Из книги Вино одиночества. Восток и Запад

Видение каравана, везущего мертвецов в пустыне, издревле на Востоке считалось дурным предзнаменованием, подобно тому как на Западе таким же знаком, несущим беды и погибель, считалось среди моряков видение Летучего Голландца.

КАРАВАН МЁРТВЫХ
(Образ из восточных легенд)

Как грозные жертвы невидимой кары,
Плетутся верблюды по гребням Сахары,
Как будто плывут, утопая, по ней
Осколки разбитых в бою кораблей.

В полуденный зной иль в кромешную тьму
Грядёт караван — всё едино ему,
Давно примирённый со всем и давно,
Чем жизнь его встретит, — ему всё равно.

Как груды костей на засаленных блюдах,
Качаются трупы на сонных верблюдах,
Так точно сидит стрекоза на игле,
Засохшие пчелы на мертвом стебле.

Так выглядит некогда яркий и сочный,
А ныне застывший гербарий цветочный.
Так в горном ущелье висит над рекой
Змеиная кожа на ветке сухой.

Какая кончина у них за плечами,
Сожжёнными солнца прямыми лучами,
Чума или смерть от бандитских ножей,
Иль лживые чары пустых миражей?

Рашид, нет сомненья, ты Богу угоден.
Ты был с малолетства силён и свободен,
И бескомпромиссно, бестрепетно в бой
Войска газавата ты вел за собой.

Твой час роковой кто посмел бы приблизить?
Кто мог бы повергнуть, смирить иль унизить
Твой нрав непокорный, твой воинский дар?
И всё ж ты нарвался на встречный удар.

Ты был вдохновеньем военного строя,
Ведомый звездой молодого героя.
Но смерть сторожит и лихих храбрецов.
И вот ты плывёшь впереди мертвецов.

Наргис, ты стройна, как фиванская жрица!
Кто мог, египтянка, с тобою сравниться?
В мерцающем блеске дрожащих лучей
Твоих беспричинно печальных очей

Немало горячих желаний родилось,
Немало мечтательных душ заблудилось.
Однако внезапная смерть не щадит
Ни чувственных уст, ни нежнейших ланит.

Кто б ни был счастливчик, владевший тобою,
Теперь ты окончила счёты с судьбою.
И вместо толпы сладострастных рабов —
Последнее ложе верблюжьих горбов.

Каким-то прозреньем своим вдохновлённый
И ты среди прочих, старик умерщвлённый,
Безгрешная совесть и честь мусульман,
В свои девяносто — слепой Сулейман.

Ты смерти желал, как небесного света,
Валяясь во прахе у стен минарета,
И твой неожиданно царственный лик
Теперь горделив, просветлён и велик.

На нем не сыскать ни смущенья, ни страха,
Он зрит в небеса, созерцая Аллаха,
И ныне, ревнитель исламских святынь,
Ты птицей паришь над пространством пустынь.

Куда же ты тащишься, мёртвая груда,
Куда ты идёшь, караван, и откуда,
От нищенских хижин иль грозных дворцов,
Куда, караван, ты везёшь мертвецов?

Какой бессердечной мечтой обуянный,
В каком наркотическом сне окаянном,
Так страстно и истово жизнь не любя,
Какой созерцатель измыслил тебя?

Ты тягостный бред полусна-полубденья,
Откуда ты, горькое, злое виденье?
О, как ты уродлив, уныл и угрюм,
Бессмысленный плод отвратительных дум!

В предсмертной икоте, сквозь сырость и рвоту
Так можно отхаркнуть гнилую мокроту
Иль, старый  нарыв протыкая иглой,
Костлявыми пальцами выдавить гной.

Что значит виденье такое?.. И ныне
Зачем ты мерещишься снова в пустыне,
Чудовищный призрак погибших племён,
Пророческий знак непонятных времён?


