Антология русской поэзии Литвы Е

Егупенок Симеон (1850 - 1934)
Елиашевич-Жандр Ольга
Екатериничева-Фатеева Валентина (1949)
Ефремов Георгий (1952)
Егорова Валентина (1952)
Евтухов Сергей


ЕГУПЕНОК СИМЕОН
(1850-1954)

Видный виленский старообрядческий наставник, духовный писатель. Служил в притче Виленской и Бобруйской общин, был духовным наставником в Пскове. К псковскому периоду  жизни относятся первые дошедшие стихотворения религиозно-дидактического характера. Наставником Виленской общины прослужил почти 28 лет. Принимал деятельное участие на двух съездах старообрядцев в Польше (1925, 1930), был членом Высшего старообрядческого совета и Духовной комиссии, преподавал на летних курсах вероучителей в Вильно. Сохранился рукописный сборник "Книга глаголемая нравоучение, его добропобедная и венценосная творения духовного отца нашего первонастоятеля Симеона", составленный в Вильно в 1928 году. Похоронен на старообрядческом кладбище в Вильнюсе.

РОЖДЕСТВО

Вся земная природа под снежной пеленой покоится и мирно дремлет,
А дух мой, в предчувствии чего-то, радостно и бодро внемлет.

Вокруг вода уж льдом покрылась и в твердый камень природа обратилась,
И песнь веселая пернатой птички смолкла вдруг - и прекратилась.

В саду ж деревья, что старички седые, понурив голову задумчиво стоят,
И белоснежным инеем окутавшись, тоскливо на меня глядят.

Но я унылое мышление на этот миг поспешно оставляю,
И радость общую для мира и людей торжественно сейчас встречаю.

При виде на небе сияния звезды, в пучину новых дум я погружаюсь,
И милосердию сошедшего с небес Царя царей премного удивляюсь.

Как Он, оставив храм на горней высоте, и светлого чертога красоту,
Сошел на землю в мир искать ничтожную людскую нищету.

И сонма серафимов, грозный Царь, повит, пригрет, худыми пеленами,
В скотских яслях ныне возлежит, как человек меж нами.

И пастыри в вертепе том предивному событию тому дивятся:
Волхвы ж с дарами на поклон к Царю Царям спешатся;

И Мельхиор со златом, и Госпар с ливаном и Валтасар смиренно подходили
Ко яслям, где Христос, и Богоматери колено преклонив, дары свои вручили.

Звезда же, путница, что в темном небе ныне ярко миру воссияла,
Спустилась вниз на землю вдруг и близ рожденного Младенца стала.

И свет ея огнистый, лучезарный, она повсюду широко и ярко изливала,
И тем волхвам к Младенцу путь кратчайший "аки перстом" им указала.

Ведомые звездой волхвы, шагами тихими к сему вертепу подступали,
И затаив дыхание, с душевным трепетом, во внутрь его взирали.

А матерь Господа, Мария Дева, гостей высоких радостно, приветливо, встречает,
И за дары Младенцу, Сыну Своему, благодарит и на поклоны тихо отвечает.

Богатые ж цари, пришедшие в вертеп и грозные земные боги,
Дивятся, шепчутся в тиши, какие у Царя небес прежалкие чертоги.

Вертеп Господень сумрачен: воистину, убог и скромен, он холоден и мал,
В нем кабинета нет, как нет просторных комнат и светлых зал;

В нем вместо мебели и стульев бархатных и пышного стола,
Стояла лишь природой сотворенная, отвесная и грозная скала.

И ясли грубые собой кроватку детскую Младенцу ныне представляют,
А сено твердое Ему перинку мягкую и ряд подушек заменяют.

Не сервирован винами и яствами Младенца скромный стол,
Лишь в глубине за яслями - в тени, стоял осел Иосифа, да вол.

И вместо царской багряницы простыя пелены Младенца тело прикрывали,
Осел же наш, а с ним угрюмый вол ему прислугу заменяли.

И по ночам при холоде не раз своим дыханием Младенца тело согревали,
И должность слуг Царю и Господу усердно этим выполняли.

Ни драгоценных вин, ни кухни со стряпней и поварами здесь не видно,
Одна лишь нищета в вертепе том казалася пришельцам очевидно.

С улыбкой дивною Младенец радостно на них взирает,
И всем трудящимся во Царствии своем награду обещает.

Мария ж Дева - Мать гостей персидских тепло, заботливо там принимает,
И вместо яств и сладких вин словами кроткими, что хлебом их питает.

Взамен тимпанов, музыки бряцанья и громких возгласов свирели,
Сонм ангелов с небес предивно, сладко Богу славу в вышних пели.

