Когда года уже не те

Теперь, когда года уже, естественно, не те,
И голова полна весьма крутых раздумий,
Войди в мой мир критических потех,
И подивись, как был я глуп и, кажется, безумен.

Я не был подготовлен к штурму диких чувств,
Я мир воспринимал глазами классицизма…
В какой-то миг возникли сотни новых букв
Из жутких слов болота практицизма.

Потом, конечно, я что-то вдруг узрел…
Во мне перегорела целая эпоха,
И в этом пламенном жару я кое-как прозрел,
Воспринял истины, известные со времени Эноха.

Но раньше-то, позвольте! Как раньше-то я жил?
И почему я был совсем в превратном мире?
Кто так уродливо меня берёг – медведем услужил,
И всё ж оставил одного на том развратном пире.

Со стороны смотреть – дурак я, ой, дурак!
Все костерить меня могли и, вправду, все кричали…
Но я отлично помню, что боялся поступить «не так»,
Не в соответствии с законами известной мне морали.

Я женщин уважал, не зная сущность зла,
Я верил в цель, которая всегда священна…
Но жизнь простая меня просто потрясла
И вывернула всё, смеяся откровенно.

Я был разбит, растёрт, размазан по стене
Барака, общежития, сарая в скверном месте,
И у меня, как будто бы, болезнью на спине
Прилипла белая печать издёрганной невесты.

Всё было глупо, нетактично и даже выше сил,
Которые я мог на дом судьбы потратить…
И вышло кислым тестом, что сам я замесил:
Я выпек хлеб судьбы, который мог поранить.

Я понял это поздно со множеством проблем,
Я распознал запреты для чувств и для женитьбы,
Мне приоткрылась тайна жестоких женских схем
Порабощения мужчин и для «хоть как-то быть бы!».

Меня потом трясло в бессильном гневе лет,
Я ненавидел место, где спала супруга…
Аэрофлотская болонка, которой уже нет,
Но есть другая блажь со лжеличиной друга.

Как много лет мне надобно, чтобы понять судьбу!
Я не учился жизни в её натурной грязи,
Другой судьбы теперь я точно, стопроцентно, не найду,
Но я, хотя бы, знаю цену тем, кто нынче в «князях».

Как важно молодой душе понять ограниченья!
Как важно правду знать о буйствах диких чувств!
Любовь слепа, глупа в животных увлеченьях…
Не славьте, господа, любовь, во имя высших уз!

Антон Сибиряк