Верблюд

Раскаленные горы пустынных песков
Аполлон подогрел светом кудрей своих.
Здесь унылая пустошь ночных холодов
И дневной плагиат на мир душ неживых.
Не видать над песками седых облаков.
Есть лишь солнце - светило вселенной миров.
А внизу средь барханов и глин золотых
Давно сгнили сердца пилигримов нагих,
Этот дол неприступный и злой бастион.
Беглецов принимал , что бежали с суда
И в своих он песках оставлял навсегда.
Это место блюдёт здесь сухой закон.
Но вдали показался блуждающий сноб.
На спине у него, как и он: один, горб.

Одинокий верблюд рассекает пески.
Ему имя теперь Квазимодо пустынь.
Караванная пена впиталась в виски
И ему собеседник отныне полынь.
Необычная пара - полынь и нарцисс.
Вот такой изложён дромадёру акциз.
Эгоизмом травил он своим караван,
Себя вёл, как упёртый, упрямый баран.
Унижал остальных так, как только он мог.
Между тем успевал промеж пафосных фраз
Гордый стан и окрас выставлять напоказ,
Чтоб все знали, какой появился цветок.
Но наказан судьбой и отправлен сюда.
Не вернуться назад ему впредь никогда.

Одиночество лечит любой нигилизм;
Нам Базаров явил очень яркий пример.
Ведь смятение в сердце, в душе катаклизм
Отбивает охоту подобных афер.
Ведь воззрения эти несут пустоту,
Когда страсть потеряют и ту красоту
В том, как мысли и думы отличны от всех.
Уникальность черты превращается в грех.
И все вспомнил верблюд. Вспомнил как себя вел,
Как смотрел он на всех с своего высока,
Как простую улыбку сменял на оскал,
Как ни с кем не желал он садиться за стол.
Осознание – яд, одиночество – бич.
Искупление впредь для него новый клич

Он все плёлся вперед, неизвестно куда,
Но вдруг зоркий глаз вдали увидал,
Как оазис гниёт: убежала вода.
И остался лишь куст, да и тот увядал.
Одинокий, сухой, кустик полуживой
Угнетается жаждой и знойной порой.
И увидел себя в этом древе верблюд,
Как в отраженье серебряных блюд,   
Что возил на горбах их порой караван,
Что вселили гнилой в него нарциссизм,
Что призвали уверенность и скептицизм,
Что открыли ему его гордый стан.
И впервые за жизнь налились глаза.
На песок, раскаленный, упала слеза.

Под ногами верблюда пропала вдруг твердь:
Его начал песок под собой хоронить.
Раз уж так неизбежна порочная смерть,
Дромадёр захотел шанс на жизнь подарить.
Была рядом колючка, на ветке игла.
Искупленье греха и смерть нанесла.
Превратила она вмиг горбатого в прах.
И лишь улыбка отпечаталась на губах.
Распорол себе горб и ушел навсегда.
Из куста поднялось и взросло древо-скорбь
И отныне оно прославляет тот горб.
Этот куст ведь спасла та святая вода.
На могиле верблюда появился росток.
И хоть умер нарцисс, взрос священный цветок.