Макар

                Вечерело. Косые лучи закатного солнца падали прямо на Макара, сидящего в старом, обшарпанном кресле напротив небольшого окна с геранью на подоконнике. Бывало Макар и раньше дремал в кресле при бессоннице или приступах кашля, не дающих Агрофене спать. Но теперь это было другое, совсем другое. Накануне Макар захотел сходить в баню, хотя и был не четверг. Аграфена намыла его, одела в белые портки и новую полотняную, белую рубаху, на чём настоял Макар. Было видно, что его что-то тяготит, но он был молчалив. И теперь он сидел здесь один, подслеповатыми глазами напряжённо вглядываясь в даль, как бы стараясь запомнить смутные очертания увиденного ещё раз. Наконец солнце зашло за верхушки деревьев, и в комнате наступил полумрак. Неожиданно луч солнца, пробившись сквозь ветви елей, вновь осветил комнату. Макар встрепенулся, как бы пытаясь встать навстречу, покрывало сползло с него, но сил встать уже не было. Одинокая слеза выпала из глаза и, медленно катясь по впалой щеке, сверкнула на мгновенье в последнем луче солнца жемчужинкой и, разбившись о щетину, превратилась в мокрое пятно. Луч также неожиданно пропал за деревьями. Макар улыбнулся и его голова безжизненно склонилась на грудь.

                Часа в три ночи Мария проснулась от необъяснимого страха. Холодок пробежал по спине, она прислушалась, всё было как всегда, но ...зловеще тихо - не было слышно надрывного кашля отца. Нехорошее предчувствие охватило Марию, сердце учащённо забилось, «комок» подступил к горлу. Она тихо встала. «Ты куда?»- спросил спросонья муж. Она ничего не смогла ответить, только раздражённо махнула рукой, - «спи!». Дрожа, тихонько подошла к комнате отца, боясь открыть дверь. Прислушалась. Тихо. Осторожно приоткрыла дверь, просунула голову. Ей казалось, что стук её сердца был громче стука «ходиков» на кухне. Комната была залита лунным светом. Отец полулежал в кресле, голова покоилась на груди, одна рука лежала на подлокотнике, левая нога неестественно подвёрнута, покрывало лежало у ног. Казалось, что он хочет встать.

                Ещё ничего не понимая, Мария подошла к отцу, подняла покрывало и попыталась укрыть отца, случайно коснувшись его руки на подлокотнике. Рука была холодная, смертельно холодная. Мария в ужасе отпрянула, страх сковал её. Сколько она так простояла, она не знала. Мария не могла отвести от отца глаз, с трудом приходя в себя. Пятясь, она подошла к окну и открыла форточку, ворвался свежий, сырой воздух. Марии и раньше приходилось сталкиваться со смертями, но... это был её отец, это был её отец! Как к этому не готовься, это всегда застаёт врасплох. Обходя кресло и, не спуская с отца взгляда, Мария тихонько прошмыгнула в дверь наружу. Накрыв в прихожей зеркало платком, всё ещё дрожа от ужаса и горя, забралась в кровать и укрылась с головой одеялом. «Ты чего?» - сонно проворчал муж и перевернулся на другой бок. Мария же так и не сомкнула глаз до утра, вспоминая своё детство, отца, а слёзы катились по её щекам. Она их не вытирала. А ранним утром раздался плач - это проснулась мать.

                Хоронили Макара рядом с могилкой его матери, как он и хотел. Кладбище было недалеко от деревни, на пригорке заросшим берёзками. Был обычный осенний день. Небо заволокло тучами, но дождя не было. Лёгкий ветерок срывал с берёз жёлтые листья и они, то кружась, то ускоряясь от дуновения ветра, укрывали землю нарядным ковром. Пару раз слышалось курлыканье то ли журавлей, то ли гусей, но их не было видно из-за туч. На похороны пришло человек десять, в основном соседи, да деревенский пьяница Мишка, не пропускавший ни одного события, где можно было выпить даром. Не было только внука, он учился в городе, в интернате и его решили не беспокоить. Из соседней деревни пригласили попа. На вид ему было лет пятьдесят, хотя говорили, что он моложе. Полный, с круглым мордастым лицом, маленькими глазками и крупным мясистым носом. Одет он был неряшливо, в запачканную внизу грязью рясу и стоптанные сапоги. По его лицу было видно, что он не прочь бы и выпить. Ну, да ладно, для деревни это было обычное дело. Но в душе он был добрейший человек. Вот и сейчас он прошагал несколько вёрст, а мог ведь и отказаться из-за отсутствия машины. Пока поп на одном ему понятном языке бормотал молитву, помахивая кадилом, народ нетерпеливо переминался с ноги на ногу, поглядывая на север, откуда ветер подгонял большую тёмную тучу. Поп тоже искоса поглядывал туда же и ещё быстрее и непонятнее бормотал молитву.

