Последние ноты

Сегодня вечером в твоих глазах что-то потухло.
Сначала ярко-ярко загорелось возможно в последний раз и совсем погасло.
Прошло по золотому радостному ободку, отразилось в зрачке и погасло!
Это было не столько больно, сколько
прекрасно.
В таких родных мне глазах что-то перестало светить.
Что-то, что помогало дышать, не дышать, жить.
Я стоял и смотрел на тебя, но смотрелось не так, как всегда.
Я легко различал, куда ты смотришь, но что ты видишь - и ни следа.
В твоем по-доброму хитром взгляде теперь не было ничего.
Ты смотрела в глаза мои, но я будто смотрел в окно.
В открытое, холодное, дышащее осенью окно.
В твоих глазах больше не было
никого.
И сразу стало холодно.
 
Ветер подул не мимо голых деревьев, не мимо нас с тобой, а из меня.
Откуда-то изнутри сосульками проросла зима.
Я выдыхал ядовитый пар, хотел кричать, хотел разбиться на миллионы кленовых листочков.
Вся моя рваная изнанка была в соком плачущих крестиках, шрамах, точках.
Мне вдруг стало темно. Фонарь прожигал взгляд, но было темно.
В твоих теплых, родных глазах что-то погасло, и мне все равно,
сколько солнечный свет завтра днём в меня принесет лучей,
пока я в этом взгляде холодный, чужой. Не твой. И ничей.
А завтра вечером на том же месте под теми же фонарями сигаретой затлеет и все остальное.
Все, что мы с тобой так любили. Что совсем недавно было близкое и живое.
То, что было нашей с тобой сказкой. С котами, лисами, пирогами.
Родная, это не мы сломали друг друга, это сделали с нами.

Сегодня вечером в твоих глазах что-то совсем, совсем стемнело.
Как в затухшем големе — от меня осталось глиняное, бесполезное тело,
И пока я смотрел на тебя, такую маленькую, такую родную
снизу вверх, пока я думал, как же так, как же в тебе тебя я опять раздую,
я был ноткой – был третьей до, а ты – была третьей фа,
до меня вдруг дошло.

Сегодня вечером
в твоих глазах погас я.