Прогулки по Парижу

Aux Champs-Elys;es, aux Champs-Elys;es
Au soleil, sous la pluie, ; midi ou ; minuit
Il y a tout ce que vous voulez aux Champs-Elys;es
Joe Dassin

Ах, Париж! Кто только о тебе не грезил, кто не мечтал и кто с чистым сердцем мог бы воскликнуть: «Да что мне ваш Париж?! Плевать мне на него с Эйфелевой башни! Самара и Ростов милее мне в стократ!»?

Кто отказался бы побывать в Париже, пройтись хоть раз широким шагом от бедра по Champs-Elysees (Елисейским полям), сфотографироваться у Tour Eiffel (Эйфелевой башни), подняться к la Basilique du Sacre Coeur (Базилике Святого Сердца), позавтракать кофе и круассанами возле Grand Opera (оперы Гарнье), когда солнце только встает, пообедать луковым супом и говядиной по-бургундски в Quartier Latin (Латинском квартале), а вечером прогуляться в Jardin de Luxembourg (Люксембургском парке) и покормить уток там, где их кормила Мария Медичи, когда строила козни против своего сына?

Ах, Париж — это действительно сказка. И русскому человеку, не побывавшему в Париже, не грезить о Париже невозможно. А побывавшему — невозможно не хотеть туда вернуться.

Прибытие
Мы прилетели в аэропорт Beauvais с двухчасовым опозданием, когда уже было около девяти вечера. Не по-январски тепло, +6, за пределами терминала на клумбах анютины глазки в желтом свете фонарей. Волной толпы нас вынесло по направлению к Sortie (Выход) и Paris Tickets, где я купил два билета до Парижа стоимостью 17 евро и впервые попрактиковал свой французский. «Bon soir. Je peuх acheter deux tickets pour Paris ici? Magnefique. Deux tickets, s’il vous plait (2 билета до Парижа)».

Мы выстояли небольшую очередь и уже через десять минут загрузились в navette (пригородный шаттл). Водитель, восточной внешности мужчина, обменялся любезностями с женщиной-контролером, пожелал ей bon soiree (приятного вечера) и так же по-французски попросил нас пристегнуться.

Через пять минут мы плыли по безупречной дороге без единой кочки, мимо мелькали склоненные над дорогой по-французски элегантные фонари, за окнами мелькал французский пейзаж, больше подходящий для середины осени, нежели для середины зимы, а в усталой голове радостно ликовало, отдавая в виски: «Вот мы и во Франции!»

Парижский метрополитен
Через полтора часа нас высадили на Porte de Maillot, мы спустились в метро и… немного обалдели от мусора и грязи. Метро в Париже — не самая главная достопримечательность, а, пожалуй, одно из самых неопрятных мест, больше несущее практическую функцию доставки обычных людей до места назначения.
Кроме нас на станции не было никого. Мы попытались разобраться на карте, где нам выходить, и так как передвижение по Парижу я планировал дома самостоятельно и немного впопыхах, мы решили, что до Монмартра, где нас ждали два гостиничных номера, мы как-нибудь доберемся, а там разберемся. Где-то в районе Porte d’Ouen.
Нам подвернулась кучерявая, этакая типичная французская femme, я еще у нее спросил, как нам добраться до Монмартра, но она отчего-то посоветовала нам пересесть на другую ветку и доехать до станции Anvers. Мы так и сделали. А когда вышли на поверхность, то поняли, что не имеем ни малейшего понятия, в какую сторону нам дальше двигаться.

Еще одна попытка, еще один вопрос к запоздавшему прохожему: «Eh, pardon, monsieur …» — мы были наслышаны, что парижане крайне отзывчивы и будут рады нам помочь.

Мусье достал навигатор и стал вычерчивать ближайший путь до нашей гостиницы. Потом пожал плечами, посоветовав взять такси. Так как был уже первый час ночи, мы так и сделали. И убедились, насколько Монмартр большой район, так как еще минут пятнадцать водитель-араб, также предварительно проложивший маршрут на своем навигаторе, петлял по ночным улочкам.

Гостиница
Гостиница называлась Ibis Budget Hotel. Без особого труда «зачекинились», нам выдали два кода на отдельных листах бумаги, попросили доплатить 10 сантимов, поставить подпись здесь и здесь — и все это исключительно на французском. (Мы были наслышаны, что французы не хотят, да и особо не умеют общаться на английском, но то, что даже в отеле с нами будут общаться исключительно на французском, было забавно.)