                Жёлтый лист опустился прямо на лицо Макара. Тот же час подскочил Мишка и заботливо убрал листок, торжествующе посмотрев на всех. Заслужил! Заслужил быть на поминках.
- Мам, а мам! А что дедушка в ящике лежит? - спросила громко Анюта, двухлетняя дочка соседки.
- Тихо ты! - шикнула на неё мать.
Анюта была непоседа, любопытна и ничего не боялась. Поэтому мать держала её на руках, чтобы она, ненароком, не упала в яму. Сверху всё хорошо было видно: и как поп размахивал кадилом, и как бабушка Агрофена вытирает слёзы, и даже три вороны на соседней берёзе, нетерпеливо каркающие в ожидании своего часа.
- Мам, а мам, а что это дядя чем-то машет? - вновь раздался звонкий голос Анюты.
- Молчи! - строго сказала мать.
- А ещё у него нос шевелится. Шевелится-шевелится. Я видела, - вновь гордо и громко оповестила всех Анюта.
Поп от услышанного опешил, потом неловко кашлянул и строго посмотрел на девочку. Все знали о недостатке отца Сергия, за его спиной перешёптывались, но чтобы так, вслух, прилюдно!
- Извините, Бога ради! Дитя ещё, - смущённо сказала мать Анюты, густо покраснев.
Все замерли в ожидании.
               
                В это время упали первые капли дождя. Все сразу засуетились, начали быстро накрывать крышкой гроб, но капли успели слегка подмочить холщовую простынку, укрывавшую Макара и попали ему на лицо. Подошла Агрофена, вытерла лицо Макара мокрым от слёз платком, поцеловала и упала на колени. Сил больше не было. Зять с соседом, отцом Анюты, подняли её, подскочивший Мишка начал отряхивать ей юбку. Быстро забили крышку и два мужика ловко опустили гроб на дно могилы. Тихонько заголосили бабы.
- А зачем дедушку в яму кладут? Он себя плохо вёл? - у Анюты дрожал голос.
Бабы взвыли ещё громче.
- Я тебе потом расскажу, - сказала мать, слишком крепко обнимая дочь.

                Как объяснить ребёнку суть бытия, когда и сам всего не понимаешь и ошибаешься, ошибаешься, ошибаешься. И только к старости приходит мудрость, а уж и в иной мир пора. Быстро забросав могилу землёй, все заспешили к дому на поминки, ну, и Мишка, конечно, заслужил. Не знали они, кроме Агрофены, что Макар любил осень, дождь, очищающий душу и землю от скверны. И этот ненастный день был для него подарком того, кто управляет нашими судьбами. Он умыл Макара чистой водой и отправил в другой путь, в небытие.

                Агрофена тяжело переживала потерю Макара. Замкнулась в себе, перестала улыбаться, тихо плакала по ночам. И всё вспоминала, вспоминала о прошедшей жизни с Макаром. Стало болеть сердце. Ровно через четыре года она умерла в районной больнице от сердечной недостаточности, так сказал доктор. Сердечная недостаточность… Да, её сердцу недоставало любви Макара, его нежной заботы.

                Похоронили её на том же пригорке, рядом с Макаром. Теперь они снова были вместе, оба восьмидесятилетние. Он её дождался и, взявшись за руки, они пошли по небесам в необъятную даль, улыбаясь друг другу. Их теперь ничто не могло разлучить.

Алексей Балуев (8.11.2017)