И песнь небесных ангелов, певцов бесплотных, над Вифлеемом громко оглашалась,
Что родился Спаситель наш и весть о сем в ряд быстрых молний облекалась.

Волхвы и пастыри с Иосифом - отцом сказаньям вещаго пророка убедились,
Младенцу-Богу, падши до земли, смиренно, склонив колена, тихо поклонились,

И слезы радости, что бриллианта блеск, по умиленному лицу из глаз у них катились;
А весть о Господе, пришедшем к нам, по всей земле уже распространилась.

Небесная картина та свята для мира христиан; она пророчески открыта;
И на иконе Рождества, изображением своим осталась также не забыта.

Изображен на ней вертеп: Младенец в яслях, Богоматерь, волхвы с дарами,
Иосиф-старец, с ним Соломония, осел и тощий вол и пастухи с трубами.

Звезда лучами яркими сияет, а ангелы волхвам о чуде том вещают,
И все в безмолвии стоят, и бережно Младенца колыбельку окружают.

Иосиф-старец в думу погружен, сидит в пещере, что-то размышляет,
И нам, сынам земли, о мудрости Творца небес и о пророчестве вещает.

Строками этими я стих свой продолжать писать теперь кончаю,
И чтущаго духовно с Христовым Рождеством сердечно поздравляю.

С высоким праздником к любящим Христа, привет свой ныне посылаю,
И много лет им здравствовать сердечно всем я от души желаю.

Ученых грамотеев - за промахи в стихах прошу меня Вы извините,
А лишь усердие мое, любовь и труд, как знаете так и цените.

Найдутся в нем неточности, неровности в стихах и нелогичность слов,
А это потому, что их писал не грамотей, а самоучка старец и не богослов.

Не для похвал на этом поприще я здесь смиренно потрудился,
А что бы каждому сказать о том, в чем сам я убедился.

Но разумом моим всех милостей и доброты Творца вселенныя не описать,
Я о едином лишь Тебя молю - мне душу грешную дай помощи спасать.

О, цвете райстии, сидяяй в небесех, о жителю превышняго Сиона!
В своих молитвах у Творца, ты не забудь, писателя сего и старца Семеона.

1929

ЕЛИАШЕВИЧ-ЖАНДР ОЛЬГА

Виленская поэтесса начала ХХ века. Участвовала в  журнале для детей «Зорька» под редакцией С. А. Ковалюка, выпустила несколько сборников стихотворений: «Стихотворения, посвященные русско-японской войне» (Вильна, 1904), «Стихотворения, посвященные русско-японской войне» (изд. 2-е, доп., Вильна, 1904), «Грезы прошлого» (Вильна, 1908), «Памяти героев русско-японской войны» (изд. 4-е, доп., Вильна, 1909), «Дань восторга» (Москва, 1917).
 
ОСЕНЬ

Холодно, ветренно, близок мороз,
Сжат на полях и ячмень и овес,
Все непроглядный, тусклей свод небес,
Яркими багрянцем окутался лес.
Что затуманился, милый мой сад?
Жаль тебе скинуть-ли летний наряд,
Жаль-ли залетных пернатых гостей,
Что улетают с поблекших ветвей?

Жаль тебе лунных волшебных ночей?
Блеска-ли солнечных теплых лучей?
Что же, смирилися! Судьбы тут закон!
Красное лето минует, как сон.

Ночи поэзии, полныя чар
Так мимолетны, как счастья угар —
Холод, ненастье и зимние дни
Лишь продолжительны во жизни они!

1905

***

Я забытья хочу! как тяжелый кошмар,
Все в глазах моих страшный и сладостный сон!
Он зажег мою кровь! Душу объял пожар!
Он зажег его властно, мучительно, он!
Проклинать-ли тот миг, что спокойную гладь
Задремавшаго моря страстей всколыхнул?
Проклинать ли? О в силах-ли я проклинать
Тот блаженнейший миг, что на век промелькнул!

Пусть его голос совести сам укорить
За те муки, что мне он, шутя, причинил!
Мой же разум и воля пред страстью молчит...
Проклинать ли его? Нет, не чувствую сил!
1907

ОЖИДАНИЕ

Тихо, над дремлющим мирно селеньем
Месяц поднялся златою дугой......
Сердце, объятое страстным волненьем,
Ждет тебя, милый, тебя, дорогой!
Милый, скорее!
Будь же смелее:
Юность нам в жизни дается лишь раз!
Ласкою жгучей,
Страстью кипучей
Я за любовь заплачу, не таясь.

Чу! вот калитка в саду заскрипела....
В доме заснули: не хватятся нас!
Быстро ко мне приближайся и смело:
Ждет нас блаженство в полуночный час!

Милый, скорее!
Будь же смелее:
Юность нам в жизни дается лишь раз!
Скрытой тропою,
Чащей густою,
Ты проберись незаметно для глаз......

