Жизнь и Песок

Что же вы сделали с ним,
теперь он один и без снега
и все это истина
может так где-то прописано,
что человеку дано умереть
от другого
и искриться ему не дано, и жить, и просто находиться с собой.
Что же вы сделали с ним,
он был еще юн и спустя дюжину вьюг смог бы еще влюбиться
В этот мир и жизнь свою, и с судьбою смириться, и носить на руках только одну.
Что же вы сделали с ним.
Красной нитью тянется слово о мире, он присуждает награды за сон
И только заходит в гости в чужие квартиры
Ведь там, он будто родной. Свои обнимают его, да покрепче
К подбородку сушки сухие несут, он иногда вспоминает о нашей квартире
Вспоминает, грустит,
а после опять уходит с толпой.
Может там лучше,
может там тишина, может там на заре молодые и без наручников,
может там быстрее наступает весна.
А может другие там люди,
в суете не зная преград, ходят с улыбкой по улице,
не стесняя милый свой взгляд.
Гроза отступает и сразу же солнце, в реках не тонут, от голода не сохнут,
и в прошлом лишь помнят только моменты,
где не сильно темно. Окно
украшено болью, потолки под солнцем скрипят,
Каждый день он думает о новой дороге, и каждый день не знает, куда же бежать.
Стоять на обочине жизни и ждать
Пока электричка унесет, а может трамвай,
сядет возле окна, обернется, и где-то позади будет она,
она улыбнется,
а после начнется
жизнь,
новая и такая не похожая на весь этот мир.
Что же мы сделали с ним.
Как же теперь ему объяснить, что весь этот мир и есть его новая жизнь.
Быть может убить,
что вы, лучше поговорить. О доме и мире, может и вправду поймет.
А где-то на кухне в старой квартире доносится
из материнской картины детский несвязанный плач и стон. Поймай
и расправь, рубашку капустницы, а после сожги весь урожай.
Чтобы истинно выглядел нынешний сад, где дом
и проснется палач. И отрубит,
и чужих он не погубит, а только смотрит в окно,
где стон из картины и стол из резины, и полки картонные, и мысли рифлёные,
головы чуть подожжённые, тела изнеможённые, и чувства внутри,
будто каприз.
Спуститься вниз и поговорить. Объяснить всем им, что ты есть ты,
а не он, и не вы.
Что мыслей разница большая, но почему бы с этим и не любить.
А если не поймут, то опять же сначала все объяснить,
просить простить,
а после уходить, чтобы забыть
шорох собственных ног, возле неизвестных, протоптанных кем-то дорог,
на обочине, где-то в тени.
И с верху послышится доброжелательный клич./
Раньше видел я сон, мой страшный в потемках,
такой отстранённый и не похожий на всех, иной
В нем дом, а в доме стон и крик, а в крике вся боль за этот мир,
там люди убивали друг друга без пуль и только пыль оседала на белом снегу.
Провоцируя снова на крик. И в миг, все это обернулось
В какой-то странный безмолвный новый мир, где живет только один,
только с собой и только в тени. И страха нет, и смерти, только мысль об иных
О тех, кого когда-то любил, о тех, кого недавно позабыл, о тех, кто в жизни мечту приручил, и тех, кто когда-то просто был. Рядом с тобою,
пахнет росою, весь пепел от сада,
Может как-то до рая, нам постараться, а после снова
все позабыть.
Утешая в тени, на обочине слепо, дожидаясь маршрута, которого вроде и не было
Придумайте мне, умоляю, его. Чтобы память от ветра ушла и сразу от жизни стало легко,
я не дойду до ваших квартир,
пусть там светло, и пусть там вечно мир,
я в халупе своею забьюсь, курткой дырявой
укутаюсь, и на вечно засну, чтобы миром моим
никто не владел. Сидел
у окна и ждал возвращения,
вроде пришла, а вроде и нет.
Поздоровалась слепо, ушла,
все к тем, где светло, но так бесполезно
А жизнь все требовало пения и миром была не довольна,
и головою у плеч, и ногами разбитыми и голыми
мыслями. Однообразно длится
все это. Исшитые нитками дня, где снова в строю и снова все где-то,
но не у себя, как в детстве.
