Макет книги Тульские этюды

Танцующий фонтан в центральном парке Тулы

Фантастический зверь брызжет пеной из лап.
Извивается плетью струя.
Изумрудом, рубином – гирлянды из ламп
Чуть мерцая, на дне горят.

Под мелодию вальса танцуют лучи,
На дрожащую падая гладь.
И завидуют птицы: «Вода, научи
Так изящно над бездной взлетать»

Безмятежные пары сомкнули уста,
У фонтана скульптурой застыв.
Водяная вуаль, от круженья устав,
Оседает, сплетаясь в мосты.

Как по радуге, сердце по звонкой дуге
С фиолета на сурик скользнёт.
И хрустальная капля, блеснув на руке,
Про гигантские волны споёт.

Будет хвастаться мощью и силой воды,
Что смывает в моря города.
И ущелья в горах – это тоже следы,
Что оставит, вгрызаясь, вода.

А затем удивится – зачем человек
Сотворил столь капризный изыск,
Где бурлящих потоков направился бег
В эту шумную клетку из брызг.

Для чего? Я отвечу – задача проста:
Чтобы капли сплетались в мосты,
И влюблённые пары смыкали уста
У фонтана, скульптурой застыв.

Чтобы в мире, где горы слабее реки,
И уходят на дно города,
Разрушениям вечным была вопреки,
Как спасение всем – красота.


Тульский парк. Вид с колеса обозрения

Вчера я видел город на закате:
По небу заревому он парил.
На облаке, подобном белой вате,
Мосты возникли с кружевом перил.
Из облака слепились шпили башен,
Из облака маяк летел,  горя.
Дома, дворцы, один другого краше,
Небесных улиц украшали ряд.
Лучи каналов – словно устье Нила.
Из облака по ним скользил корвет.
О, как же в те места меня манило,
Как будто на земле и счастья нет!
Как будто в небе – идеальный город,
И нет болезней в нём, нет похорон.
Не встретишь ни обманщика, ни вора,
И ничего душе не причинит урон.
Но разве так бывает? Я не знаю.
Ударил ветер – город вмиг исчез.
На землю опустился я с небес,
Но то виденье часто вспоминаю.


В городском парке

Спасибо деревьям
                за то,
             что молчат понимающе.
Спасибо оркестрам,
                любимые песни
                играющим.
Спасибо дорожкам
                за то,
                что куда-то ведут.
Спасибо тюльпанам
                за то,
                что и в горе цветут.

Спасибо гуляющим парам
                за свет их улыбок.
Спасибо скульптурам,
      не знающим боли ошибок.
Спасибо за вечер,
           что вместе с душой
                замирает.
Спасибо за чувство
              когда-то забытого
                рая.


***

В пруду сверкают окуни,
Весенний птичий гам:
И свист, и звон, и щёлканье
С ветвей слетает к нам.

Стволов колонны медные
Склонились над водой.
У берега беседуем,
В твоей моя ладонь.

До завтра распрощаемся.
Опять придём сюда...
Лишь только не кончалось бы
То счастье никогда!


Весенняя картинка

                Центральный парк, рядом с конюшней и оранжереей

На горе из стружки
растянулся пёс.
Греет спину, брюшко,
лапы, чёрный нос.

Подставляет солнцу
исхудавший бок.
Шерсть пылает бронзой.
Стружка – как песок.

Как на диком пляже,
тощий пёс  размяк:
отдых очень важен
даже для дворняг.

Позади – морозы.
Впереди – жара.
Будут ливни, грозы,
злая мошкара.

Закусают мушки
насмерть…  А пока –
пёс лежит на стружке,
греет пёс бока.


Летнее кафе. Конец августа

Вместо белой фарфоровой чашки –
Жёлтый лист, вместо кофе – роса.
По столу муравьишко тащит
Недоеденный хлеб – круассан.

Я за столик присесть не рискую.
Но мне память, словно во сне,
Как невидимой краской рисует
Тёплый вечер в сиянье огней.