На двери наших номеров находились замки с кодом, внутри все было функционально и немного необычно. Например, умывальник был не в ванной, а между кроватью и окном. В туалете стульчак не поднимался, в душевой шампунь был прицеплен так, что его нельзя было отсоединить.
В комнате имелось две кровати, всего на три места: два внизу и одно сверху с лесенкой наверх.

В общем, было немного непривычно, хотя и довольно уютно.

Так как мы последний раз перекусывали в самолете, я решил еще сгонять в какой близлежащий magasin, чтобы по привычке прикупить колбаски, хлеба, кефира…
На рецепции я поинтересовался, где у них там plus proche magasin. Меня послали направо. Направо я только натолкнулся на компанию поддатых молодых людей одинаково восточной внешности, спросил еще у них, где тут магазин, и меня послали налево. Я рванул налево. Потом еще раз налево, под какой-то мост, где реально натолкнулся на пару клошаров, храпящих на земле…

В конце концов, я сообразил, что уже с трудом понимаю, где я нахожусь, и решил вернуться и последовать французской поговорке: «Кто спит, тот обедает».

Побывать в Париже и не заглянуть в Нотр-Дам — вещь, наверное такая же неразумная, как наведаться в Москву и не побывать на Красной площади.

Экскурсия к Notre Dame de Paris
На следующее утро, проспав не больше 4 часов, уже к 9 мы должны были прибыть к статуе Карла Великого у Собора Парижской Богоматери. А добираться надо было с Montmartre до Cite, что по карте выходило неблизко.
Поплутав в половине восьмого в поисках метро (в Париже вы не всегда найдете большой светящийся знак «М» — порой нужно просто знать, что вот этот переход на самом деле и есть вход в метро), я через полчаса сдался и предложил, как и вчера, взять такси. Так как было воскресенье, то такси пришлось поискать.

Уже подъезжая к Cite, мы раскрыли рот в изумлении от архитектурного чуда, которое открывалось нашему осоловелому взгляду. Я не запомнил ничего из того, что нам называл водитель, кроме Consiergerie и набережной Сены, но вид был просто потрясающим. И таким французским.

Сена, какие-то невероятной красоты дворцы в тусклом отблеске меркнущих фонарей, невероятный масштаб — все дышало, налево и направо, и ни одного новомодного, из стекла и бетона, современного здания. Чувство было, что мы попали во Францию XVIII века и вот из-за того угла нам навстречу выкатит какая золоченая карета со слугами в ливреях. Mon Dieu! Какая непередаваемая красота!

Имея в запасе чуть меньше часа, я предложил позавтракать на берегу Сены. В ближайшем бистро мы купили jambon- beurre (французский багет с маслом и ветчиной), пару кофе и счастливые слопали их на набережной Сены, что напротив Нотр-Дам, одновременно подкармливая жадных французских чаек.

Вскоре собралась наша группа, нам выдали аудио-приемники и повели в Нотр-Дам. Сам собор заслуживает отдельной статьи, такой он старый и величественный — не зря месье Гюго посвятил ему один из своих величайший романов. Я лишь скажу, что заложен он был в XII веке, неоднократно достраивался и надстраивался, в нем до сих пор проводятся мессы, на одну из которых попали и мы.

Внутри собора есть «русский», «польский» и другие «дворы», мощи разных святых и не очень, скульптурные изображения видных, и не очень, исторических деятелей. Мы бы бродили по нему еще и еще, слушая мифы и легенды французской истории, если бы кое-кому не приспичило в туалет. А туалет, что слева от собора, была ferme (закрыт).

Пришлось обратиться к помощи темнокожего охранника, который указал нам на небезызвестный французский «сортир» (слово, кстати, французское) — большую металлическую будку, в которой все автоматизировано и с которой у наших соотечественников связано немало забавных историй. Немного поковырявшись и разобравшись с надписями, первый смелый, он же нуждающийся, рискнул и вышел победителем, хотя и с некоторым выражением испуга на лице.

Прогулка по Латинскому кварталу и к Люксембургскому саду
Полюбовавшись на прощание химерами и горгульями Нотр-Дама, мы направились в сторону Quartier Latin. Прошли мимо римских терм, запечатлели себя у Сорбонны, повосхищались цветущими в январе фиалками и занырнули в Латинский квартал, в котором народу, по причине воскресного дня, только прибывало.

Латинский квартал — просто потому, что в свое время там жило множество студентов, говорящих в то время на латыни. А сегодня там слышалась английская, немецкая, итальянская, китайская, русская речь.

