Мне неохота чествовать свинью

С пальбой и звоном, с песнями и криком,
По-русски лихо, и  по-русски дико
Страна перевалила грань сию.
И всё путём!
Но вот же закавыка:
Мне неохота чествовать свинью.
Я от рожденья не был свинофобом.
Люблю свинью от шейки до бедра.
Особенно, когда она с укропом
И только-только снята с шампура.
Не откажусь и от сальца под хреном
Под водочку, да в дружеском кругу.
Но так, по-идиотски, оглашено
Скотину эту славить не могу.
Не по-людски всё это как-то, братцы.
Натуре русской наперекосяк –
Восславить хрюшку, как пробьёт двенадцать,
И жрать потом её же под коньяк.
И мыслю я своей мыслишкой куцей:
А, может, ну его, восточный этот блуд.
И пусть простит меня старик Конфуций
И весь китайский миллиардный люд.
Да пусть у них там, за стеной Великой,
Хоть обезьяну славят, хоть мыша…
Но мы другие разумом и ликом.
У нас другие вера и душа.
Ещё боюсь, что сей троянский боров,
Освоясь среди нашей кутерьмы,
Начнёт тихонько чужеродный норов
Внедрять без споров лишних, и раздоров
В наивные российские умы.
И коли мы, как бы забавы ради
Всё это примем в русский обиход,
Что ж, нам тогда весь год по-свински гадить?
А после и крысятничать весь год?

Пусть, братцы, каждый ищет то, что краше.
Что пить, что есть, кого сажать на трон.
Ну а по мне:  компашка та – не наша.
Я это, братцы, чувствую нутром.
Ведь говорил один поэт известный
Без малого тому две сотни лет:
«Мороз  и солнце. День чудесный…»
Про фауну из дальней Поднебесной
В тех строках и вообще помину нет.
И я, упёртый ретроград замшелый,
И я, провинциальная душа
Поэту верю твёрдо и всецело.
А вот свинье не верю ни шиша.
И пусть китайцы там сопят в обиде,
И пусть их МИД откажет мне в визите,
Но я упрямо тему гну свою:
Я со Снегуркой выпью в лучшем виде,
И с Дедушкой Морозом,
Но, простите,
Мне неохота чествовать Свинью!