Вензель на стекле

Рождество на исходе. Медлительный вечер
Заглянул во дворы: ни души человечьей,
Ни поспешных шагов, ни отрывистой речи.

В мягкий фрак темноты облачается местность,
Где пунктир фонарей, уходя в неизвестность,
Застегнул, как на пуговицы, окрестность, –

И из сонной, безмолвной, заснеженной дали
Сразу окна у тьмы на груди засияли
Золотой мишурой неисчетных регалий.

Бледный, перистый пар, утомленный смертельно
Ежедневным истаиваньем бесцельным,
Вытекает из труб почерневшей котельной

И развеивается в небе беззвездном,
Низком, как потолок с закопченной известкой.
Через форточку тянет дыханьем морозным.

Оголенного тополя ветви, чернея,
Подступают к окну хищной хваткой своею.
В темноте, прислонясь, вывожу на стекле

На фонарный просвет, что мерцает устало,
По надышанной мутности инициалы.
Но как облачко это нестойко, как мало

Держится на стекле! Вот уж тает, и снова
Я душу на стекло и в венце золотого
Освещенья фонарного это же слово –

В теплой дымке дыханья, фате подвенечной,
Там, где фоном и темень, и небо, и вечер, –
Я черчу: «ИВР, ИВР» – бесконечно.

Милый друг! Вам, конечно, разгадка известна,
Кто же та, кто в рождественский вечер чудесный
Проступала виденьем на глади отвесной

Ледяного стекла в некой спящей квартире?
Ночь свободно дышала в заснеженной шири.
Ошибиться нельзя: лишь одна в целом мире

Та она, кто – созвучье всех дивных мелодий,
Многоцветие красок в бессмертной природе,
Кто волшебной звездой на ночном небосводе

Мне сияла сквозь мглу в Рождество, на исходе.

7 января 1994