождалась , пока пропадет, все прижигала каким-то серебром  аптекарским. Та почернела, а потом пропала.
                Бабушка на сладкое нам в Давыдково часто варила сахар. Он еще теплым был, когда мы, три внучки, раскладывали его перед собой на тарелках. Галя уже умела немного считать, она раскусывала большие куски на мелкие, чтобы их было больше и  пересчитывала. Довольная тем, что у нее большее число:
– «А у вас мало совсем, а у меня много!»
– « У нас зато самые большие!» –   поддразнивала я, и Галя в слезы, пытаясь поменять свои маленькие слюнявые на большие из наших  тарелок. Бабушка дала очень большой  из своей тарелки с наказом:
–« Не грызи, а то опять станет меньше, чем у девчонок», –  и  Галя, утирая слезы, с усердием смотрела на самый большой свой кусок. Наконец понимая, что он единственный, снова ревела, теперь уже из-за того, что у нас больших больше. Бабушка щипцами делила ее самый большой на четыре равных. И Галя снова успокаивалась ненадолго. Так бесконечное ее нытье оставляло нас с Леной в тесной дружбе, а  к ней  делала  нас равнодушными. И в тоже время очень удивляло золотое терпение бабушки. С годами бабушке удалось сблизить Лену с Галей. А меня в 12,14  и 16лет отправляли  в Полтаву к тете Нине на пару месяцев. На  время долгого северного отпуска  ее дочки Зики, которая теперь жила в Кандалакше. Муж ее был офицером, а она там учительствовала в школе, и через год  целый отпуск проводила у родителей. Заезжала  их старшая дочь Люба несколько раз ненадолго. Они  теперь с мужем Васей  жили в Запорожье. Когда в шестом классе училась в санаторной-лесной  школе в Фирсановке я целый год переписывалась с сестрами Зикой и Любой , и, конечно с сестрой Валей, дочкой  тети Таси.
                Я полюбила еще один дом: на улице Фрунзе  в центре города Полтавы. Муж тети Нины Матяш дядя Гриша с венгерской статью и дочки, Зика и Люба, в него высокие, крупные. Он работал в обл или райисполкоме . В свое время поколесили по весям изрядно от Закарпатья в разные концы Украины, теперь осели в городе, где спокойно, тихо-мирно и сдержано протекала жизнь. Мы ездили каждый день с утра на речку Ворсклу. Папа рассказывал, что речку так Петр Первый назвал, когда уронил очки в реку, стоя на мосту. Значит  – вор стекла, Вор-скла. Так в народе говорили видно. Может правда.            

     Я  все же научилась плавать по-домашнему, или по-собачьи. Вместе  с Зикой мы переплывали речку, но не каждый день, иногда плыли вдоль по течению, возвращаясь берегом. К обеду -- домой. Читали. Вечер проводили в тенистом парке в центре города в беседах, прогуливаясь, и в кафе-мороженом. Она научила меня некоторым женским хитростям, чтобы быть всегда в порядке. После мытья накручивала свои вьющиеся волосы, придавала  очарование своему облику и прическа держалась до следующего мытья превосходно. Поправляла мою речь, все таки она была учителем  словесности, но и украинский язык я стала лучше понимать, читала книги на украинском языке. Когда мне было 16, а 26 лет – Вале, в Полтаве теперь Валя  жила - это дочка тети Таси, она попроще. Работала на почте. Готовилась к свадьбе и бегала с подружкой на танцы. Кавалер ее был заводской работяга, добрый малый белорусских кровей, хоть и с украинской фамилией Кухоренко. В августе они расписались и на старом дребезжащем автобусе, как в кино-фильме «Зимняя вишня» нас со всей свадьбой в Козельщину привезли на два выходных прям из загса. Погуляли знатно. С какими-то ряжеными, с песнями, совершенно мне не знакомыми обрядами. Дружка со стороны  жениха с лентой на перевес лихо вел свадьбу, дружка со стороны невесты лентой выделялась, но  все больше по хозяйству хлопотала, или скромно сидела за столом. Плакала тихо мать жениха в чисто-белом ситцевом платочке, вытирая слезы то одним его концом, то другим. Чинно восседали оба отца. Тетя Тася шустро справлялась  со всеми делами. Стол был накрыт, гости встречены и сытно накормлены, а к ночи все размещены и уложены. С утра ярых гуляк борщом опохмелили и уже спокойно продолжили. А после проводили на автобус с дарами и ни кого не забыли. Уехали.  Меня оставили погостить.