И горит в саду, любимое место, где встретил тебя,
я наяву.
Последний зайду
на материк, где правит безбожность и после, если хватит сил,
обязательно за всех отомщу
не играя вида, к вам с любовью спущусь, вырежу сердце и сладким напитком
я угощусь. И светлым сном обратно вернусь, обернусь и увижу свой сад. Умоется обгоревшей листвой и позовет кто-то тихо домой, но не с собой.
Ты вроде устал, а вроде снова живой. И сколько это все длится,
об этом узнаем потом. Судьбой и метлой,
вычерпает боль, делая вид,
что будто это не он, а кто-то другой. Чья жизнь наполнена той,
и стон так далек,
а ты одинок, ночью устанет уйдет, а до солнца еще далеко
и потопом мысли идут чередой,
не смолкая внутри.
Поговорите со мной на обратном пути.
Может тогда я стану другим, а пока
все еще где-то болит. В крови
у него найден гибрид
темных неведомых сил, между жизнью внутри и столом, и думают все,
что кто-то с рожденья обречен,
думают все про других, словом иных, но не их
самих. Умных, беспечных, и на душу святых. А ты, что-то поник,
может в образ пробрался. Двойник
незаконно звонит.
Говорит за тебя и что-то ворчит. С тобою только сидит и яро молчит,
и хочет все время обрезать
тонкую нынешнюю нить./ Излить бы на них
весь внутренний крик, безмолвно в тени, забудут стихи,
приписанные им и красным лучом, закончится мир. Станет светло, только темно
будет внутри. Смотри
за садом своим и бойся снов, что приснятся потом, после войны.
Наверное, это все,
что когда-то разрушили мы.
И двери теперь все заперты с той стороны,
не пробраться никак, у пустоты
Потеряли себя и в дни суеты
забыли о главном они, теперь просто идут и где-то из тьмы,
до боле знакомый доносится крик.
В квартире сломался тройник, коротит и двойник,
а палач наверху устроился к нам и твердит,
что скоро кого-то повесит в саду за воротник.
Поймай капустницу и разорви на пополам, а после задумай,
что в мыслях сказал и сбудется все, и мраком уйдет,
и светом придет обратно к тебе.
Трава пахнет пеплом, а пепел травой,
Ждет и живет он без веры, глядя в окно
Спустился потом, отдохнул и опять
Помнить, как раньше любил и с горестью все забывать
Дни, минувших снов, хороших и светлых
Как раньше, как под нескончаемым теплым дождем, который видит лишь он
И шёпотом что-то твердит, может просто бубнит, а может зарыл
Ту самую, что когда-то в саду полюбил,
Она смотрит и тишина
Вокруг ни души, и только стена, что манит открыться
А внутри пустота, и мысль слаба, и вроде под ногами земля уж не та
А жизнь без конца,
смотрит она
И только сухие глаза, на месте остались.
Как мне по нраву,
Что все
Мы затерялись, где-то в толпе.
А может и сами старались, а может зря так копались
Теперь что-то пусто внутри.
Прощаться с мыслями всегда тяжело,
особенно о тех, кто когда-то был рядом живой.
Сейчас он тоже живой.
Лучше бы не жил, а умер
Вместе со мной.
Мир покрыт какой-то завесой, и пепел в саду
Ложится тесной
тонкой пеленой.
Здесь нет света квартир и тьмы из картин, только крик из двери
Манит меня в обитель свою. Палач сжимает секиру – требуя душу мою,
Безмолвно иду, а в мыслях помню одну, в саду,
где-то стою и сердце все бьется, а вдруг улыбнется и скажет,
что все еще где-то живу.
Что он наделал, куда я иду, машет двойник, подходя ко двору,
и крик все громче.
Громче, чем даже в раю.
Дверь открывается, и кто-то встречает,
и воет оду смерти. Кому
жить дальше, а кому-то к окну и тому, я молю,
не позабыть. Одну.
В саду пахнет пеплом, а руки ее
Пахли росой.
Помни об этом. И дверь закрывай за собой.