Как Лесков стал благонадёжным

День рождения Николая Лескова.
С Николаем Семёновичем, - замечательным русским писателем, а порой, в «Леди Макбет Мценского уезда», например, восходившим до уровня подлинной гениальности, - время сыграло забавную шутку.
Сейчас он – в ряду любимых авторов наших самых сусальных русофилов. Во многих церковных лавочках его произведения присутствуют в разделе художественной литературы. А сам Лесков числится по разряду благонадёжных и душеполезных авторов.
Вот он на том свете, наверное, изумляется! Это он-то благонадёжный?! У которого были огромные проблемы с цензурой вообще, и с церковной в частности. Шестой том его собрания сочинений по настоянию церковников вообще был арестован и сожжён!
«Попы толстопузые поусердствовали», – возмущался Лесков. Самого же его из-за произведений, якобы очерняющих светлую российскую действительность, уволили из Учёного комитета Министерства народного просвещения. После всех этих злоключений у Лескова случился сердечный приступ, и в конце концов больное сердце вкупе с астмой его и доконали.
Но до самой кончины Николай Семёнович не угомонился. Напротив, тон его произведений к концу жизни стал ещё более резким и критическим. «Мои последние произведения о русском обществе весьма жестоки… Эти вещи не нравятся публике за цинизм и прямоту. Да я и не хочу нравиться публике. Пусть она хоть давится моими рассказами, да читает. Я знаю, чем понравиться ей, но я больше не хочу нравиться. Я хочу бичевать её и мучить» - так формулировал своё творческое кредо зрелый Лесков. Результат: печать некоторых произведений в журналах приостанавливалась на половине, иные нещадно кастрировались или вообще запрещались к публикации и вышли только после 1917 года.
А дружба с Львом Толстым? Одна она уже делала Лескова в глазах чиновников и церковников крайне подозрительным.
При всём при этом именно у Лескова есть несколько замечательно светлых образов священников. Что и понятно: он не был ни диссидентом, ни антиклерикалом. Он просто был честным человеком и талантливым писателем. И писал так, как считал нужным, как видел и чувствовал, - без оглядки на то, что это кому-то может не понравиться. Патриотизм его не был ни елейным, ни восторженным. Но у нас же во все времена любая критика квалифицируется как покушение на устои. Если не пучишь глазки от восторга – уже карбонарий. А в иные времена преступлением становится, как говаривал Пастернак, даже не образ мыслей, а сам факт их наличия…
Но вот прошло каких-то сто с небольшим лет и – о чудо! Неблагонадёжный Лесков стал образцом верноподданничества. То ли черносотенцы пошли какие-то совсем не начитанные, то ли время и впрямь лечит. А значит, через сто лет произведения, которые сейчас так оскорбляют чувства отдельных верующих, быть может, станут продаваться в церковных лавочках.