Из очень старого

Январь, расплата снегу за грехи,
Сугроб усталым басом тихо стонет,
И я опять, как в старь, пишу стихи
На стареньком дурацком телефоне.
А за окном - сиреневая мгла,
И не известен год, или столетье,
Белеет маскхалат из-за угла,
И шепчет время: "Никому не верьте,
Лишь только мне, ведь я не подведу,
По-царски награжу и покараю.
Вы знаете рулетку? Я веду,
С седым крупье глаза в глаза играю.
Мы выигрыш поделим пополам,
На вашу долю - пир или квартира,
А мне - душа, глаза и что-то там
Из Шиллера. Или его кумира".

Но, коли так, я к морю налегке,
Сандали, плащ, серебряные деньги,
Худым плечом повисну на клюке,
А ветерок-то, кажется, безвреден.
На берег, где вступают маяки
С прибоем в унисон, и с темнотою,
Здесь плакать и смеяться мне с руки,
И струны губ мелодию достроят.
И не пойму: полет или обрыв,
В упор не вижу дождик и злодеев,
Да и сама иду, глаза закрыв,
С каким-то, как обычно, прохиндеем.
А, если рифма, - так чего желать,
Ускорен шаг, потеряна подметка,
Расслабленной колдуньей ровно в пять
Из экипажа выглянет красотка.
А мне - домой, выстраивать в рядок
Чернеющих на белом шансоньеток,
Перемежая с буквами глоток
Огня, огня, чернильной сажи предка.

Не нервничаем даже в январе,
И не дадим остыть горячей коже.
Возможно, на очередной заре,
Я выскочу из круга. Чуть попозже.