Неверная жена

1.

День засыпает
И суета застывает
Словно жир на холодеющей сковороде.
Сумерки. И все предрасполагает
К изменчивости. И к измене. И, вполне возможно, беде.
Все спят, а неверная жена
Не заснула одна.
Она тихо переступает
Босыми ногами, чтобы никого не разбудить.
Так и быть:
Пусть всхрапывает недогадливый муж
И посапывают повзрослевшие дети.
Светит луна. И к тому ж
Газовая горелка на кухне тоже светит.
И для того, чтобы все состоялось, нужен сущий пустяк.
И она делает так:
Приоткрывает кран, и капли воды выбивают такт.
Потом она прищелкивает пальцами и удваивает звук.
Он, конечно же, вне музыкальных наук
И какой-нибудь ученый музыкоед,
Голубыми  перстами перебирающий нотные знаки,
Будет утверждать, что это – бред.
Но она знает, что сказанное – враки.
Что эти, вроде бы случайные созвучья,
Словно капли воды – ничьи.
Но собираются в ручейки, сливаются в ручьи
И превращаются в музыку, блистающую в излучье
Реки. Музыку могучую, что музыкоед ни говори.
А на все это смотрит луна.
Ей-то видно, как неверная жена,
Волосы распустив,
Начинает движенье под сотканный ею мотив.
Вот она руки воздела. Вот, веки смежив,
Поплыла. Вот ноги её от пола оторвались,
Вот лоно переполнило томленьем,
Вот грудь налилась и соски напряглись
И она уже вся охвачена музыкой и скольжением
В воздухе. И теперь ей не нужно
Ни пола, ни потолка, ни храпящего мужа,
Ни этих улиц с заплатами стен,
Ни этих стен с прорехами окон.
И не важно: кто думает и о ком,
И какое ей дело, что нккто бессонными  ухом и оком
Пытается засечь
И молчание, и речь,
И  всё, что случается вокруг и около.
И ей уже не слышен голос сирен,
Сопровождающих умирание и рожденье
На машинах, чья участь – оповещенье…
Так завершается плен,
Так превращаются в тлен,
Путы, которым она придавала значенье,
Так кончается заточенье,
Так начинается час перемен.

2

А у неверных жён
Лишь глаза верны.
А  у неверных жен
Слёзыньки темны.
А у неверных жён
Платочек по каемочке обожжён.
А у самой неверной,
Наверно,
Меж грудями птица гнездится.
Ей бы успеть
До зазимков улететь.

3

Не лукавь, не лги, слова не мучай.
Молчи. Молчание милосерднее лжи.
А этот танец, похожий на миражи, -
Случай. Всего лишь случай
В цепи немилосердной по имени жизнь.
Ах, неверная жена!
Вот она,
Посмевшая воспарить над бренным сознаньем,
Поняла: ей мало отпущено из того,
Что она способна желать.
Что это – всего лишь отдушина
Для легких, которые давно разучились дышать.
Что горло её схвачено, сдавлено, скручено
И остается одно – от ужина и до ужина
До скончания дней молить о суженом.
Молить и не вымолить.
И слова не вымолвить.
А только молчать.

4

Ты веди меня, тропа,
За тесовы ворота,
За железный, за затвор,
За высокий, за забор.
Там за речкой  ходит вор.
Он по бережку похаживает,
Ко себе меня приваживает,
Слова сладки говорит,
Речи жаркие журчит.
Буду слушать я его –
Погубителя мово.
Погуби – не пощади,
Без остаточка кради.

5

Где ты, любимый?
С тобою, с тобою, любимая.
Даже если меж нами разлука по имени «смерть».
Ей вопреки воссияет неопалимая,
Как купина средь пустыни, любовь
И разлука не в силах посметь…
В силах, любимый! Любой,
Кто разлуке не кланялся,
Тот не поймет, почему в глубине монастырской тиши,
Там, у иконы заветной послушница кается,
К Матери Божьей взывая со дна сокрушённой души.
Где ты, любимая?
С тобою, любимый, с тобою.
Слышишь, как сердце трепещет, боясь ощутить пустоту
Дома, в котором замки берегут немоту,
Дома, в котором обои раскрашены болью,
Где ожидание камнем лежит в изголовье
Снов, что сбивают, как птиц на лету.
Где ты, любимая?
Слово, хоть слово скажи мне, любимый.

6

Горевала – дело было –
Вся в слезах подушечка…
Потоскуй-ка ты, мой милый,
Что я потаскушечка!

