Избранные поэмы

ПОЭМЫ "ЗА ГОДОМ ГОД" И "МОИ ЗЕМЛЯКИ", ВОШЕДШИЕ В КНИГУ "ИЗБРАННЫЕ ПОЭМЫ"


              ЗА ГОДОМ ГОД


Стоит Москва!
                Россия!
                Мы стоим!
За днями дни, за годом год летели.
Будильник, заведённый в октябре,
В году семнадцатом, в те первые метели,
Ударил по сегодняшней заре!
Ударил и повис над нашей жизнью,
Набатным звоном пласт времён прошил,
Кремлёвским боем, новым светлым гимном,
И мир сегодняшний, мятежный известил!
Живых и мёртвых. Мёртвых и живых.
Растерзанных, исколотых, распятых,
С годов злопамятных и до восьмидесятых.
И всех живых,
                живых,
                живых!
Стоит Москва — столица новой жизни!
Слезам не верит, дьяволам, богам...
Не верит басням и библейским снам —
Несёт свою звезду —
Стоит Москва!
                Россия!
                Мы стоим!
И движемся намеченной дорогой.
Не веришь? — Приезжай, взгляни, потрогай!..
Пощупай нетерпением своим.
На зуб попробуй, положи на око...
Потрогай  стену древнего Кремля.
Хоть с космоса свались на площадь боком,
Ивановская выдержит земля!
Крепка, Сильна, бессмертна в поколеньях.
Наискосок от ГУМа до Кремля —
Пройдёшь, почувствуешь
В коленках — кремень!
И скажешь ей: — Окэй! Окэй! Москва!
И в этот час, когда куранты бьют,
В гробах ворочаются наполеоны,
Цари и короли, сидевшие на тронах,
И бесноватый в собственном аду.
Не веришь? —Приезжай, постой, послушай.
Побудь у Мавзолея пять минут,
И сердца бой ударит в ваши уши.
Стоит Москва!!! А всем чертям — капут!
В Москву не сможешь, приезжай сюда,
В Мордовскую республику, в столицу!
В Саранск! Где раньше жили небылицы,
Пешком ходили тьма и нищета.
Сюда, на праздник к нам, на юбилей!
Пятидесятый день её рожденья!
Увидишь наяву, не в сновиденьях,
Счастливый начерк Ленинских идей.
Рассмотришь всё: от неба и до дна.
Измеришь площади её большие,
По мне увидишь, как стоит Москва!
По мне увидишь, как сильна Россия!

               ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

РАЗМЫШЛЕНИЯ О СУЩНОСТИ ПРАЗДНИКА

В такой момент, как витязь на распутье,
Стоим на перекрёстке трёх дорог.
Что есть —по центру, справа—та, что будет!
А слева — та, что была в дальний рок.
Стоим на перекрёстке, на узле,
По пальцам мы сегодня не гадаем.
Мы знаем все их и не выбираем,
А держим в НТРовской узде.
А то, что было, то уже прошло,
Но в связь времён идёт от нас просёлок,
Через Столицу города и сёла
В немыслимое  здешнее бытье.
Где средь лесов дремучих и полей,
Здесь обитали дикие народы.
Питались лишь кореньями и мёдом,
Ходили на неведомых зверей.
Просёлок этот ты не позабудь,
К истокам жизни, к родникам студёным...
То к нашим предкам,к их культуре путь
Для нас, для тех, кто будет,
Для учёных.
Сегодня мы идём по большаку,
Длиною в пятьдесят счастливых вёсен!
И в юбилейном, будущем году,
Её завяжем в узел, но не бросим.
На торжестве своём в Столице, здесь,
Друг друга поздравляя, скажут люди:
— Закончилась дорога, в то, что есть!
Мы переходим в завтра, в то, что будет!
А завтра будем строить города.
Пахать и сеять, дни, десятилетья.
Идти на штурм тревожного столетья
К конечной цели и мечте, туда!

                ***

Есть в праздниках великая идея,
И суть её в предпраздничном труде!
В рабочем небывалом напряженьи,
В борьбе за встречу, за итог в борьбе!
В борьбе за выявленье недостатков,
За устранение как таковых,
Чтоб было качество всегда в порядке,
Чтоб было всё без лишних запятых.
Раз праздник, значит празднику дорога!
Раз праздник, значит празднику почёт!
Работай, будни все наперечёт,
Как слово дал: И хорошо, и много.
Работай так, чтоб руки по утрам
Приятно ныли от вчерашней смены,
Чтоб удивлялся собственным рукам
За настоящие большие перемены.
Тогда пойдёшь вперёд по площадям!
С сознанием исполненного долга,
По юбилейной праздничной дороге,
Пойдёшь вперёд, к грядущим рубежам!..
Итак: выходит, праздник — это труд!
Итак: выходит, праздник — напряженье.
Причина праздника — Республики рожденье!
Итоги — есть народа достиженье!
И следствие — наш трудовой салют!
Республика! Позволь, позволь тебя
Поздравить с юбилейным славным годом!
Пожать ладонь твоим большим народам!
И поклониться светлым городам.

                СТОЛИЦА

Растёт наш город, строится, живёт!
Мордовской автономии столица!
Всё смотрит в улыбающие лица,
Смеётся и кварталами плывёт.
Плывёт, плывёт Саранск перед тобой.
И к небу тянется крылом "Заречье",
Вон , журавлями машет "Светтехстрой"!
И "Юго-запад" строится навечно.
Стоят краны и тянут в облака
Свои стальные жилистые шеи,
Хватают клювом блоки за бока,
Несут их и кладут в траншеи.
А рядом — дом высотный перекрыт,
Как книга в образцовом переплёте.
Листайте этажи и вы найдёте
Шаги страны и первоклассный быт.
Растут дома, как в просеке — грибы,
И движутся на частные скворечни.
Всё старое — устало от борьбы,
От суеты и жизни бесконечной,
Здесь на "Посопе" — "Пугачёвский вал"
За нашими ногами растащился.
Там Емельян с дружиною стоял,
И за народное стоял и бился.
Здесь Ушаков, великий адмирал,
Сам Фёдор Фёдорович спешил проездом.
На этих старых улицах стоял,
Стоял и отдыхал под этим небом.
Здесь декабристов голоса слышны...
И отзвук взрыва Площади Сенатской ,
Здесь в ссылке жили Родины сыны,
Спят стратонавты в колыбели братской.
Крепились — Полежаев, Огарёв,
Крепились и горели для народа,
Здесь Эрьзя, сын Мордовский, у природы
Искал незабываемых мазков.
Здесь Мокша бьётся чистою струёй,
Сура играет радужною краской.
Леса шумят неведомою сказкой,
Колосья тяжелеют над землёй.
Цветёт столица на земле своей!
Готовятся мордовские народы
Пятидесятый встретить юбилей,
Своей судьбы, Республики и рода.
Саранск! Столица! Лето за спиной,
События загадочного века.
Уборка! Август, семьдесят восьмой,
С календаря пошёл на человека,
На город, на столицу, на народ.
На горожан — свалился спелым хлебом,
Расплавленной землёй, дырявым небом.
Труднейший для страны прошедший год!

                ГОРОЖАНЕ

Играет утро светлою зарёй,
Квартиры новым гимном наполняет,
Всех горожан из коек поднимает.
Нарушен сон, сметён ночной покой.
Проснулся центр и умывает лица.
Раздвинув шторы, дышит "Светтехстрой".
Вот-вот уже и "Луховка" проспится.
"Пушкарки"  загремят по мостовой.
Напившись чаю, едет "Юго-запад"!
Стоит на остановках весь "Химмаш".
Субботний день, а всюду — ералаш —
Заполнен наш большой и малый транспорт.
В восьмёрках к центру движется "Ялга".
"Посоп" на рынки зелень продвигает,
Заполнились проспекта берега,
"Советская" идёт, рекой шагает.
Куда вас гонит нынче выходной?
Куда субботним утром горожане,
Несёт вас с рюкзаками за спиной:
На речку, дачу, в лес, иль просто — в баню?
Что сделалось с тобой, скажи, народ?
Что вдруг с тобою, город, приключилось?
Сидит в машинах ламповый завод,
В вагоны комсомолия набилась,
В "икарусах" химмашевцы поют,
Гармошка в электричке подпевает!
Студенты в самолётах улетают
В Игнатово — туда им дан маршрут.
И никаких сомнений в этом нет.
Волненье города — закономерно.
Горячая пора, уборка, хлеб!
Дожди стеной, дожди  и весь секрет
Большого настоящего движенья.
Всё лето дождь, как из кадушки лил.
Но вот чуть-чуть заулыбалось небо!
И горожанин на спасенье хлеба
На транспорте в колхоз заколесил.
Вчера в газетах было сообщенье,
Тревогой забурлила вся печать:
«Все на борьбу! Все на спасенье хлеба!»
Не уставали лозунги кричать.
Вот штаб Республики закончил заседанье.
Решили: месячник уборки объявить!
Обком поехал на места руководить.
Советы местные писали всем воззванья.
Сам первый секретарь покинул город.
В районы напряженье повело.
И вот сегодня все: и стар, и молод,
Рабочий город двинулся в село!
Такое было в памяти твоей,
Наш город, наша светская столица,
Ты провожала лучших сыновей
На целину, на Бам и помнишь лица,
Их живёшь судьбой, живых лелеешь
И покоишь мёртвых.
Всех, кто отсюда шёл на смертный бой,
На ратный труд, на повседневный подвиг!
Ты помнишь тех, кто на твоих глазах
Перекрещённый пулемётной лентой,
Винтовкой старой иль строкой газетной
Отстаивал советы на местах.
Кто защищал отечество своё
От захлебнувший мир фашисткой тины,
Кто дошагал отсюда до Бердина
И пал за небо светлое твоё.
Стоит на площади Победы "мать"!
Своих погибших сыновей покоит.
Парит огонь негаснущей рекою
И словно хочет нам, живым, сказать:
«Живи, Столица! Процветай, народ!
Борись за радость многогранной жизни.
Расти и убирай хлеба, отчизна!
И продолжай загадочный свой род!»

