В храме

я помню тот день, как однажды пред часом крещенья,
по храму шла женщина с крупной купюрой вразмен...
а голос ей в кассе твердил: "- ведь у нас воскресенье,
и точно уж нечего дать с пяти тысяч сегодня  взамен.

Немеют молитвы у врат золоч'ёного храма.
Зачем я пришёл?... Ну конечно, ведь тоже грешу!
Затеяна вновь куполами большая программа -
О, сколько людей!... Вместе с ними у Бога прошу.
Вопросы идут от души и тревожного сердца:
"- Скажи мне Господь, неужели и вправду конец,
Тем детским мечтам, за которыми спрятана дверца
В наивный простор  - ну ответь не лукавя, Отец".
На крытых стен'ах дорогого сусального блеска -
Немые глаза, что старательно вписаны в блажь
Страдальной толпы, с чудотв'орьем живого отрезка -
И Бог воздаёт, коль поймал ты священный кураж.
Дурманят навзрыд в прописных благовониях свечи -
Как ценный товар, несомненно должны помогать;
Гремит "Аллилуйя" обученным хором под вечер,
И словно по книге: "Тебе уж не хочется лгать".
Страдающих тьма, для икон не хватает обзора;
Каких перемен мы добились с той самой поры -
Когда и "крещение" чт'илось жестоким позором -
Пожалуй и правда, в обратную крутят миры.
Вот только Господь, со своей нестареющей ратью
Не прячет глаза под манетностью храмовых касс.
Гнусавят бас'ы: "- Почитаемы сёстры и братья" -
Но где же любовь, среди церковь заполнивших нас?
Я вновь вспоминаю свои обветшалые строки:
"- Господь в каждом сердце, за нами идёт по пятам".
Стою в центре храма в толпе,  но такой одинокий;
Молитву шепчу, ну а мысли всё ближе к мечтам.
Закроется дверь, ведь у Господа тоже заботы;
Устал Настоятель, известно, он всё же  живой.
Расходятся люди, и вновь до церковной субботы...
А мне остаётся лишь стих переделывать свой.
Взойду на порог бесконечно притихшего дома,
Открою тетрадь, и промчатся часы до утра...
Всё буду писать под разрывы весеннего грома:
"- Помилуй нас Боже, сквозят в каждом сердце ветра!".