От автора. И вновь глава из незаконченной повести

РИСКИРДЭ СОСТРУНЭ

… Лет с семи, я совершенно осознанно заявлял родителям, что стану только актером. Всякие экстремальные службы вроде пожарной или милиции, отметались мною мгновенно. Но, когда после армии я поступил, наконец, в театральный институт, то, почти сразу же, почувствовал себя этаким баст;рдо, незаконнорожденным, как говорят итальянцы. Причина проста, - будучи уверенным в невозможности обучения профессии без полного доверия к педагогам, однажды я открылся художественному руководителю курса в
ненависти к советской солдатчине. Он спросил, - я ответил: «Обыкновенный фашизм».
Чрезвычайно сложного характера человек, тип: - мужчина-женщина, по определению Мопассана, этот педагог сделал свои странные выводы на мой счет и из активного студента я был переквалифицирован в наблюдателя со стороны. Руководитель перестал уделять мне внимание и лишил ролей.
2.
Очевидно, это предисловие мне необходимо, чтобы оправдать свое дальнейшее разгульное поведение...
Потеряв возможность реализовать себя сценически, я стал играть любимые персонажи в жизни. Для этой трансформации мною выбраны были идеальные подмостки - цыганские кабачки. Особые симпатии отдавались ресторанам «Золотые рожки» и «Прибой», что на Москва-реке близ кинотеатра «Ударник». За их столиками я был Булычевым, Сирано де Бержераком и Федором Протасовым одновременно.
Мой «театр» поднимал занавес чуть позже, нежели столичные. В семь часов собирались посетители, а уж к восьми появлялись в зале цыгане. Представляю, какие гримасы я строил на своем скуластом лице, проживая страсти героев Островского, Горького и других великих...
Иногда «спектакли» заканчивались плохо. Однажды, ко мне пристал пьяный залетный с кампанией татуированных дружков и пришлось спасаться вплавь, выпрыгнув со второй палубы дебаркадера после неравной схватки. Потом, на выходе, «четверик» завсегдатаев вынудил «пройти сквозь строй» вверх на набережную. Троих фарцовщиков я «смёл», - четвертый, оставил под глазом синяк, но тоже пал, - я пометил его рожу рельефом лестницы.
Н-да... Публика в ресторане собиралась странная. Заглядывали иностранцы, падшие женщины и скромные советские миллионеры. Все мои стипендии, а так же регулярную помощь от родителей, я лихо тратил на шампанское и цыган. Ах, как они пели!
К Шишковым, я даже частенько напрашивался в гости, - огромная разница между кабацким репертуаром и домашним исполнением старинных романсов в кругу друзей.
Раскосый цыган Мотя был моим любимым солистом средь мужского состава часто меняющихся ансамблей «Прибоя». Когда он пел, выставив вперед два случайно сохранившихся после бесчисленных драк зуба и пряча раскосые глаза, я видел его красавцем-героем из оперетты «Цыганский барон». Помните? «...Я цыганский барон, я в цыганку влюблен!» - Если бы моя мама знала, к чему приведет ее стремление с детства ознакомить сына с музыкальной и театральной культурой страны!..
Вот с этим Мотькой и парочкой иногородних девчушек, забежавших поужинать в «Прибой», мы поехали однажды догулять... Помнится, был уже час ночи, когда прикатили в такси на пустующую квартиру моей сестры. Цыган был в ударе! Гости Москвы: Даша и Маша - в восторге. Мотя достал коньячок, девушки быстро приготовили закусь, и мы сели за стол.
Изрядно выпив, что мне не свойственно, я стал подпевать приятелю на последних возможностях голосовых связок. Они аплодировали! От театральных историй, - до слез смеялись. Я часто выходил на балкон покурить и абсолютно не заметил, как исчезла Даша. Мне с «порога» показалось, что Мотя странно косил на нее свой черный глаз, и посему, почувствовав неладное, я побрел по комнатам - ее не было...
Вдруг, я услышал крик Маши и щелчок задвижки двери ванной комнаты. Раздались всхлипывания... «Напилась, что ли?» - мелькнуло в моей нетрезвой голове. Я постоял пару минут - все стихло. Ну, ладно, пойду ей кофейку сделаю, что ли...
Мотя, по-прежнему, сидел в зале, спокойно перебирая струны. Он глянул на меня и пропел: «Машка напилась...» На вопрос: - «Где Даша?» - Цыган недоуменно пожал плечами.
