Не хмурься, Кэтрин

Венчальным платьем падает туман,
о струпья стен глухих порвётся в клочья.
Никто не слышит сбивчивое "Отче",
но тень обводит каждый твой изъян.
Не хмурься, Кэтрин, вовсе не нужна
помятая морщинистая тряпка.
И кожу, умоляю, не царапай, 
не надо слёз, материя нежна.

Представь, ты – ткань, я – голый манекен
{не сразу происходит превращенье}, 
нужна мне кожа, кожа… твой священный 
прохладный шёлк, его не тронет тлен.
Эскиз фасона видишь? В этом суть.
Тебя на лоскуты щелчками ножниц
уже делю в уме. А спину, может, 
персидской вязью вышить, или грудь?

Тссс, девочка, не двигайся, замри, 
я слишком переполнен древней болью.
Забей свой крик и стоны, словно колья,
в молчание, которое внутри.
Молчание – жестокая печать,
но ни следа, ни ссадины, ни шрама.
Когда тебя укачивает яма, 
ты знаешь, каково это – молчать.

В твоих глазах моё лицо – пятно.
Молчи и слушай шелест мотыльковый
{окуклились. Я ими очарован}.
Отныне ты – безмолвное "Оно". 
Оно молчит! Оно втирает крем.
Должна быть кожа гладкой и упругой.   
Оно глядит, как мечется по кругу
одна сплошная бабочка-тотем.

Молчание… его не заглушить   
ни музыкой, ни камнем, ни подушкой,   
вольётся даже в крохотное ушко
стальной иглы, простёгивая нить
в узоры кровеносные, как яд 
вгрызается, до спазма, до озноба –
так тихо между нами, так подобно
предсмертному 
молчанию
ягнят.