             РАБОЧИЙ КЛАСС

Окреп и вырос наш рабочий класс.
Он вырос многотысячным и сильным.
Стал грамотным, могучим и всесильным
Организатором народных масс.
И исполнителем народной мысли,
Творцом и телом партии своей!
Хозяином свободной жизни!
Живёт — в наставничестве сыновей,
В политике своей отчизны.
В борьбе за чистоту идей,
За красоту родного неба,
Чтоб миру — мир!
Голодным — больше хлеба,
За радостное детство всех детей.
В последние десятилетья
Рабочий класс значительно успел,
Он в пятилетках креп и в НТР,
На съездах заседал, в цехах — потел,
И принимал ряд неотложных мер
По нашему тревожному столетью.
Он в заводских цехах гостей встречал!
Трубил тревогу в бронзовые трубы,
Стомиллионной глоткою кричал:
«Рот-фронт, Рот-фронт! Рот-фронт
И Вива, Куба!»
Стомиллионным кулаком могучим
По заводским шарахал верстакам,
Грозил всем современным стервецам
За Чили, за Вьетнам и Кампучию.
Боролся за интернационал!
Свободу, равенство и братство!
Нет, класс рабочий, ты не растерял
Революционного богатства!
Не растворился, не расслабил рук,
Не погасил орлиного дозора.
Ты — сила партии. Крестьянству брат и друг,
Хозяйства сельского— могучая опора.
Рабочий класс, идёшь ,ты, по Столице,
По улицам, проспектам, площадям,
Расходишься ручьями по цехам,
Заводам, фабрикам, передовицам.
И ждёт тебя за городом "Химмаш",
Горячие вагранки "Центролита"!
Объединения: "Светотехника", "Орбита",
Прославленный — "Электровыпрямитель" наш!
Могучие конвейеры стоят и ждут тебя,
И ждут тебя, на нашем "Ремзаводе"!
"ТЭЦ -2 не спит, и "Мясокомбинат",
Домостроители дома разводят!
Ткачи, обувщики бытовики — спешат.
Идут рабочие на "Медпрепараты",
Месить муку или варить асфальты.
Да разве перечислишь всё подряд?!
Столица сделалась индустриальной.
В её механике — рабочий класс.
Является пружиною спиральной
И приводным ремнём для всех для нас.
Чтоб нам не зарываться в необъятном
И бросать на ветер лишних слов.
На фирму "Светотехника" зайдём
И обратимся к настоящим фактам.

               ФИРМА

Сплошной стеной рабочий класс идёт,
И мы вливаемся в привычное движенье
И с ним на головной заходим наш завод
Крупнейшего в стране объединенья.
Крупнейшего в Мордовии, в стране,
В Европе — светотехобъединенья!
Здесь пустыри ещё живут во мне.
А нынче — по народному веленью —
Стоят заводы, корпуса — не счесть,
Спецпроизводства действуют в районах.
Всего в Мордовии заводов шесть,
И два — в соседях, к фирме отнесённых.
Всё составляет цельный механизм
Промышленного комплекса России.
Мордовия ему вдохнула жизнь,
За становлением страна следила.
Следила, помогала, берегла.
И по-хозяйски вкладывала силы,
И вот Мордовия построила, смогла,
Всё в фирму мощную объединила.
Сегодня фирме этой — юбилей.
Закончено итогов подведенье,
Работе производственной своей —
Пятнадцать лет с момента становленья.
Пятнадцать лет сегодня пролетело
В заботах, в будничных больших делах.
Сегодня фирма полностью созрела,
И эта зрелость видится в трудах!
В итогах показателей работы,
В мильонах ламп и миллион рублях,
Здесь исчисляются затраченные годы
И зрелость фирмы видится в лучах,
Руками сделанных рабочим классом.
Горит на привокзальных площадях,
На улицах, в домах и школьных классах,
На стадионах, парках, городах,
В прожекторах и киноустановках,
В хрустальных люстрах освещает нас,
И лампочкой простой горит в бытовках,
И для олимпиады взят заказ!
Сто двадцать тысяч  новых ламп сготовить,
Чтоб олимпийский комплекс осветить —
Попробуйте без света гол забить,
Иль через планку тело своё бросить?!
Нет света — нет и отдыха вокруг,
Нет жизни, нет хороших развлечений.
Хороший свет — источник вдохновений
И жизни полноценной — лучший друг.
Хороший свет есть продолженье дня,
Хороший свет есть продолженье жизни.
Здоровый быт и отдых для тебя,
И продолжение труда отчизны.

                ***

Мордовский край был беден и забит.
Стояли непричёсанные кельи.
Весь свет — лучинка, дым столбом валил,
И развлеченья — зимние метели,
Да тяжкий труд, да беспросветство тьмы,
В обнимку дикость с нищетой бродили.
Всё в прошлом, все народы победили
И засветили лампочку судьбы.

                ***

Мордовский край — медвежий и лучинный —
За пятьдесят своих прошедших лет
Индустриальным стал и стал машинным,
Источником, дающий людям свет!
От мини ламп, лежащих на руке,
Светящихся в электроаппаратах,
До мощных  — ДРЛ сто двадцать пятых,
Висящих на бетонном потолке.
Из них сто тридцать одно изделье
Со знаком качества выходит с ОТеКа,
Со штампом — движется продукции река,
На жизни нашей — новоселье!
Четвёртый год десятой пятилетки
Особенно для фирмы напряжён.
Триста девяносто с лишним миллион
Электроламп должно сойти с пометкой —
"Объединение Саранскэлектросвет"!
Имеет фирма множество примет,
Что в результате Соцсоревнованья
И принимаемых сегодня мер,
Все планы и сердечные желанья  —
Всё выполнится в честь МАССР!
В честь славного пятидесятилетья,
Народной автономии своей,
Рождённой среди равных дочерей
Двадцатым нашим Ленинским столетьем!
Одна из них — весь первый квартал года,
В продукции и тысячах рублей
План перевыполнили все заводы
и всё в расцвете юбилейных дней!

                ***

Вторая — это качество изделий,
Ему особое вниманье и почёт.
Все добиваются, чтобы на нас глядели,
Лишь знаки качества с изделий и работ.

                ***

И третьей, самой главною основой,
Является рабочий славный класс!
Тридцати тысячной рекою новой
Идёт к заводам и глядит на нас.

                ***

И в той реке — все из масс,
Здесь избранники в местные Советы!
И высшая Верховная власть!
Передовики, орденоносцы,
Ветераны жизни и труда.
Идут наставники и комсомольцы
И на груди у многих ордена!
Вот стекловар — товарищ Топорков!
Работает и много и отлично,
Стекло готовит для завода лично
И выдаёт его без лишних слов!
А вот стоит Шишуркина Прасковья,
На сборке люстр, своём стоит посту,
И выдаёт такую красоту,
Увидишь — и застрянут в горле комья.
Их не отметить всех, не перечесть,
Их тысячи и тысячи рабочих,
Работающих и днём и ночью.
Свои герои тоже в фирме есть!

                ***

Сегодня фирма строится, растёт
И ширится в могучем развороте,
И силы набирается в работе.
А жизнь рабочего: цветёт,цветёт,
Кипит в микрорайоне "Светтехстроя"!
Здесь дом за домом движутся в строю,
Где вы ещё увидите такое?
В какой стране, в каком таком краю?
В каком отжившем Буржуазном мире?
Рабочему такой большой почёт:
Вручаются бесплатные квартиры!
Бесплатно на лечение идёт!
Бесплатно учится в народных ВУЗах!
Имеет и театры, и дворцы...
Всё то, к чему стремились их отцы,
Низвергнувшие царскую обузу...
Такое только ей и по плечу
И сделавшей страну свободной,
И малые народы и большие
Приобрели свою судьбу!

                ***

Пример тому — Мордовский новый край!
Пример тому — Мордовские народы!
Рабочий класс её больших заводов!
И выращенный в поле каравай!
Нам представляют очень дружелюбно
Ещё один обыденный пример:
— Знакомьтесь, наш наладчик — Бубнов,
Рабочей славы кавалер!