Я ему не поверил, подошел и постучал в дверь ванной. Маша снова заплакала, а я потребовал открыть - она послушалась. Под глазами бедняжки наливались синяки! Обезображенное лицо ее так меня поразило, что я едва смог выдавить из себя: «Кто?!» - Она кивнула на комнату, где наигрывал цыган, и стала умолять не бить ее больше и отпустить.
Я все понял и ринулся к Моте! Раскосый садист ждал... Он предложил выпить по чарочке. Мне же пришла безумная идея - немедля выкинуть его в окно. Мотя будто читал мысли: «Правильно, убей!» - тихо попросил он и залпом выпил. Я очнулся:
- За что ты их?..
- А они твари, как моя жена, - бросила мужа и лишила встреч с детьми!
- Ты и ее бил?
- Цыган не любит, если не бьёт...
- Сволочь!
- Кто знает...
Хлопнула входная дверь. Очевидно, Маша сбежала. Что делать?!
Мотя запел: «В час роковой»... Ну, ладно! - Я отнял гитару и, пнув солиста ногой в грудь, стал рвать вилкой струны. Цыган в упор смотрел на меня раскосыми глазами и плакал. Я двинулся к балкону – убью гитару! Вовремя обернулся, - Мотя схватился за нож, но я ударил его по голове инструментом и он сполз с дивана на пол…
По трубе застучали соседи, - надо уходить! Они, или девчонки, могут вызвать милицию, а мне, худшему из студентов, это грозило бы выгоном из вуза и статьей за «хулиганку». Сунув растерзанную гитару в чехол, я взвалил безумного Мотю на плечи и покинул квартиру.
Машин на дороге не было. Цыган от холода пришел в себя, попросил инструмент. Я отдал и он, скуля, оперся на него, ожидая такси. Появился грузовик. Я его тормознул, сунул в кабину тщедушного певца, затем, молча, дал водителю пятерку - грузовик умчался.
... Долго шел я пешком, раздумывая над несоответствием реального и сценического, потом поймал частника и поехал в театральное общежитие.
Всю ночь мне снились драные гитарные струны. Они металлическими змеями душили и жалили меня. Утром я обнаружил в постели вилку...
3.
Занятия пришлось пропустить - страшно болела голова. Я решил похмелиться и отобедать в другом цыганском кабачке «Золотые рожки». Однако, прямо на входе, пьяный старик с серьгой в ухе чиркнул меня по голове «заточкой», - с кем-то спутал баро!, Зажав рану рукой, спасаясь от невесть откуда появившейся милиции, я помчался по лабиринтам московских двориков, кляня почем зря любимый мною народ и генетическую наследственность папы-буяна.
На другой день, мой Художественный руководитель увидел мою перевязанную голову, подошел и тихо спросил: «Что случилось?» - Я ответил: - «Упал». Он минуту подумал, глядя на свои новые туфли:
- Кто помог?
- «Фармазоны».
- А..
И предложил покинуть вуз. Я был не против:
- Выгоняйте! Сам не уйду.
То ли для этого был нужен веский довод и не нашлось, то ли Министерство культуры шибко заботилось о нас, - не знаю. Ведь, вполне возможно, что это шеф опять передумал? – Характер!..
Как бы там ни было, - меня оставили в студентах!
4.
Господа, ну как же не отметить такое событие?! Я с трудом дождался воскресного вечера, содрал с себя повязку и поехал в «Прибой».
К моему удивлению, в зале не оказалось оркестра. Официант, смахнув слезу, сказал, что все у Моти и быстро ушел... Расспрашивать других я не стал, - поехал к певцу домой.
Во дворе и в передней собралось много цыган. По их скорбному виду я все понял. Сумасшедший Мотя упокоился.
Он лежал в гробу при костюме и цветах, а один знакомый мне шепнул: - «В день рожденья кто-то нанес ему тридцать семь ножевых ударов, разбил гитару и исчез».
Оглушенный услышанным, я постоял еще пару минут, потом тихо покинул дом.
… И снова бежал я от самого себя, петляя по московским улицам, а в голове рыдал высокий Мотин голос, исполняя мой любимый романс: «В час роковой...» * Название новеллы - "Порванные струны" . * Баро - старший, уважаемый.