(Позже, когда мы зайдем перекусить в маленький ресторанчик, слева от нас будет сидеть русскоязычная пара, справа — итальянцы, слева — то ли португальцы, то ли бразильцы. Русских, кстати, я вычислил сразу, по какому-то родному, напряженному выражению лиц.)

В ресторанчике нас привлекли относительно демократичные цены: например, обед из трех блюд (entr;e, soupe et dessert) стоил 30 евро, что относительно недорого для обеда в парижском ресторане.

Обедать мы решили a la francais: отсюда мы взяли порцию moules (мидии), soupe a l’oignon (луковый суп), две порции boeuf bourguignon (говядины по-бургундски) и десерт — mousse au chocolat (шоколадный мусс) и cr;me brulee (крем-брюле).

Мидии были недурны. Луковый суп, с подсушенным багетом в глиняной тарелке и потертым сверху сыром, луком даже не отдавал. Говядина по-бургундски в красном вине буквально таяла во рту. А крем-брюле меня просто довел до кулинарного экстаза. Представьте нежнейшее суфле из яичных желтков, покрытое сверху хрустальной сахарной корочкой — и, может быть, вы отдаленно поймете меня. Что примечательно, десерты были не пересахарены, как это любят делать у нас, сахар в них не перебивал вкус ингредиентов, а только слегка оттенял.

Я был в гастрономическом восторге, totalement etonne и exalte, официант был сама французская обходительность, время от времени подходя к нам, чтобы поинтересоваться, не желаем ли мы еще чего. Что там, я был на седьмом небе от обеда, Парижа и Франции!

После обеда я обязательно подошел к chef и, тронув его за плечо, от души поблагодарил за вкуснейший обед: «Million mercis. Le creme-brulee etait genial!»

Все-таки не зря французская кухня признана ЮНЕСКО мировым наследием и охраняется законом.
В тот же день мы еще посетили Jardin de Luxembourgh — Люксембургский сад. В самом саду французы наматывали круги по беговой дорожке, на пруду у дворца, где когда-то обитала Мария Медичи, а ныне заседал французский сенат, плавали утки, бродили толпы туристов и не было видно никакой охраны, жандармов или полицейских, охранявших сенаторов и культурное наследие от зевак. Вот это я понимаю, egalite, fraternite, liberte. Я не удивился бы, если бы в понедельник туда к велостоянкам подкатили бы французские сенаторы и, извинившись за беспокойство перед везде снующими зеваками, пошли бы в свой дворец, чтобы позаседать и принять пару-тройку законов.

Добирались мы обратно… сам не знаю как. С французским метрополитеном не сложилось у меня, хоть плачь. Все эти переходы с ветки на ветку, когда выбираешься на божий свет и не знаешь, в какую сторону тебе идти…

С Cite мы доехали до уже знакомой станции Anvers. А вот куда идти дальше — хоть убейте, не помню!

Ноги гудели, глаза от бессонных ночей слипались, а вокруг была такая красота… Oh, Paris, что же ты делаешь со мной!

Говорят, Париж давно стал пристанищем мигрантов. Подтверждаю. Окраины Парижа — это Дамаск, Дакар и Бомако одновременно…

Мы добрались до какой-то станции и вышли, чтобы попасть чуть ли не в гущу какой-то демонстрации. Демонстранты все были темнокожие и скандировали что-то вроде «Равенство для мигрантов!».

Я стал снимать эту дружную, чернокожую толпу на камеру, как вдруг на меня, очевидно, не для того, чтобы обнять и поприветствовать на гостеприимной французской земле, направился какой-то донельзя черный garcon с не очень дружелюбным оскалом на перекошенном лице. Благо поблизости оказались бравые полицейский ребята, я успел занырнуть за их спины.

Говоря про Париж, как город мигрантов и арабов, подтверждаю, что в городе их море.

Например, в районе, где мы жили — а это, на минуточку, не какой-то вам мигрантский Сен-Дени, а благородный Монмартр, хотя, кажется, все же его окраина, 18-й округ, — их было, как в странах Магриба. Выходя пару раз в поисках магазина, мы оказывались единственными белокожими. Навстречу нам шли иссиня-черные негроиды, выходцы из центральной Африки, арабы в длинных балдахинах, китайцы.
Пару раз мы забредали в магазинчики в поисках чего-нибудь дома поесть, и к нам цеплялись парни явно восточной внешности: «Bonjour! Vous desirez?» («Привет! Чего желаете?») — и мы поспешно выходили, чтобы не привлекать к себе особого внимания.