Чую, идет он, желанный мой.... близко....
Желтыя листья, я слышу, шуршат,
Ветви деревьев склонилися низко:
Скрыть нас от зоркаго глаза хотят.

Милый, скорее!
Будь же смелее:
Юность нам в жизни дается лишь раз!
Сам тот виною,
Чье стороною
Счастье проходит подчас!

Жизнь нам дана для любви наслажденья,
Ночи — для страсти, поэзии чар!
Без размышленья, лови упоенье,
Будь лишь душою и в летах не стар!

Милый, скорее!
Будь же смелее:
Юность нам в жизни дается лишь раз!
Месяц за тучей
Скрылся пловучей,
Скрыты осенней мы мглою от глаз!

Страсть слепая, страсть могучая!
Есть в тебе та сила жгучая,
Что огнем сердца палит,
Счастье райское дарит
И терзает и томит!
Как в шумящем грозном море,
В необъятном волн просторе,
С жизнью молодец играет —
Страсть могучая гуляет
И преград себе не знает!

Страсть слепая, страсть безумная!
Как волна морская, шумная,
Так бурлива, как она,
Так смела и так вольна,
Жизнью двигает она!

Страсть слепая, страсть мятежная,
Мука мира неизбежная,
Ты без ведома придешь,
Счастье рая принесешь
И взамен покой возьмешь!

1908
 

ВОСПОМИНАНИЕ

Над сонной гладью изумрудной,
В уютном, тихом уголке,
Под сенью майской ночи, чудной,
Сидели мы, рука в руке.
Дремало озеро. Две ивы
Склонили ветви над водой,
Искрились струек переливы,
Звезды катились за звездой,

По темной выси небосвода
И потухала, как-то вдруг.....
Затихло все... Сама природа,
Казалось, нежила наш слух.

Зефир лобзаньем лишь коснется
Чуть слышно листика, цветка —
Тот вздрогнет, нежно отзовется
Шепчась, на ласку ветерка.

Как диссонанс, совы крикливой
Раздастся плач и смолкнет вдруг,
Или задорный, щаловливый
С просонья вскрикнет где петух.

Иль затрепещет вдруг крылами,
В дремоте пташка и.... затем,
Опять недвижно все над нами,
Недвижен воздух сам и нем......

Глядели мы друг другу в очи:
Весь мир был только в нас двоих,
А чутким ухом звуки ночи
Ловили, в смысл вникая их.

Молчали мы: любви признанья
Казались пошлы нам, смешны,
Лишь безотчетнаго сознанья
Блаженства были мы полны.....

Вблизи так звонко, полон страсти,
Увлекшись песнею своей,
Будя порывы сладострастья,
Переливался соловей.

Молчали мы, а юность властно
Твердила: «счастья миг лови»!
Внимая песни нежной, страстной
Певца весны, певца любви.....

 1908
 

***

Прости на век! зашли с тобой далеко —
Я отдалась всем сердцем, всей душой!
И знаю я, что черство и жестоко
Ты посмеешься скоро надо мной!
Прости на век! Струны я чуткой, нежной
В твоей душе — в ответ мне не нашла:
Нарушен сон спокойный, безмятежный —
Страданья — жизнь, минуту лишь жила!

Прости на век! пусть будут те лобзанья
Прекрасным сном в тумане серых дней.....
Сольешься ли в последнее свиданье
В одно с душой истерзанной моей?

Мечтала я! В тумане серой жизни
Столкнулась с близкой, родственной душой:
Для блага, чести нам родной Отчизны
Работать, будем дружно мы с тобой.....

Мечта! мечта! В мои ль, в мои ли годы
Любовью к Руси страсть свою затмить?
Переживаю сердцем я невзгоды
Родной земли но... хочется мне жить!

Прости на век! Пусть лучше сила воли
Любовь в разцвете властно заглушит!
Мне тяжело, мучительно до боли,
Но, гордость, верю, муки изцелит!

Пускай цветок завянет на разцвете
Своей чудесной, нужной красоты,
Пусть потускнеют в сером, черством свете,
В разгаре чувств все пылкия мечты —

Чем, кончив жизнь, безжалостной рукою
Судьбы, с цветка сорвутся лепестки —
Пусть лучше я разтануся с тобою,
В разгаре чувств страданий и тоски!

О, если бы в волне любви могучей
Могла бы свой я разум утопить!
И жить без дум, в порыве страсти жгучей,
Могла б, как дети, верить и любить!

Но мне, увы, в удел дана с рожденья
Способность мыслить трезво, разсуждать —
Я не могу отдаться волн теченью
И не позволю я с собой играть!