На изгибах пластмассовых кресел
Утончённая чья-то рука.
Обсужденье Ван Гога и Пресли,
И мечтательный взор в облака.

Отголоски богемных застолий…
Ароматов кофейных полёт…
Это всё станет скоро историей,
Ибо лето, как жизнь, промелькнёт.




Старый трамвай

18 марта 2018 года в Туле был проведён референдум, в котором ставился вопрос – нужны ли городу трамваи.

Уходят в прошлое звенящие трамваи.
Сейчас в чести маршрутка и такси.
Даёшь банкноту, говоришь: «Вези»
И мчишься к цели, всюду успевая.

Не давит спину жёсткое сиденье.
Комфортно, быстро – просто благодать!
А на трамвае можно опоздать
На встречу, на завод, на день рожденья.

У старого трамвая нет и шанса,
Хоть и штурмуется с утра как Измаил…
Мне вдруг привиделись родители мои:
Им по семнадцать. Убежали с танцев.

На улице гонялись за снежинкой.
Запрыгнули в плетущийся вагон.
Воссели на скамейку, как на трон,
Не замечая ледяную жёсткость спинки.

Нисколько не спеша, согласно рейсу,
Как в лодке парочку трамвай катал.
И где-то между ними я витал,
Чтоб тоже вскоре проскользить по рельсам…

Да, в наши дни мы всюду успеваем.
А перед прошлым – закрывают дверь.
Вот почему так дорог мне теперь
Прощальный звон уставшего трамвая.


***

Старенький трамвайчик,
Как из детства сон.
На сиденье – мальчик,
В окна смотрит он.

Проплывает важно
Город за стеклом:
Домик двухэтажный,
Будка за углом.

Серебрятся рельсы.
Лужа. Столб. Гараж.
Как же интересен
Мир бывает наш!

Сердце сладко ёкнет,
Искорки из глаз –
Мальчик так далёко
Едет в первый раз.

Мальчик – не бумажный:
Он, совсем один,
Сел в трамвай отважно,
Страх свой победил.

Сверху – солнце жарит,
Пух на мостовой...
Мальчик совершает
Первый подвиг свой.

В сквере Героев-Афганцев

Ветрами до блеска начищен гранит,
что в золоте имя героев хранит,
а рядом, катаясь по зеркалу плит,
малыш разыгрался румяный.

Не место для игр!
                Но не-
                виноват
мальчишка, не знающий траурных дат,
      ведущий
                в придуманном мире
                солдат
                в атаку
                сквозь дождь и туманы.

Он щёки раздул,
                туманится взгляд,
в его голове канонады гремят,
и танки врага так красиво горят,
Но всё – завершится парадом.

А если ранение выстрел принёс –
зацепит его лишь чуть-чуть, не всерьёз,
и мальчик не будет показывать слёз,
ведь мама стоит где-то рядом.

А в городе – солнце!
                Пригожий денёк.
Влюблённый на лавочке нежно привлёк
подругу в объятья.
                В глазах – огонёк,
и сердце от радости сжалось.

Из окон открытых Антонов поёт…

Но что это?! Мальчик фломастер берёт:
на плитах выводит он имя своё,
ведь завтра…

                Нет-нет, показалось!


Сны

Солнце светом лето славит,
В небе – клинья журавлей.
Ноги тонут в разнотравье,
В пряном бархате полей.

Цветом синим, жёлтым, алым
До краёв простор залит…
Под цветочным одеялом
Павший воин крепко спит.

Нет, ему сейчас не снится
Тот последний страшный бой,
Ни кровавые зарницы,
Ни снарядов жуткий вой,

Ни бойцы в порядке стройном,
Что в той битве полегли –
Сны, как в детстве, дарит воину
Мягкая постель земли.

Снится: мать качает сына,
Сквозь пургу – родная речь,
Снится всё, за что не стыдно
В жаркой схватке в землю лечь.