Дядя Степа Коломиец, отец Вали, муж тети Таси,  украинец,  работал всю жизнь на заводе. Каждый день вставал в четыре утра, и на первый поезд до Кременчуга из села Козельщины. Здесь  в селе у них сначала была хата-мазанка, потом кирпичный дом побольше построили вокруг нее в одно лето. Брат Вали Толя по стопам отца пошел, тоже на завод в Кременчуг ездил. В  гальванике работал, как он сам говорил. Гордился, что у него такая профессия. Там  нашел себе  с шоколадной фабрики жену с ребенком-девочкой Женей, с красивыми большими глазами были обе. Общая дочка Ольга была постарше нашей Гали. Позже еще две появились через два года каждая Лиля и Вика. Жили они в Кременчуге, но выходные все проводили в Козельщине.
             Мы, когда всей семьей приезжали,  в мазанке сначала гостили. У них в саду в то время я насчитала 144 вишневых дерева – жуть. Куры ходили везде, подбирая падающую ягоду. Вишню с дерева собирали все от мала до велика, раскладывали на противни и на горище, сушить. Варенье из вишни тоже варили, оно  было у папы любимым. Помню как он ел это варенье зимой с чаем, раскусывая каждую вишневую косточку и с упоением наслаждался каждым крошечным ядрышком.
              Два дерева с абрикосами разными по вкусу за хатой росли. Зреют ягоды на одном дереве одновременно и сразу нужно их собрать, удалить косточку, разложить на противнях для просушки. Эти ягоды сушили на крыше летней кухни. Ядра косточек были вкусными, сладкими, совсем не горчили и мы их ели  как орехи, разбивая тут же булыжником об булыжник. Черешню и клубнику мы никогда не заставали – сходила к концу июня, когда мы приезжали, а яблоки только белый налив из летних сортов такое количество падало,  я  ела только с дерева  с кислинкой. Другие сорта осенью созревали,  сухими нам высылали посылками к зиме. Даже если мы не приезжали  в Козельщину в какое-то лето,  в другом месте отдыхали, все равно к зиме получали посылки из сухофруктов: вишни, кураги, яблок. Эти сухофрукты были вкусней магазинных, мы их съедали раньше, не дожидаясь пока они в компот попадут.

               Один всего раз, когда я закончила четвертый класс, мы  все вместе поехали на родину, где провел свое детство и юность папа. В  село Мигея, Николаевской области, Первомайского района. Посетили могилу бабушки Наталии Мацапей, урожденной Шиловой. Родилась она в деревне Шилово, Ярославской губернии 1879году  позапрошлого века,  на сто лет старше моего сына Сергея, своего правнука. Она не дождалась с фронта своего сына, моего отца Николая Кирилловича, умерла в 1944году. Мой дед Кирилл Дорофеевич Мацапей, папин отец, умер в 1934 году. Его жизни я посвящу позже отдельную главу, историю их  жизни и  любви. Моих дедушки и бабушки, родителей отца. Их я  никогда не видела, папины сестры и папа о них  много рассказывали.