Прости на век! Поверь, я сон блаженный
Забыть не в силах и не прокляну:
За счастья миг, за миг лишь незабвенный
Судьбе страданьем долгим я верну!

Прости на век! В тебе, в тебе я вижу
Все счастье, свет всей жизни, мой кумир,



16. Развенчанному кумиру


***

Любила-ль я? О, еслибы Вы знали,
Какой огонь горел в моей крови!
О, если бы хоть раз Вы пожелали
Не угашать огня святой любви!
Но, влюблены в себя до ослепленья,
Торжествовали лишь победу Вы.....
И вдруг пришло внезапно отрезвленье:
Я поняла безумие любви!!

Я поняла, что я не Вас любила:
Любила в Вас я лишь свою мечту!
Ее я всем высоким наделила,
Придав ей райский блеск и чистоту.

Я поняла: не Вам я покланялась,
Я покланялась лишь мечте своей,
Она в Ваш образ только облекалась,
Чтоб быть понятной разуму людей.

Она сошла во мглу тяжелой жизни,
Горя снопом сияющих лучей
Любви святой к измученной Отчизне,
Участья к горю страждущих людей.

Я вижу, да. устав от жизни прозы
Я воспарила в высь мечтой своей,
И воплотились в дивный облик грезы:
Вы стали лучше, чище всех людей.

Но греза — гость капризный и строптивый
Умчалась вновь, разсеялся туман...
Взглянула я с улыбкою счастливой
В Ваш ясный взор и вижу в нем обман!

Взглянула в душу Вашу я и вижу:
О, нет не лучше Вы людей других,
И я себя кляну и ненавижу
За свой угар, за счастья краткий миг!

1908
 

***

Еслиб я знала, что в жизни блаженной
Также и мне уготован покой,
Мне, утомившейся злом и изменой
Лучших друзей, и неправдой людской,
Еслиб я знала, что Царь Милосердный
Дарует мне, оставленье грехов —
Как бы молила Христа я усердно
Об избавленьи от жизни оков!

Боже! быть может, мольба моя эта
И непонятна и даже грешна,
Но, я измучена злобою света
Или... иль я безнадежно больна!

Жажду того, что другим непонятно,
Жажду я родственных духом людей,
Душу я им отдаю безвозвратно
И... вижу сердце я этих друзей!

1908

ЗАЧЕМ?

Зачем невольно льются слезы,
Сердечко так полно тоской?
Зачем весною счастья грезы
Тревожат так души покой?
И в красках ярких, прихотливо
Рисуют, в призрачном стекле,
Мир упоенья, мир счастливый
Слиянья душ двух на земле,

В блаженстве полном единенья
И в жгучем трепете крови,
Забвенье мира, в упоеньи
Порыва страстнаго любви?

Зачем, весна, ты так умело
Рисуешь полный рай земной?
И так я волей ослабела
И так безсильна я порой...…

1908


К 200-летнему юбилею Полтавской битвы

Над Украинской степью родною
Разливается море голов:
Русь могучею, грозной стеною
Собралась из далеких краев;

Ослепительно солнце играет
На парче и на шелке знамен,
То замолкнет, то вновь долетает
Перекресный торжественный звон.

Русь от долгаго сна встрепенулась,
Русь забыла тяжелый удар,
Кровь Сусаниных в ней всколыхнулась;
В сердце русском зажглася, как встарь.

Простреленныя в битвах знамена
На потомков спокойно глядят,
Льются звуки церквей перезвона —
О величьи минуты твердят.

Два столетья уже миновали,
Победители славные спят,
Но истории русской скрижали
О прошедшем потомкам твердят:

Здесь под сенью прекрасной Полтавы
Стяг пред Русью смиренно склонил
Гордый сын и победы и славы —
Русский витязь его покорил.

И разсказы победы могучей
Разлились по России волной,
И разсеялись грозныя тучи,
Что нависли над Русью родной.

Здесь величья отчизны и славы
Засияла победно заря —
И сияет, ликует Полтава,
Чистой радостью, светлой горя!

1909

К  ВОЗРОЖДЕНИЮ РУССКОГО ФЛОТА

Похоронили мы наш флот,
Надежду, гордость, наш оплот!
Спи в океане чуждом, дальнем
И повествуй о дне печальном,
О дне, когда по воли Бога,
Так нами слез пролито много!
Соединился весь наш флот,
И вот.... на дне он почиет!

Окончив путь свой трудный, дальний,
Добитый травлей безпощадной!
И тех, кто в мертвый твой остов
Вселяли дух и плоть и кровь,

Тебя, как детище, любили —
И тех и тех мы схоронили!
Покойся, славный исполин
И верь, возстанет из руин

Преемник юный, полный силы,
Он посетит все те могилы,
Где пролита святая кровь
Почивших русских моряков!