Ковыль

До горизонта поле морем белым,
Увидеть это чудо поспеши:
Седой ковыль свои готовит стрелы,
По ветру оперенье распушив.

Упругий стебель гнётся тетивою.
Впиваясь, в землю входят семена.
Кто научил тебя рождаться с боем?
Жестокие степные племена?

Копытами топтали, выжигали,
В крови топили росные луга.
Но травы, как и люди, выживали.
Назло завистникам, предателям, врагам.

С тех пор закат в кровавый цвет окрашен.
Но раны те затянутся к утру…
Седой ковыль, как память предков наших,
Колышется, трепещет на ветру.


Зарисовка «Гроза»

Ковыль и ветер…
                К горизонту
Бегут в полях седые волны.
Над ними разыграли рондо
Литавры грома, эха горны
И цветомузыка грозы…

Не пряча в шарфики носы,
Под ливнем разрезвились дети
(Их жизнь сейчас – ковыль и ветер,
Их жизнь – хрусталики росы).
Беспечные, в траве по пояс,
Бегут, промокшие, оравой.
Родители, обеспокоясь,
Велят укрыться им в дубраве.

А в небе – гибких молний плети,
А в небе – рваной тучи след…

Моя страна – ковыль и ветер,
Ненастье в ночь
              и вновь
                рассвет...

***
Горизонт…
          
                Бесконечная линия
Рассекает весь мир пополам –
Небеса с журавлиными клиньями
И земля в изумрудье полян.

Там где горы –
                там кардиограммою
Преломляется линия та.
Дуновение ветра над храмами.
За оградой погоста – плита.

Очертания молнии резкие,
В послегрозье пьянящий озон
И бездонье полей с перелесками.

Дух и плоть.
            
                И клинком – горизонт.





Под стенами кремля


Над луковицей башни солнце светит.
Спокойна, безмятежна всюду речь.
Под стенами кремля играют дети.
Стучит о палку деревянный меч.

С ордою бьётся богатырь отважный.
Уже не первый час тот бой идёт.
Быть раненым копьём совсем не страшно,
Когда тебя на ужин мама ждёт.

Когда сияет солнечное небо,
Когда в твоей стране привычный мир,
Когда хватает и воды, и хлеба,
И можно спрятаться зимой в тепло квартир.

Но были времена совсем иные –
Дрожала под копытами земля,
Когда жестокие налётчики степные
Не взяли штурмом древних стен кремля.

На головах врагов смола шипела,
И не игрушечный клинок звенел в бою.
И женщины, и дети бились смело,
И не играли, отдавая жизнь свою.

Теперь над местом битвы солнце светит.
Спокойна, безмятежна всюду речь.
Под стенами кремля играют дети.
Стучит о палку деревянный меч.

Проходит день, и вечер наступает.
На улицах включаются огни…
Но не всегда так хорошо бывает.
Цени счастливый миг тот. Мир цени.




На восстановление колокольни в тульском кремле

То, что душу призвано спасать
Не разрушит ни рука, ни мина;
Прошлое хранится в наших спинах,
И поэтому способно воскресать.

Мужичок притащит за плечом
Кирпичей мешок, цемента сумки,
Круглые не будет спать он сутки,
Колокольню строя над кремлём.

Возродится каменная плоть.
В позолоту шпиля вдарит солнце.
Всё, что ценно – тяжело даётся.
Труд закончен. Сладок его плод.

Будет праздник для широких масс.
Улыбнутся радостные лица…
Мужичок помолится в больнице,
В поясницу вдавливая мазь –

Потому что – тяжело даётся
То, что золотом блестит на солнце…



Закрытая дверь

Окошки в храме – как смола:
Здесь ночью пусто.
Ни шороха, ни хруста.
Молчат колокола.

Все прихожане – в лицах свет –
Ушли с частицей веры.
И сторож – дед преклонных лет –
Закрыл на ключ все двери.

А ночью, знаете, грехи,
И страхи выползают.
И прошлое терзает.
И помыслы лихи...