РУССКАЯ СТАРИНА
               
                Русская старина на Некрасова, 6
                2-7-3-25-26               
                (из радиорекламы)
I

В гостиных круглых и овальных
Горит десяток люстр хрустальных,
И их огнём озарены
Предметы русской старины.
В углу сияет ларь кленовый,
Обвитый костию слоновой,
Сервант с узорчатым ребром
Блестит столовым серебром.
Дубовый стол с гербом фамильным,
Прибором мраморным чернильным,
С холодным греческим божком
И золочёным сапожком.
Сверкает вещь ручной работы
Огнями тусклой позолоты —
Старинный буковый багет.
На стенде выставка монет
Мерцает блеском красной меди.
Её ближайшие соседи —
Потёртый карточный валет,
Сосуд — загадочный предмет
Из-под борща или бульона,
Чеканный панцирь медальона,
И драгоценный остов в нём
Горит рубиновым огнём.

II

Как сгинули, куда бежали
Все те, кому принадлежали
Сии останки старины?
Куда судьбой занесены
Их благородные потомки?
Их славной щедрости обломки
В каком краю обретены?
Куда ведёт их зыбкий след?
Одно понятно — тут их нет.

Толпою хищной, войском ханским,
Казанским, крымским, астраханским
Заселены их города,
Когда-то сданные без боя,
Угрюмой грубою ордою
Раздавленные навсегда.

Там, средь разбоя и доносов,
Бензина, дуста, купороса,
Где по загаженным углам
Валялся старый пыльный хлам,
В полугнилой, полукандальной,
Убогой жизни коммунальной
Был среди прочего забыт
Тот царственный и щедрый быт.
 
В междоусобьях и раздорах
Прошёл средь скифов и монголов,
И беспощаден и кичлив,
Полуголодным, злобным нищим
Двадцатый век по пепелищам
Когда-то плодородных нив.

Русская старина на Некрасова, 6
2-7-3-25-26.


ЦЫГАНЕ

(диптих)
               
                Памяти Эллы Короленко
I

Степь, да ковыль, да земное добро —
Бубен, ковер, барабан.
В небе звезда, под ногой серебро,
А между ними — цыган.

II

Лежат на походном цыганском прилавке
Скорняжные иглы, стальные булавки,
Веревки, замки, заготовки ключей —
Потребный в хозяйстве набор мелочей.

Стеклянные банки, бутылки пивные,
Изделья слесарные и скобяные,
Цветастые кипы журнальных таблиц…
Хозяин же юн, худощав, смуглолиц.

Вдоль диких брегов голубого Дуная,
В дыму бессарабско-мадьярского края,
Твой дед погонял жеребцов вороных
Средь гордых амбиций народов иных.

Их грозная слава по свету металась…
Теперь же от них и следа не осталось.
Цыгане ж и ныне по миру идут
И древний закон свой хранят и блюдут.

Во всем, что сердцами народов владеет,
Ничто вам не нужно, ничто вас не греет,
Но в том, что годится воистину впрок,
Вы царству кумиров — достойный урок.

Прошедшие всё, и вражду и невзгоды,
Никем вы не куплены, дети свободы.
И ваше святое — всего-то и есть:
Цыганский закон да цыганская честь.

Да песня — какая-то ваша идея,
Как слово пророка иль стих чародея,
Какую в себя не вместил перегной,
Прослывший ученою солью земной.

Где в гордых напевах, надрывных и сочных,
Сокрыта премудрость преданий восточных,
Сокрыто достоинство мощных родов,
Почивших в руинах своих городов.

Вы в сонном величии, как древние боги,
Идёте, качаясь, по пыльной дороге,
И вечные распри народов и рас
Как будто вообще не касаются вас.

На женщинах ваших горят амулеты —
Рубин, серебро, золотые браслеты.
Их смелую поступь и гордую стать,
Как мир ни старался, не смог перенять.

Темны ваши судьбы, не ясны приметы
О, смуглые дети не этой планеты,
Несите ж свой крест средь народов иных
В горнило страстей и желаний земных.


Фотография с работы Игоря Андрюхина.