Там, подкрепясь на подвиг новый,
Пойдет, отмстить врагу готовый!
Жди с верой мести славный флот
На лоне дальних чуждых вод!


ВАЛЕНТИНА ЕКАТЕРИНИЧЕВА-ФАТЕЕВА
(1949)

Родилась в Вильнюсе. Окончила филологический факультет Педагогического института на Украине. Первые публикации появились в 1995 году. В России издан первый сборник стихотворений «Вальс судьбы» (2002). Автор 10-ти поэтических сборников, 3-х книг прозы. Публикуется в сборниках поэзии и прозы в содружестве «МиР», международных альманахах и др. изданиях. Награждена литературными дипломами и медалью им. Бориса Горбатова (Украина).

СЕСТРА

Я сестра реки Вильняле,
Родилась на берегу,
Ветры колыбель качали,
Попросили петь волну.
В речке мылись и стирали,
Обсыхали на лугу,
В «городки» и в мяч играли,
И мечтали на пруду.
Луг – раздолье, речка – радость,
Детство – время на века,
Мы растём, и в этом – важность,
Летом нет забот пока.
Отражусь в воде Вильняле,
В зеркале родной реки,
Без забот и без печали
Её волны в путь легли.
Деревянный дом и печка,
Мы найдём к зиме дрова,
Свет погаснет, вспыхнет свечка,
Юность в памяти жива.
Мама дома, в этом счастье,
Есть картошка, молоко...
Осень, зимы – не напасти,
До весны недалеко!
Мы весною в огороде
Трудимся по мере сил,
Отдыхаем на природе, –
Теплый дождик сердцу мил.
Речку как-то перекрыли,
Старый мост перенесли,
И об этом все забыли, –
Нашу улицу снесли.
Но остался куст сирени,
Стройный тополь, неба свет,
Луговой букет и зелень,
Как из дальних мест привет!
Ты прости, сестра Вильняле,
У другой живу реки,
Сны плывут в ночные дали, –
Детства милого деньки…

ВИЛЬНЮС

Мой Вильнюс – город многоликий,
Звезда среди земных светил –
В мечтах, в деяниях великих
Достойно жителям служил.
Меня пленяет улиц стройность,
Изящных скверов, площадей,
Твоя изменчивая вольность
В задумчивости тихих дней.
О, Вильнюс, князь мой луноликий!
Ты с колыбели – рыцарь мой.
Люблю старинных зданий лики,
Характер творческий, живой.
Сияет свет родной Отчизны –
Янтарь в оправе дорогой.
А в нём душа и память жизни,
Я сердцем, Родина, с тобой!


ГЕОРГИЙ ЕФРЕМОВ
(1952)

Поэт, переводчик, публицист, драматург, автор рецензий и литературно-критических статей. Учился в Вильнюсском педагогическом институте. Печатается с 1970 года. Один из создателей и директор издательства «Весть». Член Союза писателей СССР и член Союза писателей Литвы. Преподавал в Литературном институте им. А. М. Горького. Первый лауреат премии Юргиса Балтрушайтиса за заслуги перед литовской и русской культурой. Автор одиннадцати сборников стихов, Полного собрания сочинений в 5 томах (Вильнюс, 2017). Родился в Москве, живёт в Вильнюсе.

СТРОКИ
 
проще ящеркиного хвоста
вся наша выгода
это у птицы есть высота
а нам нет выхода
 
к морю сдувает листву знамен
дьявол господень
жалок не понят и не оценен
значит свободен
 
молча скулит безъязыкий зверь
если бы слезы
только мерцание облачных сфер
млечные плесы
 
вот она участь
песенность и певучесть
 
 
           СТРАНА МОЯ — ДОЖДЛИВАЯ ЗЕМЛЯ
 
Страна моя — дождливая земля,
зеленая, подернутая ливнем.
Все скользкое — и плечи, и поля,
и холодно и тополям, и липам.
 
Здесь царство капель, пасмурная власть.
А в чаще, у набухшего болотца,
та девочка, что братца заждалась —
она меня любить не соберется.
 
День истекает, он светлеет. Взмах:
задернут полог из лиловых долек.
И далее дождь шествует впотьмах —
так и живем: век короток, день долог.
 
 
           ИЗ ГАЗЕТ
 
 
Партия учит нас, что Христос воскресе,
я об этом не раз читал в зависимой прессе.
 
Правильно все, и толпа распинать горазда,
но — для кого ему было еще стараться?
 
Только и был у него осел или там ослица,
он и юродствовал, чтобы со всеми слиться.
 
Он потому и пустынничал, избегая соблазна,
что людно в миру и любая была согласна.
 