  ЗНАКОМЬТЕСЬ: В. И. БУБНОВ

Знакомились, выходит — тёзка,
И русский так же, как и я.
Рабочий, свой выходит в доску.
Здесь родина и вся семья.
И вся родня, и вся столица,
И вся Республика — своя.
Он родился, она  родится
Ещё в те годы не могла.
И не было ещё завода,
Рабочей не было страды...
На улицах одни подводы,
Одни торговые ряды...
С перекалёнными горшками
И босоногой детворой.
Возы, набитые лаптями,
Деды с лохматой бородой.
И наши местные Советы
В уезде наводили власть.
А на Россию шла напасть
С нас ненавидевшего света.
Вот то, с чего вся жизнь пошла,
Как ручеёчек побежала.
А жизнь — шагала, жизнь — шагала,
И вот: в грядущее пришла.
Пришла сюда, бурлит и скачет
Среди поднявшихся цехов.
Среди станков стоит наладчик,
Который всю её прошёл.
Прошёл такую, как была.
Прошёл такую, как сложилась.
Он за неё с врагами бился,
Изведал всю её до дна.
Он строил этими руками,
Ковал её, ковал, ковал!
И, чёрт возьми, он защищал
Её своими кулаками!
Стоял, смотрел, как на алтарь,
На цех большой, на многолюдный:
«Знакомьтесь,
Наш рабочий В. И. Бубнов!» —
Сказал партийный секретарь...
А Бубнова нам как не знать
И представлять едва ли надо.
Вон на груди его— награды
Нам могут всё пересказать!
А на груди звезда светилась,
Переливалися огни.
Рабочий Бубнов плюс станки —
Производительная сила!
Рабочий Бубнов и завод —
Могучий корень нашей жизни!
Рабочий Бубнов и народ —
Всё та же матушка-Россия!
Он член правительства страны,
Её судьбу вершит руками.
Он только-только из Москвы!
И вот? — стоит между станками.
Стоит и разговор ведёт
Простыми тёплыми словами,
О том, как наша жизнь пойдёт
И как Москва кипит делами!
Вот он, рабочий, вот каков!
Хозяин современной жизни!
Стоит у пляшущих станков,
Бюджет рассматривал России!..
И утверждал, и утверждал
Его, своё Нечерноземье.
Всю жизнь он чувствовал и знал,
И твёрдо помнил, помнил, помнил!
В его крови клокочет кровь
России пролетариата,
Стоявшего на баррикадах
С булыжником на мостовой.
В его руке лежит рука
Всего великого прогресса.
В его земле лежит земля
Живущих материнских песен.
Вот так, пожмёшь ладонь рукой,
Поговоришь и разойдёшься,
Как будто снова обернёшься
Лицом к истории самой.
Лицом к истории земли,
Республики, её Столицы,
Какие сказочные лица
Вот здесь, в Саранске, рождены.
Их сотни, тысячи — он не один!
За ними — трудовые будни.
Так добрый путь тебе, товарищ Бубнов,
Республики Мордовской русский сын!

            ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ИСТОРИЧЕСКОЕ РАЗМЫШЛЕНИЕ О НЕЧЕРНОЗЁМЬЕ РОССИИ

От гор до гор, от синих рек до рек
Раскинулось моё Нечернозёмье!
Здесь жил и надрывался человек,
Пахал и сеял, мял в ладонях зёрна...
Деды, бывало, сидя на земле,
Душой и телом чувствовали зрелость.
Печёт нутро — землица не созрела.
Приятно дышит — жизнь идёт к земле!
Проверь ещё, бери в ладони ком,
Клади под шапку, на босое темя.
Не сверлит голову— кричи,как с неба гром:
— Пора за дело, сеять, сеять время!
И вот пошли рядами мужики.
Через плечо у каждого лукошко.
С горсти о землю брызгали желтки,
По пашне прыгали и рассыпались рожью!
Такое было.
Видеть довелось  дедам и прадедам...
В России нашей было:
Три бабы воз тащили за кобылу.
Пять бородатых шли за паровоз.
А что тянуло мужиков сюда?
Какая сверхъестественная сила?..
В Нечерноземье родилась и жила,
А может быть тянула их земля?
Земля? — Смотрите! Вот она, родная!
Белёсая, как свежая халва,
На две ладони лишь всего жива,
А дальше? Всё подзол, подзол до дна,
Захватишь глубже, и пиши — пропало.
Зацепишь ниже верхнего пласта —
Всё угнетёт живое кислота,
И всё родиться сразу перестало.
Леса на пашни, пашни на леса.
Шли, надвигались — устоять, пробиться.
Вся павшая на землю красота
Составила основу материнства.
Выходит — небогатая земля.
— Однако? Кто его?! Мужик упрямый
За эту землю дрался грудью прямо!
И всем в глаза кричал: «Она моя! Она моя!
Не подходи, убью!..Она моя!
Не подходи, зарежу!..»
И он порезал всю её на межи
И нянчил землю, словно дочь свою.
А голь была на выдумки хитра!
Здесь головы и работяги жили,
Навоз и торф тащили все туда,
Золой из печи землю ту перчили!..
Бросали всё,как в топку,все туда,
А следом — сыпали с лукошка жито.
И вот: уже теряешься в хлебах!
Картофель с лошадиное копыто!
А лён, как неба синего — глаза!
А конопля, как хлыст, толста, длинна!
Хоть не богата очень, а щедра!
Щедра земля, на труд родит обильно.
Выходит, не богата, а добра.
А в целом всё — недюжинная сила.
И утвердил мужик свою Россию
На вечные века и времена.
Здесь всё сошлось на эту землю,всё:
Леса, поля, играющие реки,
Всё отдавалось в руки человека:
Печаль и радость, и судьба его.
Сошлись века, страдания огни...
Коль хочешь жить — живи,
Не можешь — лопни!
Все на России пробовали копья,
Ломали зубы, когти и мечи...
—За что, Россия, бьёшься?
— За судьбу!
—За что, Россия, бьёшься?
— За Россию!
За всю свою святую голытьбу,
За синеглазую и удалую...
И билась Русь жестоко и упрямо,
Не забывала всех своих побед.
Рязань застряла в глотке Чингиз-Хана,
Петром разгромлен под Полтавой швед!
Россию, как медведя, облагали.
Наполеон на вороном коне
Скакал в Смоленске и стоял в Москве.
Французы — всю Европу ободрали,
Разграбили, в Россию подались.
Да вот дела, кричала криком жизнь,
Кричала философская нелепость:
—Туда нельзя ходить: Россия — крепость!..
Россия — вечность и Россия — жизнь!..
— Нельзя туда? Мы всё равно пойдём!
Запретный плод и слаще, и дороже! —
И брал мужик свою судьбу за вожжи,
И воротил историю горбом.
В нужде — крепчал, в сражениях — твердел!
Свою несокрушимость видел в братстве,
В народе русском и его богатстве.
И жил он так, как род ему велел.
Здесь всё сошлось: народы и века,
И временем своим определилась...
Россия — как загадочная личность!..
Нечерноземье — сердце и душа!
И это сердце наше и душа
Питало мир великою идеей,
Народной кровью и судьбой своею,
Вело к борьбе, и старый мир трещал.
Корёжился , ломался и кричал:
«Пропали мы... Пропала вся Россия!..
Россия — это дикая стихия!
России нужен наш большой аврал!»
И вороньё бросалося сюда!
Махало крыльями капитализма,
Сожрало труп пропащего царизма.
А дальше? Дальше новая страна,
Стояла крепостью, ломилась свежей силой,
Рабочей и крестьянскою волной.
Ей по плечу такое лишь одной,
Во всех столетиях и всех народах было.
Нечернозёмье! Здесь сама судьба,
История большой строкой творила.
Здесь ось борьбы земная проходила
И революционная страда!
Здесь выросли великие умы
И силу набирали поколенья.
Здесь всей землёй в Кремле ворочал Ленин!
И жизнь вершили верные сыны.
Здесь строилась совсем иная жизнь.
На жерновах великого Союза
Размолот и развеян в прах фашизм,
Давивший мир смертельным тяжким грузом.
Здесь жизнь соединила всё собой:
Многострадальную судьбу России
С многострадальною народною судьбой,
И сделала ту силу — нерушимой!
Здесь наши деды жили и отцы...
Нас матери российские рожали.
Здесь мы детей на жизнь благословляли,
Твои ваятели, Россия, и творцы.
И ты ступаешь твёрдо и привычно,
Плывёшь, летаешь и растишь хлеба!..
Ты — исторически сложившаяся личность,
Надежда мира, дом наш и судьба!..

