Учительница английского

                Учительница английского

  От неизменного интереса к человеческой природе и к денежным знакам, подруга моя устроилась преподавать русский язык и литературу в городскую тюрьму. - Ну, теперь не переслушать, - подумала я, и не ошиблась.
    «Ты не представляешь своеобразия их мышления, для этого нужно там работать,» - говорила она. Возразить было нечего, хотя, казалось мне, именно своеобразие  мышления надолго закрыло для них солнце прочными стенами исправительного заведения. Приоритет подруги  в области обучения заключенных был неоспорим, поскольку на момент излагаемых событий, она числилась в тюремном штате целых две недели. При малейшем поползновении моем на участие в разговоре, она заявляла командным голосом: «Ты мне будешь говорить!» Упор, естественно, делался на слово «ты».
     Много позднее судьба свела меня с человеком, всю свою жизнь преподававшем в тюрьме. Глаза его были подернуты скорбью многознания, но о работе своей он ничего не рассказывал, да и вообще держался куда как скромнее моей подруги...
   Однажды она пришла ко мне в необычайном волнении и с порога спросила:
«Ты помнишь ужасную историю  отравления пятилетней девочки?» - «Помню, - ответила я, - тогда об этом говорил весь город. Девочку забрала из садика и угостила отравленной конфеткой учительница английского языка. Учительница любила отца девочки, и в жажде замужества, требовала от него бросить семью и жениться на ней. Мужчина отнекивался сколько мог, причем, постоянно ссылался на любовь к единственной дочери. Тогда учительница решила устранить досадное препятствие. И устранила...» «Так и было, - подтвердила моя подруга, - вскоре город нашел новый повод для пересудов, а потому и  девочку, и конфетку, и учительницу, и любовника её потихоньку забыли... Сколько лет прошло с тех пор?»  «Года три, не меньше,» - ответила я.  «Ты права, не меньше. Прошло семь лет. И все эти годы она сидит в тюрьме. И будет сидеть еще долго, очень долго...»  Неожиданная догадка потрясла меня и почти шепотом я спросила: «Ты видела её?»  «Да. Я её видела,» - ответила подруга и, отвернувшись от меня, замолчала. Молчала она, мне показалось, до бесконечности, а когда повернулась , слезы почти высохли на милом, растерянном лице её.
« Понимаешь, она очень красива, я бы сказала, трагически красива. Ей нет и тридцати, а волосы её совершенно седые... Молчаливо и безупречно она несет в себе то, что по её разумению обязана нести...  я чувствую это... Молчаливо и безупречно целыми днями она составляет каталоги в тюремной библиотеке. А по  ночам она спит в узкой своей камере на жесткой постели, и никто не знает, и не узнает никогда, что видится ей в беспокойных, непрочных снах.»