Мертвых целил, бичевал торгующих в храме…
Мы же все делали в точности по программе.
 
“Вашу измену приму в Гефсиманском саду, мол”.
Все и случилось, прямо как он задумал.
 
Даже когда обуяло сомненье о чаше,
сбыться всему помогло безверие наше.
 
Он ведь сюда и явился только за мукой Крестной.
Он сам был не местный.
 
 
           СТРАНА РОДНАЯ
 
Отчизна ливня, земля родная,
страна, где дремлют в гробах герои, —
пустые слезы с небес роняя,
ты нам дороже и ближе втрое.
 
Над нами ночью видна дорога:
тропа, светящая млеком птичьим,
и мы, не зная судьбы и срока,
о правде хнычем, свободу кличем.
 
Хрипим на взгорьях, дрожим в низинах,
забыв о высях и о глубинах,
а мирозданье — в крестах незримых:
в следах вороньих и голубиных.
 
Нас кровью выкормила отчизна,
листва лесная нам стала платьем.
И все на свете еще случится,
пока мы плачем, поем и платим.
 
 
           ЙОНАСУ СТРЕЛКУНАСУ
 
То, о чем умолчали пророки,
Ты сказал или скажешь потом.
Мир закатный, сбываются сроки.
Но светло, как во сне молодом.
 
Гонит ветер озябшие тучи
И куда-то несется листва.
Почему так легки и певучи
О тоске и разлуке слова?
 
Не люблю, не зову, не ревную
И не жду неназначенных встреч.
Но, как воздух, вбираю чужую
Ледяную и сладкую речь.
 
Нету птиц, и листва улетела,
И не сердце, а в сердце болит.
Пусть не встретятся тело и тело,
Но с душою душа говорит.
 
Слово боли и слово свободы
Повторяю в холодном краю.
Пусть в грядущем минуют невзгоды
Нашу землю — мою и твою.
ЗАРЕЧЬЕ

встречу Лорету на Филарету
выкурю сигарету
косью и кривью
выплутаю на Кривю
сплюну косточку рыбью
кручей окольной выйду
навстречу Мельничной и Поречью
Полоцкой Колокольной
там оконный огонь мой
вот я и не перечу
всему что за речью*

* Филарету, Кривю (Кривичей), Мельничная, Поречье (Поречная), Полоцкая, Колокольная – улицы в вильнюсском Заречье.


ЧУДОТВОРНАЯ

В Вильнюсе
где Ворота Зари
над Улицей
за стеклянной Стеной
Её удивлённая Нежность
когда Вселенной стало пусто без Нас
когда Мы не смогли без Бога
когда Богу стало невмоготу без Сына
Он постучался к Ней
иначе не получилось
и теперь у Неё
всё Золото Наших Сердец
все Слитки Серебряных Слёз
все Россыпи Наших Душ
только Она и может Ими владеть
только Она умеет Их сохранить
только с Ней Мы бессмертны
только с Нами Она живая

* * *
Бесславна моя победа,
бесплодна тоска, —
то ливнем согрета,
то изморози близка.
Судьба переменна,
как облачность за окном,
а тьма непременна —
и вся об одном.

* * *
На берегу земли
возле самого неба
маялись, как могли
два человека.
Вынесли на горбу
страсть вперемешку с болью:
даже и не судьбу —
участь, какую-то долю!
Без идеалов, пружин,
без цели и толка
ждали себя всю жизнь:
мало, совсем недолго.


* * *
Ты светаешь, солнце молодое,
и полёт вершишь большой,
а душа, как мотылёк в ладони,
дёргается, мажется пыльцой...
Что шепнуть рыданью, тьме напевной,
стуже, пробирающей быльё:
песенка моя, любимый гнев мой,
деревце моё!



ВАЛЕНТИНА ЕГОРОВА
(1952)

Родилась и живёт в Вильнюсе. Филолог, окончила Вильнюсский университет, работала в Институте технической информации. Публиковалась в периодической печати и литературных изданиях Литвы и России, в том числе в альманахах «Литера» и «Ступени», сборниках поэзии «Зов Вильны» и «Здесь всё-Литва...», газете Ассоциации русских писателей Литвы «Вильняле» и др. Важное место в творчестве занимает проза. Член МАПП и литературного объединения «Логос».