            ОБНОВЛЕНИЕ

Прислушайтесь, прислушайтесь к земле!
Она живёт, волнуется и дышит.
В ней сечь и ржание коней услышишь.
Курганы и курганы по стране,
В них все лежат, кто шёл сюда с мечом.
В них все, кто наступал на землю эту,
Лежат, и песня их давно уж спета.
Их песня спета, мы свою поём!
Мы любим петь Интернационал,
Нам подпевают страны и народы.
Нас взвесил мир, почувствовал, признал,
Нас приняли, в себя вобрали годы.
За наши руки держится ладонь
Текущего двадцатого  столетья,
Мы рабство отстегали жёсткой плетью,
Из искры миру выдали огонь!..
Мы любим нашу землю до конца,
В неё вросли и закрепились корни,
На ней мы нерушимы и упорны
От нижнего до верхнего венца.
Мы вглубь и вширь от съезда и до съезда
Врастаем в Энтээровское кресло.
Смотрите, вот она — моя земля!
Смотрите, вот оно — Нечернозёмье!
А воля наша была такова:
России сердце и её опору
Поднять на государственной основе,
Раскрыть резервы, что таит земля!..
Вложить в неё народные средства,
Нечернозёмья увеличить силу,
Чтоб с новой силою земля родила
И,что имела, людям отдала.
Здесь практики, учёные страны
Шагают бороздой Нечернозёмья.
Сюда мелиораторы пришли,
И изыскатели в ладонях держат комья.
Берут с собою верхние пласты,
В лабораториях детально изучают,
По данным картограммы составляют,
Узнают: сколько в почве кислоты?
Здесь изучаются возможности питанья,
Готовятся проекты для работ,
На мелиорацию, известкованье,
На пятилетку, на текущий год.
Здесь агрохимики вошли в работу,
Здесь жизни современной высший пост,
Нечерноземье все штурмуют сходу.
Вывозят , вносят торф, навоз, компост.
Здесь ходят плодородия отряды
И умножают красоту полей.
Здесь в комплексе работают бригады
На древней и большой земле своей.
И, скажем прямо, не для борозды,
Для самокритики — имеем недостатки:
Ещё с количеством не всё у нас в порядке
И с качеством не полные лады.
Нас лихорадит прошлая ходьба
Из бедности, разрухи и на крайность.
Тянула нас прошедшая отсталость,
Кричала и звала вперёд судьба.

                ***

Земля, земля — могучий тот рычаг —
Неисчерпаемый резерв огромный,
На её основе и плечах
Растут, растут хлеба Нечернозёмья!
Хлеба! Хлеба! Они уже шумят
И тянутся в задумчивое небо.
Вкуснее нет, чем здесь, ржаного хлеба.
Здесь зерновые хорошо родят...
Цветёт гречиха белым молоком,
Горох над полем вздулся простоквашей.
Попробуй гречневой крестьянской каши,
И сразу настроение придёт.
Здесь вся земля во всей своей красе
Победным шагом вышла из ненастья.
Здесь всё, что нужно, в средней полосе,
Для человека, для судьбы, для счастья!
Вздыхает обновлённая земля
И богатырскою играет силой!
Нечерноземная земля России
Сильна, прекрасна, вечно молода!

               СОВХОЗ

Из города бежит, бежит асфальт,
Под шинами шуршит, взлетает к небу.
Со всех сторон велась уборка хлеба,
И шёл за агрегатом агрегат.
Комбайны шли, как танки на огонь.
Пожар хлебов ветрами раздувался,
На лесополосу шарахался, кидался.
И возвращался на комбайны вновь.
Метался хлеб, ласкался и звенел
Средь четырёх углов канвы зелёной,
Среди квадрата тополей и клёнов.
Волнение его передавалось мне.
Мы стоим, снимаем пробу
И говорим: — Пора, пора, созрел!
Бросался хлеб в железную утробу
И напитать комбайны не умел.
Ножи резвились, словно пасть акулы.
Махали жатки, хапали к себе.
В утробе только где-то отрыгнулось
И улеглось в могучем животе.
И так ещё, и так ещё, ещё...
Всё снова шло и снова повторялось.
Чудовище колосьев нахваталось,
Солому сбросило и полилось зерно!
Оно бежало тёплою струёй,
Ручьями растекалось по машине.
Мы становились на тугие мины
И полоскали вороха рукой.
«Да, хороша! Не скажешь ничего.
Такая вот вот, пожалуй, не бывала,
По пятьдесят на круг идёт с гектара!
Но ячмени обставили её!» —
Сказал директор этого совхоза.
Он здесь, в работе, как всегда — могуч,
И прав, и убеждён душой и телом,
Что дело делается и умом и делом.
Завёз на пробу и посеял "Луч",
И вёз гостей на первые прокосы.
Вот он, комбайн, уже забрался в "Луч",
Все затоптали в землю папиросы,
И подтвердили все: — Могуч, могуч!
А "Луч", ячмень, а "Луч" — прекрасный сорт,
Передо мной шумел, играл, качался!
Короткий, толстый стебель поднимался,
Могучий колос и усы вразлёт.
Колосья поверху стеной стояли,
Уж ветра нет, и нет на небе туч,
А "Луч" шептался, пел усами "Луч",
Да, петь такому можно урожаю.
Вот первые колосья полегли,
И поле через жатку побежало,
На смерть пошло и сорт свой утверждало.
На смерть пошло, чтоб утверждалась жизнь.
Так начиналась хлебная страда
В противовес дождям и непогоде,
Где все успехи кроются в народе,
В совхозе с именем Великого вождя!
Опять асфальт, мы ехали назад.
Закончились хлеба, остались справа,
А тут же, за дорожною канавой,
Шумят сады совхозные, шумят!
Повисли кроны прямо до земли,
Под тяжестью антоновки душистой,
Среди анисов не найдёшь зари,
Открой окно, с кабины прямо рви
И хрупай плод, как утро, золотистый.
Дорожный мост, налево — поворот.
Вот столбики рядами, как солдаты,
Обозначают пастбища квадраты.
Налево — летний лагерь, тут же — скот.
Сновали скотники, шли с вёдрами доярки.
Все начали со стадом хлопотать,
А рядом разлеглась коровья рать,
От молока устали  симменталки.
Над рекордисткой кончил колдовать,
Мы познакомились, представился : — Рогожин.
—Как с молоком у нас сегодня?
—Гоже!
По двадцать в среднем, это — двадцать пять!
А эта рекордистка всё стояла:
Её вымя некуда определить...
Вот-вот и молоком польёт на травы,
Но скотник стал на дойку заводить.

                ***

Садилось солнце, вечер догорал,
Усадьба постепенно засыпала.
Над нею лес в белёсой мгле дремал.
Июль закончился, и август побежал,
Страда крестьянская по всем полям шагала.
И я шагал, мне не хотелось спать.
Я шёл на поэтическую страду,
Сесть, приземлиться и писать,писать,
Моё перо не может умолчать.
Здесь всё,что видел, сердцу — благодать,
Душе — как праздник, как судьбе — награда!

                ЛЕВЖА

А Левжа — даже вовсе не село.
И ни село совсем, и ни деревня.
От города всё лучшее приемля
И развивая дальше бытиё,
Она в посёлок выросла давно.
Судите, на весы кладите сами,
Что город, что деревня — всё равно.
Совхозная усадьба перед вами,
Под лесом спряталось её крыло.
Дома,особняки специалистов,
Сады, деревья и кругом асфальт.
Ребятами скворчит весь детский сад!
Вся Левжа старая на местности гористой
Вписалась чётко, правильно, легко
В волнующую местную природу.
Внизу речушка гонит свои воды,
Сады кварталами гуляют за рекой.
Бежит асфальт от большака до центра.
Здесь типовая школа, магазин,
Пятиэтажный дом ещё один,
Их много, все уставились на место.
Здесь Левжа новая шагает прямо в гору.
Её в пору этот шаг и по плечу.
Дома объехали совхозную контору.
Ура панелям, блока, кирпичу!..
Спасибо тем, кто выдумал уют,
Кто до ума доделал коммунальность,
Уют и коммунальность — не банальность,
А современного житейства — суть.
А дальше в гору — небольшой завод,
Светлятся в чанах яблочные соки,
То Левженской земли бурлят истоки,
Плодов земли и родниковых вод.
Среди дубравы разместились фермы,
На выходе встаёт ремонтный цех,
Всё в дело, в толк, и никаких помех,
И отступлений в генеральной схеме!
Здесь нет колхозников, крестьян, как таковых,
Названья эти устарели.
Здесь город сблизился с деревней
В общем деле,
Не только в бытие — в делах своих:
Рабочий-машинист сидит в кабине,
В поля отправился рабочий-полевод,
Шофёр,как в городе, в своей машине,
Рабочий-скотник холит общий скот.
Рабочий -оператор доит стадо.
Кормодобытчики дают корма.
Здесь по-Ипатовски работают бригады.
И всё рождает, отдаёт земля.
Здесь также телевизоры, кино,
Поют, танцуют, под гармошку пляшут.
И любят тоже гречневую кашу,
И пьют по праздникам зелёное вино.
Здесь голосами славится своими
Известный Левженский Мордовский хор.
Здесь выросла Антонова Мария
И поднялась на песенный простор.
В её напевах красота полей,
Земли родной и Левженской природы,
Струится ключ напевности народной
И гамма света современных дней.
Вот новое Мордовское село,
На перепутье города с деревней,
Очаг труда и жизни современной,
Где сельское хозяйство расцвело.

                ***

И если говорить о людях,
Затрагивать придётся их дела,
Дела и люди — тема тут одна.
В делах — вся жизнь и трудовые будни.

          ДЕЛА И ЛЮДИ

Дела и люди, люди и дела
В карманах времени перемешались.
Дела с людьми сходились, расставались,
От дел порою пухла голова,
Скрипели локти,дюжилась спина,
В коленках смазки не всегда хватало.
А жизнь бросала их,опять бросала,
На общий стол из своего котла.
Дела, дела, их нужно расхлебать,
Начать и двигать, двигать, двигать людям.
Их нужно разжевать и проглотить,
Как того требуют, их толком завершить
И докопаться до великой сути.
Их бросить бы и убежать бы в лес,
В реке растаять, иль пропасть на даче!
Иль попросту — поставить жирный крест.
Да вот беда, дела они ведь плачут,
Они смеются, плачут и поют.
Нет, не дела, то — души наши плачут,
Рыдают над своею неудачей
И над удачей пляшут и поют.