Восточные бутики, восточные продавцы, которые даже по-французски с трудом говорили, восточная клиентура…
Под мостом, возле которого располагался наш отель, в воскресенье бушевал блошиный рынок: рома, арабы, негры — мы были там единственными бледнолицыми, на свой страх и риск врезавшимися в эту восточную толпу.

В отеле, стоило нам зайти, тоже бросался в глаза обслуживающий персонал с иссиня-черными лицами и редкие белые гости.

Когда мы уезжали, мне показалось, что я отгадал своих соотечественников: он и она стояли в очереди, чтобы «зачекиниться», а в углу сидела их мама — бабушка с «нашим» славянским лицом, на котором было явно написано: «Свят, свят! Куда я попала?»

Лично я ничего особого против лиц восточного происхождения не имею, но на мой вкус их было вокруг слишком много, и ощущение было, что ты где-нибудь в восточной стране, а не в столице красоты и моды Париже.
На следующее утро мы снова вскочили, когда еще не было семи, и, дабы успеть к Гранд-Опера, не выспавшиеся рванули на метро. В этот раз я уже запомнил нашу станцию — Porte de Clignancourt. До Гранд-Опера мы доехали, поменяв одну ветку, и уже чуть за восемь были на месте.

Опера Гарнье — конечно, очередное французское чудо, от которого перехватывает дыхание. Не зря другое название — «Гранд-Опера», что значит великая, или великолепная, опера. Здание оперы, нужно сказать, поразительного величия и красоты, и я не знаю, кто там другим оперным домам присваивает название «самые-самые». Я видел их немало, но то чудо, что в Париже — на голову выше всех остальных вместе взятых.

Мы взяли по круассану и кофе в ресторанчике напротив Гарнье и от сердца порадовались виду: с одной стороны — на здание оперы, с другой — на проезжую часть, по которой французы бежали на работу и по делам.

Кстати, одна из особенностей парижан в том, что pietons (пешеходы) не дожидаются зеленого света и смело вступают на проезжую часть при красном свете светофора, в то время как автолюбители и не думают давить наглецов. Французская учтивость побеждает всё!

Насладившись кофе с нежнейшим круассаном, мы подтянулись к нашей группе, и там нас обрадовали, что экскурсия будет на колесах.

Нас загрузили в минивэнчик и — ух-ты, уау, вот это да! Пантеон, Дом Инвалидов, Эйфелева башня, Триумфальная арка, Марсово поле — я уже не помню, что и в каком порядке мы обозревали, но то, что архитектура за окнами авто было изумительная, виды были дыхание перехватывающими, погода шепчущая, это я помню точно. Голова слегка кружилась, сердце пело!

Французы знают толк не только в высокой кухне и моде, они, в отличие от нас, умнички в том, что сохранили свое историческое и архитектурное наследие. Нигде в центре вы не увидите современный новодел, все эти бетонно-стеклянные уродливые бизнес-центры и офисные опенспейсы. Всё вынесено по-за.

Когда едешь или идешь по центру Парижа, происходит легкая деформация сознания и восприятия времени: чувство такое, что ты попал в другое время, в девятнадцатый, восемнадцатый век. Ощущение новое и совершенно потрясающее.

Эйфелева башня также впечатлила, хотя я не любитель грандиозных, бесполезных громад. Но, как бы то ни было, она производит впечатление.

У башни нас успели быстро облапошить: к нам подскочили несколько какой-то романской внешности чумазых мордах и на ломаном английском попросили помочь детям чего-то там. Ну, и прежде чем наш гид прокричал нам: «Это лохотрон! Румыны! Не давайте им денег!» — мы попрощались с парой евриков.

Где-то в районе Гранд-Опера мы решили пообедать, еще раз на высокий французский манер. И, увидав fruits de mere (морепродукты — гигантские устрицы, креветки, лобстеры и тому подобное на сверкающем льду), почти с индейским кличем ринулись в ресторан, долго дергая двери, то тут, то там закрытые. Наконец, нашли вход, нам любезно и уже по-английски с французским прононсом предложили снять верхнюю одежду. Публика вокруг, надо сказать, была футы-нуты, лощеная.

Постепенно понимая, что нам сие приключение влетит в копеечку, мы все же прошли на веранду, попросили меню и, с трудом выдержав паузу, один за другим выскочили обратно. Платить 40 евро за дюжину устриц, 60 за лобстера, 20;30 евро за бокал вина в наши планы не входило. Хотя, что уж там, можно было себе позволить раз в жизни.