ЛУЧОМ НАДЕЖДЫ СВЕТИТ ОН
                Ицхаку Рудашевскому*

Брожу по Вильнюсу одна...
Темнеет. Мрачная луна.
И только дождик шелестит,
Со мною будто говорит,
Приоткрывая в тайну дверь –
Немыслимых людских потерь. …
Мужская брань и женский стон
Доносятся со всех сторон.
Детей невинных плач и крик
Из Панеряй меня настиг –
Там толпы взрослых и ребят
По воле нелюдей горят – Война!..
Ликует изувер,
Всем миром правит Люцифер.
От боли, страха и угроз
Чернеют капли детских слёз.
Угар, и дым, и стон земли,
Лес пепел смерти устелил…
И плачут сосны, и гудят,
В последний раз для тех шумят,
Кто ад прошёл за нас, живых,
Оставшись здесь, ушедших ввысь…
От жуткой встречи, чуть дыша,
Я шла, рыдания глуша.
Жаль, это не приснилось мне,
И не забыть о том огне...
О будущем мечтал Ицхак –
Палач столкнул его в овраг…
И мальчик не напишет книг,
Но, чудом, жив его дневник,
В нём – сердце юноши, навзрыд,
О жизни, воле нам кричит!
Затравлен пусть и одинок –
В душе ребёнка жил росток
Любви и веры… Вне времён
Лучом надежды светит он…
Боль скорбной памятью саднит.
Седеет в Панеряй гранит…
_______________
* Ицхак Рудашевский в 15 лет погиб в сентябре 1943 года, во время окончательной ликвидации немцами и их пособниками гетто Вильнюса.    Ицхак Рудашевский, из дневника: «Я иду нагруженный и злой. Литовцы подгоняют нас, не дают отдохнуть… Вот ворота гетто. Я чувствую, что меня ограбили, у меня украли мою свободу, мой дом и знакомые улицы Вильно, которые я так люблю. Я отрезан от всего, что мне дорого и близко…»    Последние слова в его дневнике: «Может быть, мы обречены на самое худшее…».


ОСЕННИЙ ВИЛЬНЮС

Люблю бродить по улочкам старинным,
Хранящим тайны Вильны с древних лет.
Поднимешься на башню Гедимина –
Весь город словно в золото одет.
В тенистых парках – свежесть и блаженство,
В фонтанах – блеск хрустальных огоньков…
И вечер наполняется оркестром
Ручьёв звенящих, стуком каблучков...
Порою небо тучами измято,
В объятьях синевы вдруг слышу я,
Сквозь толщу лет, забытую сонату:
Органа звуки с прошлым нас роднят.
Багряным сердцем дрогнет лист упавший,
Напомнив мне о чувстве неземном,
Любви, легендой славной миру ставшей,
Барбары* дивной с польским королём.
Мой древний город акварелью тает.
От фонарей укрылась в парках тьма.
Осенний Вильнюс музыку роняет...
И длится наш загадочный роман.


СЕРГЕЙ ЕВТУХОВ

Современный вильнюсский художник, скульптор, писатель, автор нескольких книг.  Провел  в Вильнюсе, Риге, Хельсинки, Стрезе (Италия) более 35 персональных выставок. С 2012 года член Союза российских писателей. Дважды лауреат международной российской литературной премии им. Юрия Долгорукого. Живет в Вильнюсе.

ПОЭТ В РОССИИ БОЛЬШЕ, ЧЕМ ПОЭТ…

 (Евгений Евтушенко)

Поэт в России больше, чем поэт -
так думал Пушкин,
наблюдая ход планет,
как самый молодой приват-доцент
Географического общества России.
В 12 - практика... На Невском...
(только б не забыть:
сменить очки и телескоп закрыть!)
"Зубодергательный столичный кабинет,
врач-стоматолог А.С.Пушкин. Сам,
приват-доцент, поэт"...
В 16 на извозчике домой.
Фрак, трость, баян
и с песней удалой в ...Москву
(в Кремлевском - шефский симфонический концерт;
исполнить на баяне Шостаковича концерт,
играть ногами, будто бы руками)...
Потом в Большой!.. Балет "Спартак".
Ну здесь попроще роль...
Как Кюхля говорил:
Сплошная карамболь!
(Спартак разбит, но труд его живет
в томленьи женских рук,
в мельканьи женских ног.)
Кордебалет...
Моих два выхода в конце
(никак не спрятать мне блаженства на лице).
С девчонками-и-и.... С привязанной косой…
Попрыгать...
Ах!.. Сплошная карамболь...
Смыть пот и снова в путь.
Туда, к брегам Невы, которую
люблю я, как и вы...
(по выходным я дачников вожу,
труд сей я никому не одолжу).
И, вот, штурвал в руках...
И солнце! И вода!
И крики с берега: Сашок!..
Рули сюда!
Сергеич, Пушкин! Брат!..
Мы ждем тебя с утра!..
И бьет в борта волна.
И яхта рвет волну,
чтоб прочертить Неву, как грифелем
прижать строку к листу,
смолистым днищем яхты-катара...
яхты-карата... яхты-катыра...
Тьфу ты!.. Ну... Как же там у них?..
Ях - ты ка - та - ра - ма - на — на!..