                ***

И мы с утра берёмся за дела,
И в груде исторических явлений
Находим зёрна новых поколений
И сеем в почву вечного добра.

                ***

Дела и люди, люди и дела,
Вы неразрывно связаны друг с другом.
Не даром по делам о людях судим
И воздаём заслуги по делам.
И воплощённый труд в людских делах
Живёт сегодня, завтра — тоже будет,
Уходим мы — он остаётся людям!
Уходим мы, а он шумит в веках!
И вот уже на почве наших дел,
Труда и утвердившихся явлений
Играет Нива новых поколений
Ещё прекрасней и ещё сильней!
И в этом смысл всех разрешённых дел,
Забот текущих и задач столетних,
Остались мы в своих делах бессмертны,
И красной строчкой выведут поэты:
«Да, предок наш дела вершить умел!»

   РОГОЖИН  М. Г. И ФЕРМА

Рогожин — главный зоотехник.
Который год уже подряд
Все показатели стоят
В Мордовии на первом месте!
Он принял ферму и народ
Здесь, в бывшем Левжанском совхозе,
И сразу оказался в прозе
Текущих дел, больших забот
О дойном стаде, молоке,
Кормах и племенной работе,
Родившемся молодняке,
Доярках и другом народе!
Так время шло, и шли дела!
О ферме вдруг заговорили:
Что ферма быстро вверх пошла
И что исправней всех доила.
Сначала — три, ещё — пятьсот,
Ещё, ещё и вот — четыре,
Четыре — сто и сзади — хвост
В год на фуражную доила.
Взошла на верхний пьедестал,
На первом месте оказалась.
Рогожин свой секрет зажал,
Так некоторым показалось.

                ***

Но вот директор приглашал:
«В любое время — приезжайте!
Что нового — перенимайте!»
И  званный гость смотрел, стоял,
Ходил по фермам, мерил взглядом,
В кормоцехах корма держал,
В кормушки все заглядывал,
Буравил скот хозяйским глазом.
«Давай, Рогожин, расскажи,
В кармане не держи секреты!»
Он лишь руками разводил
И говорил: «Секретов нету.
Всё держится на трёх китах.
Секретов никаких не будет:
Кормах, уходе, племделах.
Всему венец конечно — люди!»
Гудели в воздухе басы
И разводились тут же руки:
«Ведь это ж самые азы
Животноводческой науки ».
«Так в том и суть» —
Сказал сосед из отдалённого района.
«Здесь есть азы, у нас — их нет,
Нам с них начать придётся снова.
Такие ж фермы, тот же скот
И добросовестные люди,
Но вот уход совсем не тот
И молока едва ли будет.
Но вот не запасли корма
Или паршивая порода —
Не жди большого молока,
Как с моря Чёрного — погоды».

                ***

А после праведных азов
Рогожин выдавал науку:
Гуляли по плакатам руки,
Смотрели Толиных коров
И получившихся голов
От нашей и чужой породы.
Пересмотрели все приплоды
И, покидая этот дом,
Ему кричали: «Будь здоров!»
Все толковали меж собой:
«А всё-таки силён Рогожин,
И знает, и работать может!» —
Так разъезжалися домой.

                ***

На ферме, в красном уголке,
Сидели все животноводы.
Рогожин здесь, среди народа.
Директор встал, листок в руке:
«Совет Министров и Обком
Нас всех сегодня поздравляют
С большим,пудовым молоком
И новых рубежей желают!»

                ***
Позвольте присоединиться мне,
Строкою всех поздравить тоже.
Вас, зоотехник М. Рогожин!
Директор, Вас, В. В. Кузьмин!
И Ваш прекрасный коллектив!
Шуюпов, Вас, и весь партком!
Микляева и рабочком!

       ПО-ИПАТОВСКИ

Всё шли комбайны прямо друг за другом,
Как журавлей летящих серый клин.
Шагал по полю бритому Зимин
И обходил копну соломы кругом.
Брал в руки, теребил, на срез смотрел.
Комбайны вышли из-за поворота,
Стал Акимин напротив, подлетел:
— Владимир Тихонович, как идёт работа?..
— Неплохо, Вася, только не спеши,
Сам видишь, поле всё-таки сдаётся!
Прибавишь скорость — хлебом захлебнётся,
Не промолотишь — так пока держи.
На малой скорости, на самом низком срезе,
Держи парней покрепче за гужи,
Пока по пятьдесят с гектара режешь,
Солому — в сторону и за собой паши!

Взревел мотор, пошла, пошла работа,
Комбайн прижался к полю утюгом.
Смотрел Зимин — их главный агроном,
На звёзды яркие высоких намолотов.
Он повернулся,зашагал туда,
Где копны обхватила волокуша,
Где очищают от соломы душу,
Таких копён не видел никогда.
Солома, поле, поле и солома.
Ряды, ряды, шеренги и ряды,
Как гренадёры в волокушу шли,
Смешались в её сказочном объёме.
Вот поле кончилось, колдует стогомёт,
Взлетают вверх могучие охапки.
Осталось положить омёту шапку,
Горой неведомой возвысился омёт
И вырос на глазах, как спелый плод.

                ***

А с краю поля разместилась рать,
На солнце вороная сталь блистала.
К нам Золотков наискосок шагал:
— Владимир Тихонович, как нам начинать?
— Давай, Григорьевич, пахать, пахать, пахать!
Режь пятки всем, чтоб сразу жарче стало!
И Михаил Григорьевич спешил
Туда, на край, где тракторы трещали,
Где лемеха с отвалами блистали.
Погожий день и звал и торопил.

                ***

Он сел в кабину, и прибавил газ,
И сразу дрожь почувствовал в моторе,
И дрожью заиграло тут же поле,
А гусеница в чернозём впилась.
И поле за плугами расступилось,
Как переспевший треснулся арбуз.
Грачи отведали его на птичий вкус
И, обезумев, следом потащились.
А следом шли другие тракторы
И отрезали убранное поле,
Там хлеб шумел,
А рядом — зябь пошла,
Ложилась отдыхать лицом на волю.

                ***

И шла борьба с утра и до утра.
Рыдало буйными дождями небо.
Решалася судьба большого хлеба,
Закладывалась новая судьба.
Работы по-Ипатовски велись,
Всё отдавалось должное работе.
Работы все вершились, как на фронте,
Как требовали времена и жизнь.

                ***

— А как на фронте? Как там, на войне?
— Мы с жёнами отсиживали дома.
Спроси! Вон рядом Николай Сафонов,
Как с пушки, бьёт водой по ДКП.
Он воевал, а я с тобою не был,
Осколки до сих пор несёт в себе.

«Ребята, бросьте спорить о войне!» —
Сказал Сафоныч, «Думайте о хлебе!
Мне до сих пор мерещатся траншеи,
Наполненные человечьим телом.
Не дай вам Бог увидеть никому...»

                ***

Но вот поднялся секретарь парткома:
«Позвольте мне итоги огласить,
За пятидневку вымпелы вручить!»
И шла борьба,борьба за хлеб, за жизнь.

Борьба велась и разгоралась снова...

              КУЗЬМИНЫ

Здесь та земля, где встали Кузьмины,
Вросли в неё судьбою и делами.
Земля, невидевшая никогда войны,
И от войны рыдавшая слезами.
Приветливая, добрая земля,
Прекрасный уголок моей России.
Ничто не давшая бесплатно и дарма:
Ни хлеб, ни соль, ни материнства силу.
Просила рук, больших людских забот,
На все заботы отвечала страстно.
От рук всё становилася прекрасней,
И стал прекраснее её народ.
В тебе, земля, лежит крестьянский сын,
Совхоза,Божьей милостью,директор:
Василий Емельянович Кузьмин,
Для новых поколений ставший предком.
Она хранит, хранит его тепло,
Его кипучую живую силу,
Она его шаги не позабыла
И руки сильные крестьянские его.
Он здесь стоял, на горке,за селом,
Гуляли по окрестным землям руки.
— Вон там мы сад совхозный разобьём,
А здесь учиться будут наши внуки.
Сюда пойдёт дорога, там — пруды,
Здесь будем строить новую контору.
Сюда село полезет прямо в гору.—
Вставал совхоз, стояли Кузьмины.
Вставал совхоз, вставал из-под нужды
 И набирал живительную силу.
Всё переделать жизни не хватило.
И он ушёл, его шумят сады...
Василий Емельянович ушёл,
Оставив сердце в яблоневой ветке.
Он был директором на редкость редким,
При нём совхоз поднялся и пошёл
По светлым дням, по новым рубежам,
По новым небывалым пятилеткам.
Сады шумят в тополевых клетках,
Сбылось всё,что велел он сыновьям.
А он велел им на земле стоять,
Врасти в неё могучими корнями.
Всё недоделанное сделать сыновьями,
Всё отшумевшее — перепахать.