7

Розовоперстая Эос,;  подружка!
Не погоняй жеребцов своих, криками не горячи!
Звезды сияют в ночи
И луна, как сосновая стружка,
Тихо плывет по полночной реке…
Танец не кончен, побудь же пока вдалеке,
Розовоперстая Эос,  подружка!
Пусть назовут меня самой неверной из жен.
Грешный мой танец полночною жаждой рожден.
Пусть уличат, пусть усовестят, пусть обличают,
Улочкой людной пускай на позор поведут…
Что обличенья, что лютый и праведный суд,
Розовоперстая Эос,  подружка!
Если рассвет твой душа содроганьем встречает?
Если невольные слезы с утра на ресницах блеснут?
День деловит. Он долгов никому не прощает.
Счастье – несчастье… В расходную книгу внесут.
Сны упакуют. Томленье в кули утрясут,
Штампы поставят. А мытари пошлину спросят.
Сделку обмоют и снова винца подольют…
Розовоперстая Эос,  подружка!
Всё на продажу. А кони несут и несут.
Ночи на смену по утренним росам
Ты поспешаешь во след уходящей ночи,
Утренний ветер вплетая в летящие косы.
День наступает. О, Эос – подружка!
День наступает. Кричи – не кричи.

*ЭОС – богиня утренней зари


8

Я видел сон.
В нем ты была одна
В холодной комнате у темного окна.
Ты плакала, ты плакала, как будто
За ночью темной не наступит снова утро
И ясный свет не смеет воссиять.
Нелепое, не правда ли виденье?
Ты, милый, прав. Не стоит придавать
Увиденному важного значенья.
И вряд ли стоит толковать его
Тут биохимия и больше ничего.

9

Утро. Восемь. Начало.
Яичница на сковороде зацвиркала, заскворчала.
Программа «Время» засообщала, что где-
то быть беде.
Что что-то взорвалось, забесновалось и от причала
Вот-вот отвалят крейсера.
С утра
Загоревшие канониры на экране
Красиво целуют красивых жен.
И никто не думает, что он – крайний,
Что к вечеру он  будет разорван и сожжен,
И развеян по ветру,
И эта полудевочка-полуженщина
Смотрит сквозь экранное стекло
И верит, верит,
Что Бог есть,
Потому, что ей повезло
С гуманитарной крупою.
И её ребенку теперь будет, что есть…
И моя героиня думает: «Бог и со мною,
Потому что есть работа, муж, повзрослевшие дети
И денег хватает и на сардельки, и на спагетти.
И лампа сияет под потолком,
И газовая горелка на плите также светит,
И есть четыре стены под названием «дом»,
А все остальное когда-нибудь или потом».
А музыка, звучавшая в полночь?
Её как ни бывало. И нелепо звать на помощь
Мужа, тыкающего вилкой в разваренные овощи,
Вопрошающего  о мясе, и – черт побери –
О некоторой пряности и нежности от «сокровища»,
Которой, что ни говори,
Косметика еще помогает. Но только отчасти.
И неверная жена знает, что она нехороша после сна,
Когда еще не нарисована маска счастья
И на губах вкус вечерошнего вина,
И в глазах вина за ночную измену, за
Танец, за луну, светящую прямо в глаза,
За этот рассвет, распахивающий двери ненастью,
За этот мутный день, который предстоит испить до дна,
За эти бельма замороженного троллейбусного окна,
За эти мелкие горести и напасти,
Которые невозможно и исчислить, потому что им нет числа.
Потому что любовь – это только чуть-чуть ремесла.
Самая малость. А остальное – страсти.
И ничего не поделать, если их нет.
Так уж Господь обустроил свет.

10

А еще – колечко на прощанье
И любить до гроба обещание…
Помнишь, как в любви своей клялись?
А теперь покатится колечко.
А куда покатится? Далечко.
Как сказать любви: «остановись».
Милая колечко надевает,
За собой калитку затворяет.

11

Когда-нибудь
Все заканчивается когда-нибудь.
Даже любовь
и даже разлука, казавшаяся бесконечной.
Когда-нибудь вдруг
что-то упирается тебе в грудь
Сначала  неощутимо
а потом пронзает навылет, на убой…
Когда-нибудь все заканчивается.
Даже Путь, называемый Млечным.
Даже дыханье твое, заполняющее пространство,
отпущенное тебе судьбой.
Когда-нибудь
Все заканчивается когда-нибудь.
Даже безлюдье.
И даже безлюбье.
И тогда губы,
разучившиеся выцеловывать слово «любовь»,
Оттаивают, словно с мороза,
И сердце-лицедей, смеявшееся над тобой,
Замирает, услышав  любой
Звук, исходящий от любимой – будь то поэзия или проза…
И тогда уже не выдохнуть и не вдохнуть.
Но это –
когда-нибудь.

12

Она –
Эта неверная, вдрызг неверная жена
По вечерам все-таки норовит нырнуть  к окну.
Словно камень, идущий ко дну.
Но что там? Пустырь
Да какой-то хмырь.
С собакой, подпирающей лапой забор.
Скажите, с каких это пор
Такая картина любезна вашему взору?
Ну как ему объяснить, что за домом
Солнце садится за церковные купола.
И это означает, что ночь пришла
За её сердцем, за которым
Она сама боится идти вослед…
А перед нею небо и мириады планет
И звездная нежная млечность.
Словно сам Господь
Являет свою плоть,
Своё семя, оплодотворяющее Вечность