Бывают ночи, ты поверь,
Страшнее ада.
Так почему закрыта дверь,
Когда так надо!






Учитель младших классов

Сломался светофор. У перехода
Стоит старушка. Перейти боится.
Машины пролетают хищной птицей.
Шагнуть вперед
                сравнимо
                прыгнуть в воду.

Никто не остановится. Под р;ку
Беру старушку и веду по «зебре».
Водитель, тормози!
                Что смотришь вепрем?
Как будто уступить – трудна наука!

Идём.
           Я на старушку – краем глаза.
Лицо её мне кажется знакомым.
Ныряю в память, как с разбега в омут.
Так это же – учитель младших классов!

Я узнаю вас:
                помню,
                первоклашкой,
Меня водили в школу сквозь машины.
И, как сейчас, тогда визжали шины.
А вы флажком давали им отмашку.

Давно то было.
                Только не напрасно
Учили с детства помогать друг другу.
Теперь и я веду вас, взяв под р;ку.
А значит –
            вы учитель
                первоклассный!

Не хлопайте дверью!

«Не хлопайте дверью!» – вещает табличка.
«Не хлопайте дверью!»  – кричит медсестра.
Она в раздражении, хмурится личико –
В приемной хлопки раздаются с утра.

Больничная дверь не даёт ей покоя:
Сломалась пружина. Не чинит никто.
– Пожалуйста, дверь придержите рукою!
Не слышат. Проходят. Снимают пальто.

На грязную обувь наденут бахилы,
Неспешно поднимутся на этажи.
– Не хлопайте дверью, прошу вас, нет силы.
Сестра на пределе – от гнева дрожит…

Закончена смена. Сестричка в дороге.
В холодном троллейбусе едет домой.
Исправлена дверь у родного порога.
– Так вот оно счастье то, боже ты мой!

А ночью…
             А ночью ей сон будет сниться:
(Не птица приснится, не рыба, не зверь)
Она – пациент, и попала в больницу,
В которой гремела железная дверь.

Но дверь – не гремит.  Тишина, словно в склепе.
Никто не спешит, не приходит сюда.
И страх в темноте злые образы лепит,
И нет никого, когда рядом беда…

Спасением свыше трезвонит будильник.
Как много порою расскажет нам сон.
Погасла луна, как разбитый светильник,
А солнце, как жизнь, льётся в створы окон.

Спокойна сестричка в достаточной мере –
Удары железа не так уж страшны.
Ведь если внизу раздаётся стук  двери,
То значит  –  кому-то ещё мы нужны.


Мало ли чего

Над старым двориком клубком
Свернулись облака.
Здесь будут строить новый дом,
Высотку… А пока
Резные ставни уронив,
Торчит фрагмент стены.
Тут жил купец – богат, ленив, –
Любитель пастилы.
Потом рабочий в доме жил,
А после – детский врач.
Затем – ни звука… Закружил
Над свалкой черный грач.

В грязи лежит аптечка, стул,
От куклы голова.
Где в печке жаркий ветер дул –
Щетинится трава.
На ней истлевшее панно –
Цветов не густо. Да-а.
Там, где иконам быть должно –
Зияет пустота…

К себе домой скорей бегу.
Кружусь, верчусь пчелой.
Иконку примостил в углу –
Ведь «мало ли чего».


Фальшивые ноты


На создание симфонического оркестра в Туле

В провинциальном городе событие:
В ДэКа играют Моцарта, Бетховена.
Сшивается невидимыми нитями
Иллюзия с названием «Гармония»

Смычком и флейтой тишина исколота.
Внимает зал задумчивыми лицами.
Но почему аккорд звучит нестройно так!
А что хотите, это же – провинция.

Но каждый, как в последний раз, старается.
Безденежье забыто перманентное.
Сейчас иначе счастье понимается –
Не всё же измеряется монетами.

Взорвётся зал овацией на тонике,
Прощая в четверть тона понижение.
И даже тот, кто бил по треугольнику,
Почувствует себя немного гением.

