Проза от сына

В деревне Бубчиково Алапаевского района (что кличут «Чикаго», но не из-за крутых нравов жителей, а просто потом что созвучно) жил гипнотизёр. Самый что ни на есть настоящий. Не сродни Кашпировскому и Чумаку, и тому в черной шапке, с которым звезды на перовом канале игры играют. Все деревенские знали о нем и о даре его, но никто этого не афишировал, в газеты и на телевидение не сообщал. Да и кому нужен то настоящий гипнотизёр.

Жил гипнотизёр тихо на окраине деревни, в домике у самой речки. Беды людям не приносил, просто так не гипнотизировал. По нужде только разве. Очнется продавщица в сельпо – пары носков нет, так на гипнотизёра спишет, ухмыльнется и положит за него в кассу копеечку. Или порой председатель колхоза в кошельке рублей двадцати не досчитается. Хотя такого не бывало, когда председатель колхоза на двадцать рублей внимание обращал. В общем, знали про эти шалости деревенские, но ничего не делали с мужичком-гипнотизёром, покуда радовались, что большого зла он не творил, хоть и мог, а проделки его злом язык назвать не поворачивался. Нужда, одним словом. Как к убогому относились, помогали, да и гипнотизёр людям не отказывал. Не может, к примеру, у Семеновны доярки, Васька сынок «Мцыри» Лермонтовские выучить. Как не бьется, ни слова в голове не остается. Мучается, мучается, ребенок, так что Семеновна слезой обливается, а Михал Юрич в гробу ворочается от того, как поминает она его словом крепким русским матерным. Во тогда и зовёт Семеновна гипнотизёра, чтобы до конца голову не изуродовали Ваське ее эти «Мцыри». Поколдует гипнотизёр над Васькой, в глаза его заглянет, и через час шпарит Васька эти «Мцыри», как автомат: сначала до конца и с зада на перед. Так он этим, знанием своим всех удивил, что о нем даже в Алапаевской газете писали и на конкурс чтецов отправляли в Екатеринбург. Только там он ничего не выиграл. Ясное дело все места там проплачены заранее. А откуда у Семеновны деньжищи такие. У нее, конечно, деньги никто не просил, но ясное дело, деньги немаленькие.

Или вот еще. Придет время колоть скотину. Рука у хозяев не поднимается, да и кольщик деревенские третью неделю в запое, нож в руке удержать не может. Да и жалко хозяевам скотину резать, больно, ей кровь всюду. Страшное это дело. Человек ведь хоть и существо жестокое порой, но к скотине то больше, чем к человеку прикипает. Душу никуда не денешь. Так прикипит, что клещами не оторвешь. И детей кормить надо, и жалко. И стонет, стонет, душа, кровью сердце обливается, не хочется больно делать животному, ведь как родное уже. Вот и зовут гипнтозёра опять. Заглянет в глаза он корове или поросю. Зевнет животное, глаза закроет и на бок повалиться, мягко спокойно, вроде, как спать. А нет, не спит оно, сдохло. Без боли и страданий. Многие говорили, что после такого и мясо нежнее, но это выдумки все.

В общем, жили душа в душу в деревне. Не обижались и помогали друг другу. Даже участковым местный Кузьмич глаза на эти мелкие проделки закрывал, не трогал гипнотизёра. И все было был хорошо, когда бы не закрыл Кузьмич глаза насовсем – помер, то есть. Прислали на его место из города молодого ухаря с кучерявой головой. Деревенской жизни он не знал и узнавать не хотел. Нет, чтобы подойти да поговорить с уважаемыми людьми, разведать, значит, что, да как, поинтересоваться, как и чем люди живут. Так нет. С первого дня заявил: «Для меня Бог один – Закон. И кто его нарушит, того даже за мелкие проступки буду карать по всей строгости». Только вот у участкового этого был секрет один и даже два. Не случайно его направили в Бубчиково, а сам он напросился. А второй секрет его был в том, что и он гипнотизёр был. Вот и напросился он потому, как он местном прослышал. Только вот если деревенский гипнотизёр был настоящий и без нужды никого не обижал, то этот не очень-то настоящий был, носил всегда с собой резиновую волшебную палку и полдеревни данью обложил.

И в конце концов руки его и до гипнотизёра дошли. Долго он над ним в темных очках, чтобы в глаза не заглянул, обрабатывал его своей волшебной палкой, пока гипнотизёр во всех смертных грехах не признался и растрату колхоза на себя не взял и изнасилование крупного рогатого скота. Так и поехал гипнотизёр по лагерям. Мог бы, конечно, он и суд загипнотизировать, но настоящий он был, честный и дар свой на такое большое благо для себя использовать не стал. Так и умер он где-то в тайге на широкой реке на лесоповале.

А участковый молодой курчавый не дольше его прожил. Как-то выросший Васька, то самый, что «Мцыри» наизусть выучил, а теперь трактористом работал, всадил пузырь водки, да пришел домой к участковому. Проломил он ему голову топором, и волшебная палка этому гипнотизеру не помогла и даже самый обыкновенный пистолет. Всей деревней труп прятали в болоте за деревней. Все знали, что с участковым произошло, но никто в городе никому ничего не сказал. Так и закрыли дело об исчезновении участкового. Вот тебе и Чикаго.

Васька же так и работал трактористом до пенсии. Сядет порой на кухне у себя хлопнет стакан, капусткой квашеной закусит и начинает «Немного лет тому назад, там, где, сливаяся, шумят, обнявшись будто две сестры, струи Арагвы и Куры….» и перед каждой частью по стакану выпивает, а дойдет до конца так в обратном порядке начинает: «И никого не прокляну, и с этой мыслью я усну…» и плачет, и плачет Васька и вспоминает гипнотизера добрым словом.