                ***

И вот стоял уже другой Кузьмин.
На этом же бугре стоял Владимир.
Он Ленинский совхоз в сегодня вывел—
Его директор и отцовский сын.
Смотрел, глазами всё перебирал.
Перебирал плоды своей работы.
Нет, не убавилось ему заботы:
По-новому он сеял и пахал.
По-новому сажал, растил сады
На старых Левжанских отцовских землях,
Он разворачивал резерв Нечерноземья
И делал новым, сильным, молодым!
Он знал, что нет дороги без зерна,
Без настоящего большого хлеба.
Стадам нужны хорошие корма,
Не побегут надои сверху, с неба.
Он знал, что нужно строить новый быт,
Учить людей сегодняшней науке,
Готовить к делу молодые руки.
Вот он, посёлок, вот он, весь лежит —
Смотрел директор на него, смотрел,
Посёлок этажами поднимался.
Он сделал больше, чем отец хотел.
Но перечень забот не уменьшался.
Он сделал больше, вон асфальт блестит
От большака до здания конторы,
Идёт через село на фермы, в гору.
И вот он — быт, перед глазами — быт!
Смотрел, смотрел директор на него,
Как будто в первый раз с ним повстречался.
Здесь всё народное и всё своё
Росло, стояло, в гору поднималось.
Он знал, Кузьмин, он чувствовал и знал,
Как на ладони видел, как на карте:
Совхоз дорогой верною шагал
И двигался с сегодняшнего в завтра.
Туда, к великим светлым берегам,
К заветным берегам своей отчизны.
Он знал — ему не будет лёгкой жизни
И отдыха директорским рукам.
Шло заседание открытого парткома,
Собрался комитет и весь актив.
Среди актива он сидел, Кузьмин.
Держались речи о делах совхоза.
Он верил им, он верил их делам,
Они взаимно верили друг другу.
В одной упряжке шли за общим плугом,
Он так же, как они, в страду — страдал.
В средине лета мучился кормами,
Болел парным совхозным молоком,
Он, как и весь сидящий здесь партком,
Из года в год густыми шёл хлебами.
Шёл бок о бок, к плечу стоял плечом.
Звенела жизнь натянутой струною.
С ним рядом шёл партком и рабочком,
И весь народ с его большой судьбою!
Стоял директор, им смотрел в глаза,
Улыбкой лёгкою притихший зал буравил:
«Товарищи! Позвольте вас поздравить,
С большими намолотами зерна!
Нам яровые дали — тридцать пять,
А озимые — сорок два, с гектара,
По тридцать восемь, в среднем, мы собрали.»
Зал начал сам себе рукоплескать!
Стоял Кузьмин, а зал рукоплескал.
Рукоплескал Кузьмин напротив тоже, стоя.
В Республике никто не поднимал
С гектара центнера могучего такого.
А зал стоял, а зал большой стоял!
И рядом весть в одном ряду стояла!
И каждый знал, и каждый точно знал,
Земля их труд заложенный признала!

И каждый знал, что этот свой успех
Явился, как великая награда,
Ничто иное — есть большой разбег
В большое неминуемое завтра!

ВРЕМЯ ЖИТЬ И ВРЕМЯ ПРОДОЛЖАТЬ

Время... Время — золото и жизнь,
И обновление всего живого мира.
О, время, время, как же ты бежишь!
Бежишь в цехах, полях, бежишь в квартирах.
И год остался тот же, тот же день,
А человек, как был, неугомонный.
И время стало более объёмным
От всех решаемых сегодня дел.
Да вот беда — бежит оно, бежит
Сквозь бытия немеркнущее сито.
С ладоней в бурт течёт потоком жита,
Планетой нашей в космосе летит.
И мы живём, работаем взахлёб...
Встречаем праздники, торопим будни.
Всё движемся вперёд, вперёд, вперёд!
Во времени своём стоим и будем.
Мы раньше делали всего-лишь — шаг...
Теперь, за то же время строим книгу,
Развёрнутую в белых облаках.
Мгновение — Владивосток и Рига.
Где поднимали только борозду,
Теперь переворачиваем поле!
Где рабство было— там гуляет воля!
Где грелись ковыли — хлеба растут!
Да! Век наш не обижен был делами!
События рождалися с тобой.
Борьба за правду, Ленинское знамя,
Фашизму — небывалый смертный бой.
Победа, целина и космос!
Скачок невиданный на сотню лет вперёд!
Наш труд, наш быт, наш справедливый голос!
Сверлит сердца и за собой ведёт!

                ***

Бушует время, расцветает жизнь,
Неукротимым и бесценным грузом.
Цвети, Республика, цвети, Страна,
Цвети земля и расцветай природа!
Великие настали времена
Для исторического нашего народа.

                ***

Да, время жить и время продолжать
Великие дела великих предков!
Вершить дела текущей пятилетки
И в пятилетки новые вступать!
_______________________________

           МОИ ЗЕМЛЯКИ

             ВСТУПЛЕНИЕ

            ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

                1

Хлеб! Откуда ты взялся, хлеб?!
Из какого явился рода?
И какая бескрайняя степь
Принесла тебя в руки народа?
Родила, возрастила, дала,
Над собою качала колосья,
И манила к себе, и звала,
Всё желаемое — сбылося.
Самый умный предок до нас,
Самый умный из всех разумных —
Гомо Сапиенс — высший класс,
Шёл с охоты тропой в свете лунном.
И на утренней светлой заре,
В двух восходах от мест его житья,
Предок наш отдыхал на траве
И великое сделал открытье.
Над глазами, что выше всех трав,
Ближе всех и к теплу, и к свету,
В небо головы к солнцу задрав,
И, как солнце, такого же цвета,
На высоких упругих стеблях
В синем небе качались колосья.
И ему угадать довелося
Тяжесть в пляшущих небесах.
Что в чешуйках колосьев сидят
Налитые ядрёные зёрна,
Что съедают их птицы проворно,
Иль под тяжестью в землю летят.
И упавшее в почву зерно
Пробивает живое зачатье —
Весь росток одевается в платье
И качается в небе хмельном.
И на ноги вскочил человек,
Распластав к небу ясному руки!
Всё кричал непонятные звуки,
Будто славил дикарский свой век,
Так, что всё задрожало в округе.

                ***

И от крика проснулася степь,
Повторяя восторги покорно.
Из колосьев посыпались зёрна
На дерново - земельную тепль.
А дикарские крики во век
Не забыла доселе природа,
Как щемящую светлую оду,
И как хлеб не забыл человек.
А наш предок колосья хватал,
Всё в ладонях он мял их упорно...
И ручьём высыпалися зёрна,
А он радовался, хохотал!
И, набрав две пригоршни зерна,
До родного дотопал жилища.
Все решили: негодная пища.
У его побросали двора,
Им не понятые разошлися.

                2

Урожайным был первый год,
В меру дождь и тепло под небом.
Уж про зёрна забыл народ,
И не быть бы до селе хлебу...
Но земля расступилась, сдалась,
Над собой пропустила проростки.
Вся округа ковром занялась,
Всё играла зелёным лоском.
Может так и сложилась судьба
В мире первого хлебного поля,
С человеком срослась его доля
До последнего смертного дня.

                ***
Хлеб! Откуда ты взялся, хлеб?!
Из какого явился рода?
Ты — дитя и земли, и народа,
И сплетение разных судеб.
Хлеб, конечно, всему голова,
Хлеб хороший к трудам причастен.
И крестьянским рукам хвала,
Хлеб имеет причастие к счастью!
Хлеб—причастие жизни самой!
Хлеб! Короткое твёрдое слово.
Вместе с хлебом шумят над землёй
Радость завтра и слёзы былого.
Хлеб горел — мы бросались в огонь,
Хлеб тонул — и бросались мы в море.
Нет его — надвигалося горе,
Есть он — пляшет весь мир под гармонь.

                ***

И не только лишь хлебом единым
Мы живём свой неласковый век.
Так природой рождён человек —
Только хлеб! Он для всех единый.

                3

Хлеб! Откуда ты взялся, хлеб?!
О тебе разливаются песни!
И тех песен нет в мире чудесней,
Чем про русское поле и хлеб.
Наши деды, бывало, к столу
Не садились, не трогали ложки
И не брали в рот хлеба ни крошки,
Не отпев свой молебен ему.

                ***

Мы теперь атеисты дотла:
Не щекочем молитвами небо.
Труд и разум нам дал много хлеба,
Ну а хлеб, хлеб — всему голова!

                ***

Но мы видим, бывает, порой,
Как малыш, выходя на прогулку,
Кинет в грязь недоевшую булку;
Как папаша с супругой своей
Кормят чистым зерном голубей;
Греют кости студенты под небом
На буртах первосортного хлеба.
Вон чумазый балбес, как игрушку,
Во дворе пнул ногами горбушку;
Как на трассе худой самосвал
Целый ворох зерна потерял;
Как стреляют горохом ребята
С самодельного автомата.
И защемит сердца всех солдат,
Отстоявших в войне Ленинград.
               
                ***

Нам бы в руки блокадную пайку,
Ни к обеду, ни есть, ни жевать,
Нам хотя бы её подержать,
Ту, древесно - мякинную спайку.

                4

Мы теперь атеисты дотла,
И не верим ни в Бога, ни в чёрта...
Но старинное правило твёрдо:
Хлеб — есть жизнь, хлеб — всему голова.
Пусть богат хлебом день или беден,
Или вовсе тот день был бесхлебен —
Мы запомнить должны, как молебен:
Хлеб есть жизнь, хлеб — всему голова!

