Кота сиамского проказы

художнику Маше Савельевой

Поэма

Сиамский кот спокоен и ленив.
Да, этот кот особенно красив:
Глаз голубых созвездие сияет,
Сиамский кот всё понимает.

Какая умилительная рожа!
Он – кот художника и сам художник.

В его квартире, полной превращений,
Где плавают медузы ощущений,
Где шорохи и призвуки витают
И своднями сомнения летают,

Так важно:
– Тапочки хотите?
Пройдите.

Сиамский кот лукаво улыбнулся,
Потом задумался и стал вдруг грустным.

Шкафы натужились и распрямили спины –
На стенах проявляются картины.

Сначала будто из тумана,
Потом отчетливей, вполоборота, прямо

Идут в тебя, вживаются, тревожат.

«Бесплодие» –
На желто-серой коже

Измученной фигуры – платье смерти.
Здесь не рожденные рыдают дети,

Из треснутого лона льется жизнь
И отправляется навеки в землю.
Так погибает свет любви во лжи,
Неплодоносным умирает семя.

Мой гид моргнул:
– Вам, кажется, понятно.
Да, на стенах картины, как заплаты,

Как будто крови корочка засохшая.

И чем больней, тем понимаешь больше.

…Я задыхаюсь.
Стало тесно, трудно.
Часы сквозь стену бьют, как молот, нудно.

Обои старые
Свисают клочьями.
Стена, как пьяница,
От боли скорчилась.

Куда ни двинешься – везде стена.
Один шажок – и край окна.

Нет жестам выхода,
Нет крыльям выпада,
Нет сердцу отдыха,
Нет легким воздуха.

…И снова проявляются картины:
Портреты и пейзажи,
Как витрины.

И смотришь в мир иной,
Преображенный.
И входишь в небо.

Там, вдали – иконы.

Сквозит там горний
Недоступный свет,
Виднеется размытый чей-то след –

Дорога без перил и перекладин,
И – суетное остается сзади.

…О, так легко, как бабочка, вспорхнуть!
Ромашки с васильками рвутся в грудь.
О, этот бег по солнечной кривой,
По восходящей – прямо в мир иной.
И я бегу, бегу, бегу.
Мне всё легко, я все могу.
Могу я за хвосты ловить кометы
И видеть то, о чем читала где-то…

Друзей ушедших нежные черты
Явились вдруг, как тени из воды.

…О, бабушка, ты столько лет мне снилась.
Я образок твой на груди носила,
Молилась я и крестик целовала.
Из тьмы судьбы, квартир-полуподвалов
Меня несла неведомая сила…

Я падала и подымалась снова.
Искала я в себе живое снова,
Искала я свое живое слово,
Друзей искала и не находила,
Но ты несла меня, неведомая сила.

Что говорить о прошлом? Уж не важно,
Оно ушло корабликом бумажным,
Листом пожухлым осенью сгорело
И сеном непросушенным сопрело.

Ушло, ушло. Но свет, и жизнь, и силу
Ты, память о любимых, мне дарила.
Минуя годы, горы, расстояния,
Я к вам спешу, родные, с покаянием.

Ромашкой и рябиной пахнет детство.
Я слышу звуки колыбельной песни,
Я легче стрекозы на этом свете,
Да, я – река, я – куст, я – лес, я – дети.
Я – все, я – всё, что искренне любила.
Любовь – мои расправленные крылья.

На цыпочки подняться и – взлететь.
Возможно всё, лишь нужно захотеть.

– Вы увлеклись, –
Сиамский кот мяукнул.
– Вдруг лоб побьете, –
И лизнул мне руку.

– Я видела дорогу в то пространство.
– Туда сквозь стену не пройти, опасно.
А, впрочем, это невозможно даже.
Так вы уходите? Вот шляпа ваша…

…Забыла, что везде дома такие.
Труб водосточных вытянулись выи,
На лестницах кошмарных – перебранки,
На стенках грубых багровеют ранки.

…С грязных стен сдирали больно кожу,
Эти стены на людей похожи:
Ёжатся, ругаются, плюются…
Ночью стены меж собой дерутся,
Воют как-то озверело трубы,
И дома крошатся, словно зубы.

Через эти лестницы – в квартиры,
Через дух зловонный, серый, сирый,
Через брань и ада постоянство,
Через блуд и похоть, бедность, пьянство –
В то жилище, где кровать и книги,
Музыка, картины и вериги…

Выходить на лестницы не надо,
Выход здесь, как на картине – рядом.
Шаг в окно – с высоких этажей,
Ходят так иные, кто слабей.

Я, как все, лавируя, ругалась.
Я, как все, стремилась, спотыкаясь,
Вниз к земле, на воздух, на природу
К корешкам, к цветам и на свободу,
По ступенькам (что ни шаг – то пытка),
Как по скалам шла я в дверь открытую…

Кот сиамский на траве разлегся.
– Вы так быстро, кот, Вы как успели?
Или птичкой сверху прилетели?

– Что за недогадливые гости!
Получилось вдруг через картину.
Прыгнул на лужайку – грею спину.

– Видимо, такие превращения
Для котов возможны и растений.

Сколько ж людям надобно трудиться,
Чтоб летать свободно, будто птицы,
Чтоб входить в луга через картины
И сиять на солнце апельсином.

– Кот, у Вас завидная прыгучесть.
– Кот художника – такая участь.

…В гости я в детстве ходила без спросу,
В ручках несла золотые колосья.
Их тонкие грани
На солнце играли.

Но нет тех полей, чтоб колосья собрать,
И солнца, чтоб грани лучом накалять.
Роняя на землю щемящие звуки,
Как души, летят над рекой незабудки.

Светлый их след полосой голубой
В небе всю жизнь проплывал надо мной…

Знаю – в раю незабудками пахнет,
Там райские птицы с широкими взмахами,
Там те, кого в гости не приглашали,
Там звезды, что в чистых озерах сверкали.

Но ни один художник в мире
Не нарисует тех незабудок…

– О, это очень трудно.
Кот ухмыльнулся и вскочил в квартиру.

…А вечером вдруг начиналось утро.
Шиповник цвел, как никогда на свете,
Цветы срывали маленькие дети,
Вдыхали аромат и хохотали.

Отцветшие каштаны зацветали,
Кивали мило веточки сирени,
Кончался май июнем иль апрелем.
Колечки солнц катились по дорожкам
В пруды – и воды дивно золотились.
Ныряли утки, клювики их, ножки
Мелькали и блестели в иле…

Все это было или мне приснилось.

28 мая 2007