 



Что мы не знали о Бетховене

«Наши генетики вывели новые сорта.
                Это «Вивальди», «Бетховен», «Рихтер»
                и «Пальчики Паганини»

                Из рекламы семян

Понимаю – шутка и не более,
Понимаю – это не всерьёз.
Но скажите, почему так больно мне,
Словно в пальце дюжина заноз!

«Радио России».
                Как оскомина,
Блок рекламы с блоком новостей.
Вдруг, как чудо – слово о Бетховене
Между обсуждением властей.

Может мне расскажут как творил он?
Как встречал за нотами рассвет?
Только радио зачем-то говорило
Про тычинки и зелёный цвет.

Расскажите мне про страсть, про зависть,
Что терзали дерзкого творца.
Только слышу про цветки и завязь.
Да про цены слышу без конца.

Может, лицемер я и зануда.
Может, я – заносчивый гордец,
Но мне страшно,
             страшно за страну ту,
Где Бетховен – это… огурец!






Симфония № 3 «Героическая»

Симфония № 3 ми-бемоль мажор, op. 55 («Героическая») изначально была написана Бетховеном в честь Наполеона,  его судьбы и героической деятельности, который был кумиром многих того поколения. Но в дальнейшем Бетховен вычеркнул его имя из партитуры симфонии, не изменив при этом ни одной ноты. Написана в 1803—1804 годах в Вене. Премьера состоялась в Вене 7 апреля 1805 года.

Взгляд, устремлённый вперёд.
Брови
              сдвинуты хмуро.
Чёрные капельки нот
Падают на
                партитуру.

Людвиг Бетховен творит.
В гости пришло вдохновенье.
С нотного стана звучит
Громоподобное пение.

Слышится пушечный залп.
С грохотом рушатся стены.
(Нынче изысканный зал
Любит батальные сцены)

В битву зовёт барабан,
Флейты свистят, словно пули.
Стонут кларнеты от ран,
Скрипки – разбуженный улей.

Трубы со звоном поют
В новом шедевре Бетховена.
Наполеону свою
Он посвящает симфонию.

Что же в ответ Бонапарт?
– Кто это, Людвиг Бетховен?
Мне укрепить авангард
Вряд ли помогут симфонии.

Что мне до музыки той?
Шёл бы он в армию лучше.
Денег от песни пустой
Он от меня не получит.

– Разве для денег писал?!
Музыка – дело священное!
Людвиг от гнева привстал
И зачеркнул посвящение.

Что здесь ещё говорить.
Много похожих историй.
Плод вдохновенья дарить
Всяким злодеям  – не стоит!


Ода к Радости

Слава…
             Да, это слава!..
Я – на вершине блаженства!
В зале гремящее «Браво!» –
Признак любви,
                совершенства
Прожитых мной партитур,
Фраз, модуляций, фактур,
Нот, расплескавшихся небом…

Сломанных пальцев…
                Хлеба…
Чудо рождения…
                Смерть…

Что там скрежещет медь?!
Фальшью кларнеты дышат!

Я не глухой!..
                Я – слышу!..
Слышу…
                но гаснет сознание…

В комнате серого здания
Людвиг Бетховен мечется
В душном плену простыней.

Нет, не микстурой он лечится –
Сквозь одиночество – к ней,
К Радости снова взывает!
               
… Ручку крутя,
                подпевает               
                шарманщик
             под скорбным окном,
Напоминая
             о том,
Что есть земная слава…

     Деньги?..

            Венок из лавра?..



