Юнец

      Стройным его нельзя было назвать. Он был не просто худой, а как говорили: «кожа да кости, тебя  родители не кормят, что ли?».  Но это его нисколько не смущало. Аппетит, конечно, не был его сильной стороной. Хотя если было, что-то вкусное, он мог съесть и добавку. Чаще всего кушать его заставляли. А ему хватало того, что он мог «нахлебаться» воды. Причём пил он её, из крана, с такой жадностью, что создавалось впечатление безумной жажды марафонца. Он был сладкоежкой. Его прозвали «сладким дракончиком» из-за этого. Ко всему прочему он не выговаривал до конца букву «Р» и его картавость многим доставляла удовольствие.
      Он, в свои 7 лет, был бойким, энергичным малым. Точное определение его энергичности было таковым: «словно шило в попе». Может по причине этой энергичности и пластичности его и отдали на танцы. Это совсем другая история, но слегка приоткроем завесу. В группе танцев, куда его отдали с 5 лет, в основном, были девочки. И ещё трое мальчишек, таких же как он. Окружённый таким количеством девчонок, мальчишки «сходили с ума». А наш герой был не прост. Ему настолько всё давалось легко и быстро, но чтобы не кривить душой он старался, что оставшиеся минуты тренировок он бесконечно гримасничал и старался рассмешить девчонок. Чем отвлекал их от выполнения упражнений. За что, неоднократно, получал замечания со стороны преподавателя, старой и мудрой, Рошель  Иосифовны. Это была очень колоритная и достаточно строгая дама. Не смотря на свой возраст и болячки, она довольно энергично и здорово справлялась с этими молодыми звездочками. Умела рассмотреть в юном даровании талант и лень, стремление и вялость, упорство и нерадивость. Опытный педагог, позволяла нашему юному таланту некие поблажки. Даже разрешала ему вести «разогрев» и вводную часть тренировок. Его прозвище «Профессор» как некстати попадало в 10. Он не был гением. Он жил этими состояниями в танцах.
      Ему давали еще много разных определений и многие ему подходили, но это был взрослый взгляд на его детскую сущность. Его улыбка «до ушей», цепляла всех без разбора и никого не могла оставить равнодушным. Для этого, конечно, понадобилось бы как минимум что-то сладкое или хорошая шутка, а самым беспроигрышным вариантом была женская красота. Он так открыто всматривался в этих красивых дам, пытался рассматривать их, словно растворялся в ощущениях увиденного. Он просто старался запомнить ощущение восторга и некоего блаженства, которое струилось от них. Не все красивые дамы вызывали у него такой восторг. Только те, немногие, в которых кипела жизнь и если они светились счастьем и любовью. Если эта дама проявляла к нему, маленькому парнишке, чувства умиления, проявляла женскую нежность или просто прижимала к себе, то для него она становилась просто богиней. Столько тепла и любви от другого человека он не испытывал давно. И даже если это длилось всего пару минут, то этого было достаточно для того, чтобы потом с ещё большей энергией бегать, скакать и прыгать. При расставании, сначала наступала грусть, глубокая и безбрежная. Грусть от прощания с источником любви и красоты, от осознания одиночества. Иногда эта грусть поглощала его надолго, он становился словно призрак собственного тела.
      У него был старший брат, разница между ними почти 3 года. И вроде бы они должны были находить общий язык, но нет. Постоянные стычки, выяснение отношений, оскорбления и драки, вот что было обыденным состоянием их «братской любви». Как говорила их бабушка: «агрессоры поубивают друг друга». Притом, что старший был сильнее и более развит, от природы. Младший иногда всё-таки давал отпор. Но зачастую всё кончалось одинаково. Нашему герою доставалось как следует, и вся обида за неудавшуюся сдачу, за свою слабость выливалась в слёзы. Он мог долго и безудержно плакать, чаще всего закрываясь в ванной, чтоб под шум воды скрыть свои слёзы. Его переполняло чувство несправедливости, особенно, когда приходила мама и вместо того, чтоб разобраться добавляла порцию «воспитательных пенделей». Вот так он и становился взрослым. Обиженным и непонятым ребёнком он стал почти сразу, как родился.
        Его не ждали. Точнее ждали не его, а девочку. И имя, которое он носил в утробе матери, передалось ему по наследству. То есть его мама частенько называла Настенька. Он сопротивлялся как мог, но кто к нему прислушивался и что он вообще мог понимать в жизни. Мало того, что он родился недоношенным, семимесячным. Так у матери не было молока, а то, что было, нельзя было назвать молоком. И по этой прозаичной причине, уже с нескольких недель от роду, его подкармливали печеньем, разведенным в воде. Патронажная сестра, когда увидела это безобразие, пригрозила санкциями, но каким-то образом её уговорили спустить всё на тормозах. Не удивительно, что тяга к сладкому была у него с рождения. Сладкое воспринималось им как проявление заботы и любви. А кому из взрослых придёт на ум такое сопоставление. Детям сладкое нельзя, зубы испортятся! А они не могли не портится. Откуда он мог набраться кальция.
      В пять лет, когда он стал самостоятельно ходить в магазин, он впервые понял ощущение свободы. Свободы от взрослых попечителей. Он быстро ориентировался в необходимых продуктах и ценах. Его посылали не только за хлебом и молоком. Со временем, он стал «Завхозом», так называли его бабушки соседки, да и многие впоследствии тоже. Он был вежлив, всегда здоровался и прощался, он делился с бабушками секретной информацией о том, что где появилось и куда привезли дефицит. А дефицитом тогда было многое. От туалетной бумаги и докторской колбасы, до спортивных костюмов, кастрюль и джинсы. Он стоял в бесконечных очередях, вместо того, чтоб бегать с пацанами во дворе. Когда ребята играли в банки, он шёл за сметаной или творогом. Когда они бежали на озеро, он шёл за помидорами или луком. Он ходил сдавать пустые бутылки и банки. Он выносил мусор, пока другие гоняли в футбол. Он стал чаще отлучаться без спроса, по дороге в магазин. То задержится на площадке, то на горке, то в ловки заиграется. И, конечно, ему за это доставалось.
      И так, он познал цену свободе. После неё всегда или почти всегда следует наказание. И не то, чтоб его просто ставили в угол. Его сначала шлёпали, приговаривая: «сам виноват» и проведя недолгую «психологическую» беседу ставили в угол. Ещё одно место, где он мог наплакаться, ну если его и там не доставали фразами: «прекрати ныть, а то ещё получишь». Славное детство начиналось только во дворе или за его пределами, где никто не мог его контролировать. И там, среди таких же как он, он получал первые уроки стойкости, за себя среди своих, за себя среди чужих, а заодно и правила улиц. Здесь он был среди своих. Вторая попытка закурить, так как первая была ещё в детсаде. Первое знакомство с рогатками, охотой, вылазками на стройки за смолой или дюбелями, за кладом или налёт на деревья в саду, купание в запрещённых местах, разговор на языке мата и ещё многое другое. Всё то, что он не мог узнать в кругу семьи, где царили правила интеллигенции.
      Уже с детства у него закладывались двойные стандарты общества. С одной стороны дом, строгое правильное воспитание, с другой – свобода во всех смыслах. С одной стороны он был октябренком и пионером, а с другой стороны дворовым. И только занятия спортом, когда уже танцы были в прошлом, не дали ему скатиться в негативные последствия дворового воспитания. Хотя некоторые из них навсегда засели у него в мозгу.

29102017