ПОЭМА О МОЛОКЕ, ГЛИНЕ И КОТЕ БАШМЕТЕ…

Щеки намажу глиною
и лоб намажу тоже.
И стану таким красивым,
что невозможно даже.
А потом выйду в поле
чистое и открою книгу.
И всю ее перемажу
глиною, потому что
только так можно сделать
книгу красивою, а сегодня
писатели пишут ужасно…
И положу ее на пригорок, а
сам скроюсь в глубоком овраге…
И выйдет в поле крестьянка
или крестьянин с граблями,
и станет граблями этими
чего-нибудь ворошить.
И вскрикнет: ну, надо же,
какая книга красивая,
отнесу-ка ее в деревню,
чтобы глину отмыть…
И сядет за стол, и тряпочкой
мыть будет лист за листиком
до самой поздней осени,
пока не наступит зима…
А вечером, зимним вечером
из печки ухватит ловко
ковш теплого молока.
Нальет молока на блюдечко
для кота замшелого,
простите, для камышового...
и тот лениво потянется:
мол, вижу, вижу... иду.
Себе же достанет из форточки
чекушку хрустальной водочки и
станет в нее глядеться,
как в озеро смотрит Луна…
Потом на красивой книжке
нарежет кусочками сало,
и натюрморт украсит
скупая мужская слеза.
Нальет, замерев от радости
И скажет: Башмет, вот оно счастье!
Счастье, не когда понимают,
а не мешают когда…

СЛУЧАЙ В САВАННЕ

По саванне,
являясь примером
для жирафов и гну,
львов, слонов,
бегемотов, енотов, козлов,
экзотических птиц,
их случайно сюда занесло, а летели они к Кордильерам,
шел походом
отряд пионеров.

Впереди шел трубач,
чуть-чуть сзади - стукач
с барабаном на шее здоровым.
И случилось,
что им по пути
нужно было ручей обойти,
а ручей обойти - это сутки в пути, -
и не птицам, а им,
пионэрам.

И решили они
вброд ручей перейти,
сэкономив продукты и силы
трубача,
стукача,
и, конечно, врача,
у врача было много с собой сургуча,..
тот считал, что продуктам жара нипочем, если их заливать сургучом,
так что груз у врача
был нехилый.

"Взвейтесь кострами
синие ночи.
Мы, пионеры -
дети рабочих!.." -
спели ребята
и стали спускаться к реке,
шаг строевой оставляя в прибрежном песке.

Впереди шел трубач,
чуть-чуть сзади - стукач
с барабаном на шее здоровым...
И печатая шаг,
все равно что вбивая в асфальт кирпичи,
прямо строем в холодные воды реки,
прямо строем
вошли пионэры.
Разлетались как брызги
речевки!
И стучал барабан,
но веревки
не достал звеньевой.
И страховки.
А плаврук,
что тайком наливал всем сливовки,
не достал даже рук
из штормовки.

И, представьте себе,
тот ручей,
что, казалось,
легко перейти,
на своем,
оказалось,
сметал все пути.
На своем, оказалось, сметал все пути...
и, вдобавок, впадал в Ниагару!

И попал
пионерский отряд
в Ниагарский,
представьте себе,
водопад...
(Слезы душат и руки дрожат -
нет, не можно представить такое).

ВАСИЛИЙ И ЛИЛИИ

Стучали молоты, пресса давили сталь,
фреза-торговка выла и визжала,
начальник цеха смотрел вдаль,
туда, где виден был овраг, там его девушка лежала...
Она лежала голышом,
чтоб выровнять загар на теле...
но кто-то скрылся за кустом,
и птицы вдруг с куста слетели
Начальник цеха взял тиски
и два листа холодного проката,
и пальцами руки так сильно сжал... тиски,
что те (буквально) сдвинулись куда-то.
Он мял спецовку (пальцами руки)
забыв смахнуть ко лбу прилипшие опилки...
а кто-то в это время с шумом вылезал (из тех кустов),
как пиво летом лезет из бутылки.
Остатки птиц кружились в вышине:
и голуби, и галки, и вороны...
начальник цеха дважды пожалел,
что цех его не делает патроны.
Кончался день, каких не перечесть...
роился рой, мужик тащил солому.
весенний первый гром так напугал козла,
что тот со страху стал щипать корову.
Начальник цеха шел чинить кровать
(чинить кровать – ему не привыкать),
которую решил потом продать,
но сколько за нее просить: эх, кабы знать.
Эх, кабы знать...
И гимном неожиданным весне
забытое валялось на песке
в овраге скромное девичье украшенье...
и вот последний луч зажег его, чтобы потом уснуть...
И на лугу средь желтых лилий,
как поплавок скакал Василий…