Казарма «Под сводами»

Во время оккупации Ясной Поляны немцы использовали  комнату «под сводами»  в качестве  казармы.
                Из хроники обороны Тулы


Ганс устал. Ганс на койку ложится.
Засыпает. Но что ему снится?
Не зелёные горы Баварии,
Где гнездятся великие Арии,
Не Матильды, не Гретхен, не Анны,
Чьи бесстыжие щёки румяны –
Снится русский мужчина грузный,
То весёлый, то пьяный, то грустный.
Он играет судьбою – не куклами,
Протирая очки свои круглые.
Снится дева, гусара целующая,
На балу и в избушке танцующая.
Снятся дамы в нарядах из Вены
И французы, ведущие пленных.
Снится сад при усадьбе старой,
Где гуляют влюблённые пары,
Где сквозь дрёму поются романсы,
Пробуждая несчастного Ганса.
Просыпается в духе прескверном:
«Здесь писатель творил, наверно,
Коль такие привиделись образы
Из когда-то написанных опусов»
И подумались мысли крамольные:
«Ведь я тоже пишу, когда больно мне,
И мне тоже здесь были бы рады,
Если летом и без автомата.
Но творенья мои – обесславлены,
Мне под снегом лежать – обезглавленным.
А хотелось бы – солнечным летом
Облакам здесь читать сонеты,
А не к смерти готовится взводами
В этой странной казарме под сводами»



Мельница

" Представим себе человека, которого единственным средством к жизни была бы мельница...Но случилось этому человеку раздуматься над устройством мельницы...И мельница его совсем разладилась..."
                Л.Н. Толстой "О жизни"

Мельник сына учил:
"Наша жизнь - это мельница"
Научил - и почил.
Сын не дремлет, не ленится:

Захотелось ему
Изучить сущность мельницы.
"Если лопасть сниму,
Что в работе изменится?"

На ветряк он полез.
Высоко, как над пропастью!
Вдалеке виден лес...
Вдруг - удар в спину лопастью.

Парень вскрикнул: "Гляди,
Бьёт с размаху, изменница!"
- Ты не лезь, не вреди, -
Парню молвила мельница.



Гнев старца

                Вонзите штопор в упругость пробки, -
                И взоры женщин не будут робки!..
                Да, взоры женщин не будут робки,
                И к знойной страсти завьются тропки…

                И. Северянин. «Хабанера II»
 


 «Чем занимаются!… Это литература!… Кругом виселицы, полчища безработных, убийства, невероятное пьянство, а у них — упругость пробки!»
                Л.Толстой


Рассвет калиной красной
Расцвёл, и сумрак – тает.
Заря горит над «Ясной».
Проснулся Лев… Читает…

Прогулка… Чай… Работа…
День выдался на славу!
Но беспокоит что-то…
Какая-то отрава…

Встревожен дух стихами
Беспечного поэта
        с красивыми руками –
Любимца дам и света.

Он пишет про цветы,
Любовь, вино и женщин.
И кажется, что ты,
С грехом навек повенчан.

А где-то льётся кровь.
А где-то – умирают.
А он – всё про любовь!
Про счастье, слаще Рая…

Рассержен Лев Толстой.
В душе саднит заноза.
Садится он за стол
И пишет гневный отзыв.

Хотел сказать он грубость,
Втоптать поэта в сажу.
Но… вспомнил свою юность…
И улыбнулся даже…

Муж Базыкиной Аксиньи

… Видел мельком Аксинью. Очень хороша. Все эти дни ждал тщетно. Нынче в большом старом лесу. Сноха. Я дурак, скотина. Красный загар, глаза...
               
                Дневник Льва Толстого


Над посёлком вечер синий.
Караул в трещотку бьёт…
Муж Базыкиной Аксиньи
С мужиками с горя пьёт.

Слышал он – жена Аксинья
В «Ясной» с барином сошлась.
Тонет в гневе, как в трясине:
«Где же правда? Всюду грязь!»

Мужики ему: «Эй, Сеня!
Что так злишься? Ты не прав:
Ну, помял её на сене –
Он же барин, он же – граф!

Да к тому же – русский гений.
Что ты сделаешь ему?
Графу можно «быть оленем»,
А тебя – пинком в корму»

... Погрустил мужик бесправный,
Протрезвел – и дальше жил…

А «Семнадцатый кровавый»
Не поэтому ли был?

