Не думаю, что люди когда-нибудь взрослеют
Сумка на плече вдруг стала такой тяжелой, словно школьный портфель. Это напомнило мне о тех временах, когда по окончанию занятий я спешила домой, а он — следовал за мной до самого подъезда, рассказывая различные небылицы. Он любил уроки истории. Но еще больше он любил переделывать их для меня, добавляя в повествование инопланетян. Мы оба знали, что только так я способна запомнить сложные даты и важных исторических личностей.
Он стоял под моими окнами даже в самые морозные зимы до тех пор, пока я не отобедаю. И с этим делом я никогда не спешила. Но и он никогда не погонял меня. Думаю, именно поэтому я — домашний тихий ребенок — продолжала общаться с этим бойким кучерявым мальчишкой. Я всегда спрашивала его: «Неужели ты сам не проголодался?» И тогда он серьезно мотал головой в отрицании, повторяя, что перекусил, пока ждал меня. Я знала, что это не так. Знала, потому что он не умеет врать. Не умеет врать рядом со мной.
А потом…нашу дружбу уничтожила война.
Нынче мы давно уже не дети. Я училась в средней школе, когда мои родители переехали, и с местным образовательным учреждением мне пришлось попрощаться.
С тех пор он больше не присутствовал в моей жизни. Однако спустя сорок четыре года я вернулась… Вот оно, предположительно, его окно. Как он там? И там ли он вообще? Разделит ли со мной очередное зимнее приключение?
Будет ли грубо сказать, что за все эти долгие леты и зимы, пролетевшие, будто тени этих кричащих ворон над моей головой, я искренне надеялась, что он так и не встретил свою любовь и ждет нашей встречи. Ждет также, как тогда ждал меня у подъезда… Эгоистично, правда?
Перчатки на моих руках не сильно спасали от колючего февральского холода. Небо было синее, почти майское, а отраженный от белой поверхности свет желтого светила неприятно щипал глаза, заставляя болезненно пульсировать виски.
Узорчатая штора пошевелилась.
Мужская ладонь осторожно сдвинула в сторону полупрозрачную ткань. Я увидела поседевшие кудри и распахнутые от удивления знакомые светлые глаза. Немного мутные. Наверное, тоже от времени.
Он неловко помахал мне рукой, и я сделала то же в ответ. Он спешно оделся и вышел, не решаясь ничего сказать своему старому другу. Я вновь почувствовала себя маленькой девочкой. Мне вдруг стало смешно, и я улыбнулась. А потом неудержимо взорвалась хохотом.
«Ну привет, старик!» — сказала я. Он открыл рот и начал говорить. Говорить не умолкая, словно эти сорок четыре года и не случались.
Мы шли, а он с серьезным видом рассказывал мне что-то, эмоционально жестикулируя и время от времени смущенно поглядывая на меня. Но я ничего не слышала. Маленькая девочка внутри меня сияла от счастья, думая лишь от том, что теперь никогда в жизни не оставит этого мальчика.
Сугробы снега вдруг почудились мне неизмеримо огромными, словно настоящие горы с белыми-белыми макушками. Я подхватила пальцами немного снега и подбросила вверх над своей головой. Мой друг остановился и ошарашенно замер. «Что ты делаешь?» — прочитала я на его немолодом лице. А я смеялась, наполняя ладони новыми горками белых хлопьев, чтобы устроить самодельный снегопад.
Легкий ветерок покачнул искрящиеся в переливах света обледеневшие ветви берез справа от дороги, по которой мы шли. Сверкающие ледяные капельки полетели вниз, осыпаясь на наши головы, словно семена сказочного дерева. Они приятно щекотали лицо и разбивались о мою черную куртку с забавным глухим стуком.
«Побежали!» — сказал он и потянул меня за руку. Мальчик сурово сдвинул густые брови и с видом героя попытался увести меня из-под ледяной осыпи.
Мы бежали, и улыбка не спадала с моего лица. Прохожие с жалостью и ужасом смотрели на нас, наверное, непривычные видеть двух бегущих по нечищенной от снега дороге стариков.
Перед нами предстал высокий ледяной спуск горки, которую сделали местные дети. Он прыгнул вперед, и мы катились долго-долго. Впереди возник маленький каменный уступ. Я поспешила затормозить, и, когда тяжелые ботинки остановили неконтролируемое скольжение, все мое внимание поспешило к нему.
Мальчик держался за ушибленное колено. В его глазах сверкнула скупая слеза. Я неуклюже подобралась к нему. Должно быть, это очень больно. Но что я могу сделать? А что бы сделал он? Я положила свою ладонь на ушибленное место так осторожно, словно пытаясь коснуться водной глади и не поднять рябь. В смущении мне пришлось отвернуться. Я не знала, как реагировать. И я не знала, как отреагирует он. Краем глаза я заметила движение с его стороны и почувствовала, как холодная ладонь с той же осторожностью прикрыла мою дрожащую руку. А потом я услышала смех. Он смотрел на меня, и мне казалось, что он видит во мне глупое наивное дитя. Мне стало немного обидно. Видимо, он это понял, потому что тут же объяснил, что смеется от неожиданности осознания того, что и сам он до сих пор, оказывается, все такой же ребенок. «Не думаю, что люди когда-нибудь взрослеют». — сказал он.
Мы сидели спина к спине — я и кучерявый мальчик из параллельного класса — и тихонько беседовали об удивительных инопланетных созданиях, с которыми он сражался во времена войны, и о тех немногих, что помогали ему спасать мир. Мы были счастливы. Мы были счастливы, потому что все еще были детьми даже в свои немолодые годы.
Свидетельство о публикации №119020607761
Но больно почему-то.
Очень понравилось!
С теплом...
Иван Кривов 06.02.2019 21:41 Заявить о нарушении