Вместо того мы перешли через дорогу и завалились в «5 guys», некое подобие французского Макдональдса. Те же бургеры, картошка и тому подобное. Накидавшись переперченной картошки и бургеров на двоих «всего» за 27 евро, вместо 120, мы отправились дальше.

На обратном пути (а может, это было в первый день — я уже не помню, так как от хронического недосыпа у меня в голове сделался маленький bordel) мы пешком дошли до Sarce-Coeur (Базилики Святого Сердца), самой высокой точки Монмартра и Парижа.

Ну что же, то же неописуемое чувство восторга. Та же грандиозность, красота, французская элегантность. То же отличное состояние исторического памятника. Море людей. И чисто французский старик-трубач, сам не зная того, сыгравший нам украинскую «Иване, Иване».

Уставшие, с головами в тумане-дурмане мы шли пешком по узеньким, мощеным улочкам Монмартра, в воздухе витали ароматы сандала и французских духов, выпечки, вдалеке играл наш трубач, и мы были… счастливы, что ли…

Ноги были стерты в кровь. Как добраться до нашей гостиницы, что была «ну где-то недалеко, на Монмартре», мы не знали. Я подошел к двум полицейским и спросил у них. На что они, с чисто французским шармом, объяснили, где нам надо свернуть a gauche (налево), где a droit (направо), где снова куда-то там свернуть, чтобы попасть на какой-то там бульвар… Короче, мог бы и не спрашивать.

По дороге мы нашли лежбище какого-то клошара с разбросанными книгами, одну из которых я прихватил с собой на память. Мы увидели метро, доехали до нашей станции Porte de Clignancourt и, наконец, нашли свой отель.

По дороге мы натолкнулись на какой-то приличный магазин, набрали в нем сыров: ужасно вонючий, то есть пахучий, камамбер из непастеризованного молока из Нормандии; оранжевый Мимолет, тот, на который французские сыровары подсаживают сырного клеща ради особой корочки; печеночный мусс; сосиссон — французскую колбасу, пахнущую хлоркой. Долго искали кефир и, спутав lait cr;me с ним, взяли его, позже выяснив, что это какое-то там молоко из северных регионов Франции. Вкусное, но не кефир же.

Взяли багет, макаруны, пиво и еще что-то там.

(Кстати, сыр — fromage de lait cru de Normandie в деревянной коробочке — пах настолько сильно, что я ощущал его аромат в рюкзаке за спиной всю дорогу. Да, еще: взяли мы его уже в дьюти-фри, так как французы пропускают с ручной кладью только hard cheeses, но не soft cheeses — при нас девушку заставили выкинуть пакет с мягкими сырами.)

В отеле, влив и впихав в себя буквально все, что мы купили, в ожидании нелегкой диареи, мы завалились спать. Диарея была легкой, сон крепким, сновидения французскими.

Что еще с удовольствием хотелось бы отметить про французскую сторону, так это их на каждом углу patisserie — бутики и уголки с выпечкой. Разного рода и размера макаруны, тарты и масса другой всячины, от которой текут слюни — тоже шедевр.

В аэропорту Beauvais, в принципе, загородном, захолустном аэропорте, вы не увидите наших страшного вида холодных беляшей и чебуреков, а сплошь свежие французские багеты с сыром и ветчиной, тарты и макаруны. Не увидите недовольных, толстых теток-продавщиц, которые редко приветствуют вас и желают хорошего дня с улыбкой на лице, а увидите игрушечных, всех в белом поварят и продавцов, которые умеют улыбаться, растягивая обязательное: «Merci-i-i. Au revoir!»

Не увидите уборщиц со швабрами, ненавидящих тех, кто ходит по их персональному, только что вымытому полу. А увидите сверхлюбезных, улыбчивых официантов в униформе, с подбритыми бачками и серьгой в ухе, от которых пахнет французским парфюмом.

Вечером того же дня мы вернулись обратно в Вильнюс и, проглотив по иронии судьбы по «французской сосиске», которая была совсем не по-французски «намайонезена и перекетчупина» и одному кофе за 8 евро, кое-как устроились на ночлег на жестких сиденьях до утра, чтобы утром отбыть дальше.

Мечта закончилась, оттого воспоминания о прекрасном Париже будут слаще, а надежда туда еще не раз вернуться — крепче. Au revoir, belle Paris!