                В селе  они поселились после революции в годы гражданской войны. Две родные папины сестры тетя Тася (Анастасия) и тетя Нина, выйдя замуж уехали с мужьями. В селе осталась папина самая старшая сводная сестра Мария и ее многочисленная семья: муж и пятеро детей. Евгения, Константин, Людмила, Таисия и Володя. Евгения — старшая, одногодки с  моей мамой, в  18 лет вышла замуж, родила троих детей. Валера, Людочка и маленький Женя. Они  были мне племянники. Тетя Мария  со своей дочкой Женей ходили в один год беременными. Валера и Володя были с одного года. Они  перешли в девятый, а я в пятый класс. Мне с ними было  очень интересно, а им со мной нет. Люда меня на год моложе, молчунья, с ней мы тоже не подружились. Женя- Евгения  недолюбливала мою маму –  это я поняла, когда  услышала их разговор  с папой.  Подруга  ждала тебя, это моего папу, так она говорила, а ты женился на ней, т.е. на моей маме. Мне казалось, что Женя никого не любила. Покрикивала  на детей, папе все жалилась, как пьет ее муж. Я не видела чтобы он пил, как она утверждала. Может  от всех таился?  Остальные мои кузины и кузены  равнодушно нас встретили.  Без проявлений каких либо чувств. Костя со своими друзьями балагурил, смешил их в стороне от нас, когда мы все собрались на берегу порожистой реки под названием Южный Буг. Кругом валуны. Мы прошли по валунам к воде. Мальчишки, Володя с Валерой, ныряли, ловили раков.  Целое ведро раков собрали. Я тоже попробовала нырнуть, но глаза  не открыла с первого раза. Когда с усилием  открыла, только муть увидела. Володя предложил мне нырнуть где он нырял. Мне понравилось. Видела раков копошащихся в мути на дне реки. Осмелела, стала двигаться в сторону, где глубже. Вдруг почувствовала укол за пятку. Отдернула ногу. Вылетела на берег: – « Рак за ногу поймал?» – засмеялись мальчишки. Я дрожала. От клешни нашла след, может правда поймал?! Меня накрыли полотенцем. Села у костра на валун. Раки шевелились в ведре. Огонь в костре разгорался. Я долго смотрела на огонь,  наблюдала, как в ведре постепенно раки краснели. Вареные раки я попробовала, когда они остыли. Папа дал мне очищенные. Ничего, вкусно.
           Село было такое огромное!  Степь ровная, как стол, так говорил папа, поэтому далеко видно. Кругом поля, разделенные посадками  шелковицы. Шелковица сладкая. Куда не свернешь – везде шелковицей объедаешься. Объедалась в основном я, местные равнодушно проходили мимо. Если собирали, то сами не ели , а нам отдавали, москвичам, как они все наше семейство называли.
       Мы  поднимались на гору. Мне понравились необычные растения такие, как зеленые цветы, похожие по форме на розочки или каменный цветок под названием Молодило с кислинкой на вкус. Подходили к карьерам, где шла добыча гранита. Володя позже, когда приезжал к нам, говорил, что на памятник Карлу Марксу в Москве гранит брали здесь. Местные  этим гордились.
      Проходили мимо техникума, где учился мой папа. Рассказывал  о том, что  было в тридцатые в самые голодные годы. Первый  выпуск в техникуме – его, в 1932 году. В тот год ему исполнилось шестнадцать.  На  обед – кукурузная похлебка  в столовой. Ее варила и разливала тетя Тася-повариха,  папина сестра 20-ти лет. Она старалась папе погуще налить, но все равно  голодно было. Он рассказывал про экзамены, которые сдавал здесь. Если ставили «четверку», старался на «пять» пересдать. Выучился на  агронома и работал  в Крыму в Керченском районе. Оттуда его призвали в армию в 19 лет. Потом Военное  училище. Все это до войны. Этот  техникум в селе заканчивали многие из наших родственников. Только Володя, после службы в армии, учился в университете на историческом факультете в Ужгороде. Его позвала Люба, тети Нины старшая дочь, она после киевского университета вместе с мужем преподавали в Ужгороде. Там же Люба защитила кандидатскую на тему « Ленин в Польше» на польском языке. Пока писала ее, часто через Москву в Польшу и одна и с Васей мужем ездили. К нам заезжали, но останавливались при университете в общежитии аспирантов МГУ.  Меня никогда не приглашали в Ужгород. А Володя  там женился и вернулся  преподавать  историю в Сельскохозяйственный техникум в Мигее.
         Больше мы туда не ездили. Второй раз я увидела Володю, когда он один от всей родни приехал на похороны моего папы в 1987г. В Москве он был первый раз.  Предложив ему пожить у нас недельку и посмотреть город, я сама много что узнала от него о Москве.Особенно о храмах. Жалко мало недели было. Мы не переписывались. Созванивались. У него вторая дочка Наташа родилась. Я собралась было принять его приглашение и вдвоем с сыном съездить в Мигею. Но начались волнения на Украине и муж меня не пустил. Это было другое государство. Много лет спустя, зависая в «Одноклассниках» и других соцсетях интернета, попалась статья о Владимире Трофимовиче Халипенко, историке техникума из села Мигея. Узнала  от местных жителей, что его нет в живых давно, лет двадцать как, а его дочки в Первомайск уехали. Каждому свой срок отмерен, а его мама, тетя Мария, в 95 лет  читала без очков.