Наш солдат

                Давно это было. Примерно в году 67-ом. Я студентом тогда был. В большой перерыв между лекциями бегал обедать в маленькую столовую на 5-ой Красноармейской. Забежишь в столовую и сразу гардероб, а потом в небольшую очередь к кассе, а уж потом к «амбразуре» с поварами. Посетители всё простые люди – рабочие, студенты, пенсионеры. Некоторые старушки приходили с кастрюльками, возьмут еды и несут домой. Дома приятней кушать, да и домочадцев покормят. Бывало и какой местный пьяница «крутится», если кто что не доел, он быстренько «подчистит», да ещё тарелку в посудомойку отнесёт. Все друг друга уже знали в лицо и каждый садился на своё любимое, почти «законное» место. Я сидел у окна напротив гардероба и хорошо мог наблюдать за всем, что происходило в маленьком зале столовой. Ели быстро, без всяких рассусоливаний, все спешили.

                Из всей этой жующей компании в это обеденное время в первый же день прихода моё внимание привлёк старик. Не совсем старик, а так лет 60-ти. На нём была мятая кроличья шапка, потёртое пальто, старенький пиджачок с протёртым рукавом, стоптанные ботинки. Небольшого роста, почти всегда не бритый и давно не стриженный. Но главное – из правого рукава вместо кисти торчал чёрный, жутковатый протез. Зайдёт в столовую, снимет неловко пальто, шапку, слегка пригладит перед зеркалом левой рукой седые волосы и встанет в очередь. Кассирша равнодушная, уже с утра уставшая баба, грубо спросит, - тебе чего?
- Мне бы каши пшённой, чай и кусочек хлеба.
- Знаю. Что на большее-то денег нет?
- Пока нет.
Достанет из кармана мелочь и начинает отсчитывать монетки.
- Давай сюда. Я сама посчитаю, а то очередь задерживаешь.
Почему «пока нет» я не понимал, но он всегда так говорил. Весь его внешний вид, понурые плечи, извиняющийся голос говорили, нет, кричали о его бедности и одиночестве. Из «амбразуры» молча подавали кашу, наливали чай и ставили стакан на прилавок так, что он расплёскивался, как надоевшему клиенту. Они не всем так подавали. У них была своя градация посетителей. Старик у них, видимо, относился к низшей касте. Он брал левой рукой поднос и, неловко поддерживая правым протезом, шёл к угловому столику. Я никак не мог привыкнуть к нему. Каждый раз, когда он приходил, я искоса наблюдал за ним. Всё повторялось – гардероб, очередь, поиск монет, расплескавшийся чай. Где он мог потерять руку, почему так беден, почему одинок? Что случилось в его жизни, что он стал жалок и при его виде у меня «сжималось» сердце? А я ел пельмени, сметану, пил компот и мне от этого было стыдно. Я даже подумывал сменить столовую. Но однажды….

                Это было зимой, в конце января, когда праздновали снятие блокады. Я сидел за своим столиком и доедал борщ, когда в столовую зашёл старик. Снял мятую шапку и стал снимать пальто.
- Батюшки мои! – вскрикнула тётя Дуся, гардеробщица.
Я посмотрел в дверной проём. Старик поправил волосы левой рукой и повернулся в мою сторону, чтобы войти в зал… Весь его старенький пиджак был увешан медалями и орденами. Это были не послевоенные памятные медали. Это были боевые награды. Боевые!!!
Борщ из поднятой ложки лился обратно в тарелку, брызгая на рубашку, а я сидел с открытым ртом, уставившись на награды. Сердце «защемило», но уже от радости и гордости, как будто это были мои ордена. Так вот где он потерял руку, на войне, конечно же, на войне. Как я раньше не догадался. Без руки не мог трудиться, отсюда и бедность. А одиночество? В нашем городе после блокады было много, очень много одиноких. А может бросили его – не работник? Нет, нет, нет! Не может быть! Таких не бросают.

                Я оглянулся вокруг, все смотрели на старика. А трое молодых рабочих встали и молча поклонились. В столовой наступила тишина. Старик встал в очередь. Впереди был только один человек.
- Тебе че… Вам… Вам… Вы что заказывать будете? – кассирша сначала отшатнулась, словно увидела приведение, потом стала заикаться и густо покраснела.
- Мне как всегда, - старик достал из кармана мелочь.
- Давайте я вам помогу.
- Я ещё достану, у меня ещё есть.
- Нет! Нет, этого хватит, хватит.
- Да?
- Да! Хватает. Идите, получайте.
Кассирша встала со стула и свесилась через прилавок.
- Машка! Машка! Смотри и девок позови.
Прибежали три студентки.
- Касса работает?
- Работает.
-  А что не обслуживаете?
- Некогда нам. Не видите, к нам герой пришёл?
- Какой герой?
- Наш герой! Наш солдат! Наш! Как его обслужим, вами займусь. А сейчас не мешайте. Ждите.
Старик подошёл к «амбразуре», подал чек. Повариха Машка чек не брала. Она тупо смотрела на старика и лила чай мимо стакана. Как же так? Она думала, что это бомж, а это… это… Не может быть! Вся, вся грудь в орденах и медалях. У её отца всего три медали. Всего три. А здесь… захочешь, так сразу и не сосчитаешь. Прибежали ещё две поварихи. Ахнули в голос. Вырвали чайник из рук Марии. Что постарше расплакалась и стала вытирать слёзы передником.
- Вас звать-то как?
- Иван Спиридонович.
- Иван Спиридонович, вы что хотите?
- Да вот у меня чек. Каша пшённая, чай и хлеб.
- Это мы знаем. А что хотите?
- Кашу, чай.
- Машка, очнись! Ну-ка положи нашему… нашему солдату-герою что положено. Поняла? Что положено герою!
- А я что? Я мигом.
Налили солянку, положили азу с картофельным пюре, компот и ватрушку.
- Кушайте на здоровье, Иван Спиридонович!
- Мне неловко перед вами.
- Нет, нет, не извиняйтесь, это нам перед вами неловко. Это вы нас спасали там. Это мы перед вами в долгу.
- Спасибо, голубушка.
- Да что же мы не накормим нашего героя, нашего солдата. В любое время, без очереди и прямо к нам. Поняли? Прямо к нам.
Подскочил парнишка, взял поднос и отнёс его к столику старика. Сидящие за столиком, быстро встали, освободив место.
Никто не расходился, не ел. Все смотрели на старика. В зале стояла тишина. Старик ел солянку, а слёзы падали в тарелку. Он не выдержал, встал, молча поклонился поварам и быстро вышел.
Трое рабочих, что поклонились старику, когда он пришёл, подошли к кассирше и протянули по червонцу.
- Это для героя. Потом ещё добавим.
- Нет! Не надо. Это наш солдат. Наш! Что же мы ему тарелку супа не нальём? Наш это солдат!
Снова началась работа. И кассир каждому посетителю говорила, - сегодня наш солдат приходил. Не видели? Что вы! Вся грудь в орденах. Герой! Это наш солдат!

                Бежит время. Вот и я уже старик. А до сих пор перед глазами стоит в дверном проёме сутуловатый, небольшого роста Иван Спиридонович с бесчисленным множеством боевых орденов и медалей на стареньком пиджачке. И мне кажется, что это не тяготы войны и жизни подсогнули его, а тяжесть наград, которые он заслужил, защищая отечество. Это мой солдат, это наш солдат!

Алексей Балуев (11.03.2018)