Мой двор

Перпендикуляром
Или параллелью
Домики-футляры
Жмутся меж деревьев.

Тополь и берёза –
Кавалер с невестой.
Праздники и слёзы
Спрятались в подъезды.

Рай ты мой советский.
Старые хрущёвки.
Высыхает фреской
Коврик на верёвке.

Самолёт бумажный
В росных травах мокнет.
Мир пятиэтажный
Зажигает окна.

Ветер к ночи резкий.
По спине мурашки.
Двор ты мой советский –
Домино да шашки…

День

Сон. Будильник. Уборная.
Кухня.  Остатки компота.
Утро – как ночь – чёрное.
Дикий галоп на работу.

Лезем в трамваи синхронно мы.
В окнах – районы родные.
Движет тела полусонные
Бурный поток в проходные.

После работы  – за сборную
Будем болеть всею глоткой.
Ванная. Кухня. Уборная.
А перед сном – рюмка водки…

Эта тоска беспросветная
Длится со времени Ноя.
Господи! Есть кроме этого
В жизни хоть что-то иное!?

Ноктюрн

Дремлют немые дома,
Словно на полке тома.

Лишь в полумраке одно
Звёздочкой светит окно.

Кто электричество жжёт?
Сына иль «скорую» ждёт?

Может быть, страшно кому –
Свет как надежда ему?

Мы не узнаем ответ…
Новый наступит рассвет.

Чей-то судьбы огонёк
В общий вольётся поток .

Город проснётся. Заря
Стёкла румянит, горя.

В блеске окон этажи.
Утро…
           Работа…
                Жизнь…

***
У бессонницы тоже есть плюс…
Ты на кухне, под мягким халатом.
В окнах небо – малиновый мусс,
С ложкой солнца, блестящей булатом.

Ты – Адам. Видишь первый рассвет.
Ты единственный в городе спящем,
Кто узнал о закате планет,
Исчезающих в небе горящем.

Ты единственный, ради кого
Алым цветом восток разрумянен.
Скоро птиц зазвенит разговор.
Скоро выйдут из дома Земляне.

Ярких звёздочек гаснут цветы.
Сбросив ночь, пробуждаются здания.
Заведён механизм суеты,
Но пока – тишина первозданная…


***
С высоты седьмого этажа
виден город,
             пыльный горизонт…

Выходной,
               и я хочу сбежать.
Взять воды,
     на всякий случай, зонт,
и – в поля!
              Как в детстве, утонуть
в глубине ромашковых морей.
А под вечер на траве уснуть
на манер индейцев и зверей.

И прийти домой, когда темно.
И подумать тихо про себя:
«Боже!
Как приятно и умно
для людей
                устроена
                Земля».


Любимый цвет

С самых ранних, самых нежных лет
Полюбился мне зелёный цвет.

Помню, я в кроватке, года два,
А в окне – зелёная листва.
Чуть подрос, и вижу – чудеса! –
Надо мною, зонтиком, леса.

Время шло, и мне почти что пять.
Вышел за деревню погулять.
Разбегаюсь, пятками пыля,
А вокруг – зелёные поля!

И тогда я понял: «Нет милей
Зеленеющей земли моей».

На воздушном шаре

Горящий огонёк пронзил пространство.
Нагретый воздух в небо потянул.
На край родной я с облака взглянул,
Неведомые рассмотрел богатства:

Ковры с начёсом цвета малахита,
Озёр хрусталь и речек серебро,
Узор дорог и прочее добро,
Что только с высоты небес и видно.

Гирлянды крыш и ниточки заборов,
Заводы, огороды и сады.
Мерцают стёкла крошкою слюды…
Как мелки сверху хлопоты и ссоры!

Стихает ветер. Солнышко садится.
В полнеба разгорается пожар.
Хоть высоко парит воздушный шар,
Но и ему придётся приземлиться.