                ***

Хлеб и жизнь — необъятная тема
Для народов, эпох и времён.
Род мой её сполна наделён
До последнего в жизни колена.
               
               ЧАСТЬ ВТОРАЯ

          ПОВЕСТЬ О ПРЕДКАХ

Родились вы под русским небом,
Вас роднёй не обидел Бог.
Занимались пашней и хлебом,
Род наш вышел с крестьянских дорог.
Прадед был, говорят, толковый,
Хлеборобское дело ценил.
Как баранки, ломал подковы,
Но здоровье своё загубил.
Не дал Бог ни дождя, ни хлеба —
Вся засохла в зачонках рожь...
И глядел наш прадед на небо:
— Быть беде, хоть ты хошь, хоть не хошь.
Шли крестьяне селом к погосту,
Шли с хоругвиями в руках.
Из церквушки большого роста
Вышел поп, до плеч в волосах.
А за ним — вся святая обслуга,
А за ними — честной народ
Пел молебен, толкая друг друга:
«Боже, дай нам хо-ро-ший год...».
Обходили дворы и колодцы,
Воду черпали журавли
И брызгала попиха на хлопцев,
Чтобы те побыстрее росли.
На плотину спустились к пруду,
Жар горел на людских плечах.
Повернулся поп медленно к люду,
Раздобрев на крестьянских хлебах.
И глядя на пруд и на небо, вдруг заквакал:
«Дай Бог нам дождя!
Бо-же, дай нам во ве-ки хле-ба,
Спа-си, Гос-по-ди, ча-ди тво-я».

                5

И ничком повались бабы,
Отбивая поклоны челом,
Ждали с неба пустого — награды,
И катились слёзы ручьём.
Был молебен пустым и туманным...
Не раздался на небе гром,
Не посыпалась сверху манна,
Не ударило с неба дождём.
Вместо грома к плотине съехал
Местный барин — хам и маньяк,
Чуть привстал и пошёл, и поехал:
— Плохо молитесь, мать вашу так...
И ругательства все повылив,
Диким голом верещал:
— Нужно гнать поломников в Киев,
В монастырь, к святым мощам.
И блаженных едва снарядили
В дальний путь святые дела,
Двадцать хат в селе задымили
И, как свечи, сгорели дотла.
И крестьяне в том странном гореньи,
В жарком лете, пустых полях
Усмотрели плохое знаменье
На крестьянских своих дворах.
Вот уже повяла и овощь,
И картофель сгорел напрочь.
Где теперь нам дождаться помощь?
Кто теперь нам сможет помочь?
По загонкам шастали жницы
И хватали воздух рукой,
С ним по пару колосиков ржицы,
Ну а колос — почти - что пустой.
Так остался прадед без хлеба,
И без хлеба, и без двора.
Всё глядел на ясное небо,
И на звёзды глядел до утра.
Словно в них он хотел увидеть,
Есть Всевышний или не есть?
Тот, кто смог так людей обидеть
И устроить такую месть.

                6

И костил он землю и небо,
И Богов на весь перечёт,
Что остался без крова и хлеба
В их селе весь честной народ.
И что сам за душой ни крошки
Не оставил на чёрный год.
Не осталось даже картошки,
Ни кола, ни двора, ни ворот.

                7

И когда снега повалились
На убогое тело полей,
Ходоки назад возвратились
От далёких святых мощей.
Долго молча они крестились,
Не узнав родное село:
— Али мы совсем заблудились,
Али нас не туда занесло.
И, увидев большие вязы,
Пруд, плотину, над прудом — ветла,
Ходоки так и обмерли сразу,
Почти всё сгорело дотла.
И крестьянам они говорили,
Собравшись в небольшой хоровод,
Что бесхлебье по всей России,
И что голод пошёл на народ.
               
                8

Так наш прадед с миром расстался,
Дотянув до начала весны.
Лишь в живых средний сын остался,
Остальные погибли сыны.
Весь наш род до сих пор бы не дожил
До хороших счастливых дней,
Но родства нашу нить продолжил
Его сын, а мой дед — Алексей.

                9

Дед как дед — хлебороб, чародей,
Землепашец спасённого рода,
Корень древнего в жизни народа
И родитель шести сыновей,
Победивших нужду,
Поборовших невзгоды,
Побывавших в мирском аду
И стоявших за волю народа.

                ***

Дед — кормилец, наш дед Алексей,
На быках обрабатывал землю.
На наделе что хочешь посей,
Всё равно не прокормишь семью.
А к тому ж, если вдруг недород
Или жаром ударит с неба—
Не видать крестьянину хлеба,
Голодает и мрёт народ.
И ломал Алексей хребет
На широком помещичьем поле.
Жил наш дед, словно пташка в неволе
И батрачил из года в год.
               
                10

Гнуло время, закон его гнул,
Тяжкий труд опускали дубиной.
На германскую прямо войну
Угодила судьба, угодила...
И пропал в плену Алексей,
От великого умер бесхлебья,
От грызущих вселенную вшей
И невиданного отрепья.
Перед смертью просил и просил
Положить на ладонь ему хлеба,
Кто - то колос с земли или с неба
Раздобыл и ему положил.
На ладонь положил, на пробу.
И, почувствовав хлебную ость,
Всё в нём тут же само улеглось
И застыло в груди хлебороба.
Уходил он большими хлебами,
Шёл и шёл, и колосья держал,
Поле кланялось головами
И дрожало колоколами,
Только дед на земле лежал.

               ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

                ШАХТЁР

                11
Хромал мужчина молодой, красивый,
Донбас, шахтёр, и стать его видать.
Вокруг ЧеКа не уставал хромать,
Вот только революция свершилась,
А он её в больнице пролежал.
Шарахнула Аврора, он лежал.
В России власть советов — он лежал.
Попал в обвал на шахте, он лежал.
Отняли ногу, всё лежал, лежал.

                12

Поправился, на костылях хромал,
Вокруг ЧеКа выхаживал кругами.
Кричал усатый: — Мы берём с ногами,
Нельзя без ног, Вам на войну нельзя.
"Нельзя, нельзя" — ему всё повторяли.
— Нельзя без ног? Так будут, будут ноги! —
Он повернулся, похромал домой.
Прошёл лишь месяц. Этой же дорогой
Вернулся снова парень молодой.

                13

Нога срослась, а на второй — протез,
Искусно сделанный рукой умелой.
Шагал он бойко и довольно смело,
Сквозь круг стоявших к гармонисту лез:
— А ну-ка, дай "Цыганку", что заснул?!
Я в раз проверю, как пришлась обнова...
Шахтёр ударил по ноге кленовой,
Ладонью на ладонь перехлестнул...
И ГубЧеКа открыли настежь двери,
К танцору всё валил, валил народ.
Усатый тот, глядел усатый тот,
Глядел на парня и глазам не верил!
Плясал он как в былые времена.
Не отличишь и ничего не скажешь,
Плясал он как-то веселее даже,
В коленке пела правая нога.
Ему не дали до конца сплясать
Его друзья, такие же шахтёры,
Поймали парня, начали кидать
Под самую губернскую контору.

                14

Шахтёр, почуяв землю под ногой,
Задёргал от смущения плечами.
Усатый подошёл: — Герой, герой!
Однако где-то мы уже встречались!

                ***

—Шахтёр я, Здесь стоял, хотел на фронт.
Да был на вид ещё совсем убогим,
Что ноги, вот они тебе и ноги,
Валяй, пляши и никаких забот!

                ***

И рассказал шахтёр свою судьбу,
Замешенную на угле и хлебе.
То был наследник умершего деда,
Блуждавшего с колосьями в раю.
«Пойдём со мной, пойдём, пойдём, шахтёр», —
Сказал усатый, приглашая парня:
— Есть у меня серьёзный разговор,
Пойдём обговорим с тобой детально.

                15

И вот уже качается вагон,
И паровоз кричит, кричит надрывно.
В вагонах едет Ленинский призыв,
Рабочий класс сидит в вагонах смирно,
Средь них сидел и молодой шахтёр.
Он ехал на смоленщину, домой
По Ленинскому первому призыву,
Чтоб власть Советов утвердить собой,
Советскую вздохнуть деревне силу.
Он знал, что там, в полях, горят хлеба.
Стреляют в наши спины мироеды,
Запутались в проблемах жизни деды.
Там хлеб России и её судьба.
Он знал, что мы обложены кольцом,
Кольцом войны и мирового мрака.
Война, война стоит перед лицом.
Антанта гложет бешеной собакой.
И голод, голод, хлеба нет ни крошки.
Пустой Российский перевёрнут воз.
Он ехал, наш шахтёр, на продразверстку.
Он ехал, чтоб людей собрать в колхоз.

                ***

Опять на хлеб, опять в борьбу за хлеб,
Судьба его крестьянская бросала...
И крепко на родной земле стояла
Нога шахтёра и судьба судеб.