Опять вернусь к заботам о насущном,
И мысль возникнет в будней суете:
«Да, стоило по небу пролететь!
Чем выше над землёю –  тем ты лучше»

Вокзалы

Женским голосом сверху звенит,
Стрелы рельс в горизонты вонзает,
Перевёрнутым ульем гудит
Вавилонская Башня вокзала.

Я ныряю в потоки людей –
Меня сносит течением судеб.
Не поймёшь здесь кто свят,
                кто злодей,
Кто грешит, кто карает, кто судит.

Накрывают меня с головой
Беспощадные волны разлуки.
Кто-то дом покидает свой,
Кто-то жмёт на прощание руки.

Кто-то едет за солью морей,
За ракушкой и бронзой загара.
Я же прыгаю в море людей
И купаюсь в их судьбах задаром.


3. В ночном поезде

Скорый поезд резво мчится
Вдоль ночных полей.
– Будь любезна, проводница,
Чаю мне налей.

Не могу заснуть я ночью,
Хоть душой и чист.
Сон мой нервный
                рвёт на клочья
Чей-то храп и свист.

Фонари на полустанках
Свой наносят вред:
Мне по векам, как по ранкам,
Бьёт слепящий свет.

Злые тени корчат рожи,
Дождик моросит.
Положение лишь может
Разговор спасти.

Но не станет проводница
Слушать мой рассказ.
– Что вам надо?! – возмутится, –
Я не знаю вас.

Недоверие родится
К личности  моей.
– Ты не бойся, проводница,
Просто чай налей.

По ступенькам мокрых станций
Свой продолжу путь.
И под утро, может статься,
Всё ж смогу заснуть.

***
Есть что-то неизбежное – как время,
В колёсном перестуке поездов,
В ритмичном беге рек и городов,
В мерцании звезды, что в небе дремлет,
В змеином танце гибких проводов
На фоне отцветающих садов
И в прелести зардевшихся закатов…

С поездкой в поезде
                сравнил я жизнь когда-то,
Похожие черты посмел найти:
Лежишь на полке, а вагон – летит.
В окне мелькают люди, встречи, даты.
И кажется, что нет конца пути –
Одни лишь развлеченья впереди.


Зимнее утро

В моём окне
гирлянды тусклых звёзд.
Кострищем, тлеющим в снегу,
мерцает город.
Его замёрзший сон
рассветом вспорот,
встревожен шорохом
людских бетонных гнёзд,
стреножен вьюгами,
морозами исколот,
перебинтован слякотью дорог,
окутан паром
               из трубы котельной…

Такой вот
полусказочный мирок,
где люди и тепло
                живут
                отдельно.




***

Мера счастья зависит от скорости
Ниспадающих с неба снежинок:
Если кружат в спокойном режиме –
Ожидайте хорошие новости.

Словно пух опускается хлопьями.
Все машины – как в сахаре пончики.
У ветвей в белых варежках кончики. 
Исчезают и беды, и хлопоты.

Но когда вдруг снежок заметелит,
Заметёт все дороги безбожно,
То душа встрепенётся тревожно –
Станет холодно ей в этом теле.

У огня обогреться захочется.
Будут руки тянуться к камину.
Возжелается чай витаминный.
И в – в постель!
                В одеялах ворочаться…

Говоря напрямик, без ужимок,
В жизни будут и счастье, и горести.
Всё зависит…
                Зависит от скорости
Ниспадающих с неба снежинок.

Родное солнце

Солнце над Лондоном,
                Бергеном,
                Краковом
Светит и греет
                почти одинаково –
День возвещает
                небесным гонцом.
Я же люблю,
                угощением лакомым,
Снегом сверкающий
                вечером маковым,
Солнечный свет
                над родимым крыльцом.

Если судьба приготовит нелёгкие
Дни испытаний,
                дороги далёкие –
Встречу я всё
                со спокойным лицом.
Лишь бы,
              как прежде,
                лучами широкими,
Мне улыбался в часы одинокие
Солнечный свет
                над любимым крыльцом.