                16

Прошло немало времени и лет.
Всё подчинилось пролетарской сути...
Людьми себя почувствовали люди
И хлебом бушевал во поле хлеб.
Шумело поле, колыхалось поле,
Стоял во ржи по плечи секретарь
Передового в области района,
Колосья ржи объятьями хватал,
И в небо, как мальчишка, всё кричал:
«Созрела рожь, созрела рожь, созрела!»
Да, это он, шахтёр во ржи стоял,
Он — секретарь, и сердце его пело.
А рожь действительно созрела.
До слуха доносился говорок —
Он рассказать бы всё подробно мог,
Как здесь борьба народная шумела,
Как здесь его шахтёрская судьба
Срослась с судьбой крестьянина и хлеба,
Как здесь, над полем, улыбалось небо.
Ни он, шахтёр, ни небо, ни земля
Не видели подобные хлеба,
Хлеба такой необычайной силы,
Земля держала над собой, растила,
В них пела вся крестьянская судьба.

                17

Стоял во ржи по плечи секретарь,
Смотрел на спелый плод своей работы,
Но вот ударило за поворотом,
Потом удар ещё, ещё удар.
Шмелями выли в небе самолёты,
Кругом пожар, кругом пожар, пожар...
Весь город тут же рядом полыхал,
Горели все плоды его работы:
Горела рожь, кругом горела рожь.
Метался секретарь, по ржи метался.
Всё рос пожар, всё рос и занимался,
Горела рожь, его горела рожь.
Он до безумия плащом хлестал,
К нему на помощь бросилися люди:
—Что это будет, секретарь, что будет?
—Война, война!— его шофёр кричал.
Война. Ударило под сердце жаром
И резануло по груди ножом.
Горела рожь и полыхала в нём
Неукротимым бешеным пожаром.
Горело всё: горело рядом поле,
Горели сёла, и горела Русь.
Но несгораемой осталась воля
И нерушимым — молодой Союз!

                18

Уже война шарахалась у дома
И беженцы шагали на восток.
Шло заседание бюро райкома,
Здесь все, кто до конца остаться мог.
Всё было коротко, но тяжкой была речь,
Встал секретарь и дал приказ партийный:
«Пусть враг сюда ворвётся, как в пустыню!
Разъехаться сегодня на машинах
И жечь хлеба в колхозах, жечь и жечь!».
И вот, стоял он снова на полях.
Вперёд — на смерть, идущими хлебами.
В руках огонь, огонь в его руках плясал,
Бросался в поле языками.
Трещали зёрна, разносился смрад,
Был запах полыхающего хлеба,
Кидалось пламя на седое небо
И возвращалось на хлеба опять.
Стоял шахтёр, стоял и вспоминал:
И видел прадеда с сохой и деда,
Как тот с колосьями в руках лежал,
И первый трактор, первую победу.
И как во ржи бушующий пожар,
Вот это пламя, огненное пламя,
В руках своих над головой держал
И нёс за хлеб полученное знамя.
Стоял шахтёр, огонь плясал в глазах,
А пламя по густым хлебам металось.
Он знал: борьба сегодня продолжалась,
Он жёг хлеба, чтоб вновь шуметь хлебам!

        ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ

ХРОНИКА ОДНОГО ДНЯ ДЕТСТВА

Нас было много — шестеро детей.
И каждый раз в подвал перед бомбёжкой
Мы заносили всех своих друзей:
Котят, щенят, собачку - Дамку, кошку.
Несли с собою хлеб и брали соль,
Ведро воды и старенькую кружку.
У дома оставались две кадушки,
Умат. Вся тара доверху с водой.
Такой порядок установлен был.
И в этой таре плавали лягушки,
Я к дому их карманами носил
И высыпал в стоящие кадушки.
Перед бомбёжкой сверху покрывал
Отжившим старым маминым халатом.
Всех спрашивал в подвале: «Как там?
Как там?»
И каждый раз по ним слезу ронял.
Однажды, помню, долго мы сидели,
К земле прижались, жалась к нам земля.
Дрожал подвал и сыпались края,
И вот стояли во дворе, глядели.
Дымился двор, зияли две воронки,
Качались рамы рядом, на сосне,
Валялись клочья бочек во дворе,
И нет нигде живого лягушонка...
Я долго, молча, во дворе смотрел,
И обстановкой этой сбитый с толку,
Стоял и чувствовал: война — жестокость,
Не плакал по лягушкам, а взрослел.

                19

Стояла мать и сёстры втихомолку.
С телеги спрыгнул, подбежал солдат,
Нас клал в телегу, словно лягушат,
Нам бросил возжи и хлестнул коня:
«Давай быстрей, быстрее, ребятня!»,
Кричал солдат неведомый вдогонку:
«Война у дома, немцы за посёлком…».
Телега нас несла на переезд.
Железная дорога, дальше — лес.
Стоял вагон у переезда дыбом.
Дымились рёбра на его спине,
Состав обглоданной казался рыбой,
И хлеб, и хлеб горел на полотне.
               
                20

И хлеб на переезде, на дороге,
Как кучи гравия на полотне,
На бившемся в агониях коне,
Бежал из элеваторского бока.
И падал вниз дымящим кипятком,
Горел и поднимался дымом в небо.
Всё прахом шло, горело всё огнём.
Хлестала мать коня: быстрей,
Быстрей от хлеба...

                21

Нас хлебная сразила панорама,
Рыдала на повозке вся родня.
Держала на руках сестра меня,
А я кричал: — Быстрей, быстрее, мама.
Качался лес и двигался обоз,
Мы от войны всё дальше уходили.
Здесь сотни душ и раненые были.
Откуда столько детворы взялось?
Сидели на телегах, на руках,
Шагали рядом по дороге, сбоку.
Обоз тянул всю дальнюю дорогу,
Которая крутилась, как змея.

                22

Шли раненые на костылях,
Перебинтованные шли солдаты.
За лесом открывалися поля,
Стояли неухоженные хаты.
Дорога. Слева — поле, справа — поле.
Хлеба — с которой хочешь стороны!
Как будто нет, и не было войны.
Над головами — солнечное море.
Пел жаворонок, ветерок гулял,
Неубранное колыхалось поле.
Передний конь стал на дыбы, заржал,
А впереди донёсся гул мотора.

                23

Всё перепуталось, и к жизни всё рвалось,
Как с корабля, бросались люди в рожь.
А слева — поле, справа — тоже поле
Задёргалось и сразу занялось.

                ***
На бреющем летели самолёты,
И ухало, и ухало в обоз.
Поднялся в воздух весь передний воз,
Как ветром сдуло средние подводы.
               
                ***
Качалось поле, и земля дрожала,
На костылях, во ржи, солдат стоял.
Махал на самолёты и кричал:
— Смотрите, дети, что с Россией стало...

                24

Я сколько лет живу и столько помню:
Ломаю хлеб — огонь передо мной,
Ломаю хлеб — израненное поле,
Вагоны с раскалённою спиной.
Ломаю — и дорога серой плетью,
Ломаю хлеб — и самолёт с крестом.
Я мог от той же пули помереть бы,
Да вот живу и помню обо всём.

           ЧАСТЬ ПЯТАЯ
            
              ДЕВЧОНКИ

                25

Заволжье. Степь. Созревшие хлеба.
Война — на западе, уборка — на востоке.
Устраивались девочки в посёлке,
Куда их бросила военная судьба.
Куда их бросило пойди ж ты, разберись.
Стоял верблюд с отвисшими губами
И бесконца жевал, жевал зубами,
Горбы его, как горки налились.
А дальше — степь! А дальше — волчий вой!
И сколько глаз берёт — стоит пшеница.
Подсолнухи качают головой,
И солнце скалит зубы, словно львица.
А всё ж не бомбы, всё же не война.
И сытно здесь, в степи, довольно сытно.
А им, девчонкам, всё-таки обидно,
Что мать парнями их не родила.

                26

Обидно, что на западе война,
Что сверстники - мальчишки тоже бьются,
Что многие погибли, не вернутся,
А их сюда забросила судьба.
То были — дочери секретаря - шахтёра,
Четыре девушки красивых, как земля,
Все как мадонны, вместе — как заря,
И все четыре — возраста такого,
Когда бы вечерами петь и петь,
Или плясать под русскую гармошку,
Иль подурачиться по улице немножко,
Или вспорхнуть и вовсе улететь!


                ***
Да вот беда — нельзя сегодня петь,
Плясать нельзя. Война. Нелепо. Стыдно.
И перед кем? Всего два инвалида...
Да детвора. А дальше  степь да степь.

                27

А утром рельс ударил, закричал!
И все, как на пожар, к нему бежали.
Мужчина речь короткую сказал:
— Хлеб нужен фронту, мы вас очень ждали!
И вот: уже в строю стоит Надежда,
Коса гуляет в такт её рукам,
Тугие косы пляшут по плечам,
А сёстры, сёстры все за нею, здесь же.

                ***
Шли рядом, строем шли одна в одну,
Легко и прочно шли с мужскою статью.
Косили хлеб за мужиков в войну,
А вечером бросались на кровати,
Как в бездну, омут, на речное дно.
Их напряжённые лежали лица,
А руки всё махали по пшенице
И снова рельс шарахался в окно.
Вставали, молча, шли опять, опять.
Расхаживали по костям ломоту,
В воде плескались, брались за работу,
И, как подкошенные, падали в кровать.

                28

Сестёр однажды бригадир позвал:
«Вы у меня работать, словно парни!
Давайте, парни, принимай комбайны!
Сегодня — проба, завтра — на аврал!»