Построение Скадара

Вольный перевод сербской народной песни

Строят город три родные брата.
Три родные Мрнявчевича сына.
Не скупятся братья на затраты,
Лишь бы град поднялся над кручиной.

Вукашин-король из братьев старший.
Углеш-воевода братец средний.
Ну а Гойко Мрнявчевич - брат младший.
Но совсем не значит, что последний.

Строят город Скадар над Бояной.
Строят братья вот уже три года.
Триста мастеров им в помошь рьяных,
Да одна на всех на них невзгода -

Та, что с гор рассерженная воет,
Имени её никто не знает.
Что ведь мастера за день построят,
То им за ночь вила разбросает.

Как настал четвёртый год постройки,
Слышат братья вилин клик с планины:
"Вукашин и Углеша, и Гойко!
Понапрасну рвёте пуповины!

Вы оставьте все свои старанья!
Золото не тратьте так бездарно!
Не построить вам и основанья,
Город возвести - да и подавно!

Не стоять Скадару над Бояной,
Если двух имён вы не найдёте,
Двух похожих - Стою и Стояна,
Брата и сестру не приведёте.

Вы их замуруйте в стену башни,
Чтобы крепким было основанье, -
Будет граду ничего не страшно,
В этом вам даю я обещанье."

Как услышал Вукашин вещанье,
Тут же звал слугу он Десимира.
"Слышал, чадо, вилы обещанье?
Отправляйся, Десимир, по миру!

До сего дня был ты мне слугою.
От сего дня будешь драго чадо!
Привези нам, чадо дорогое,
То, что для Скадара нынче надо.

Запрягай коней моих крылатых
В самую  надёжную повозку.
Шесть мешков грузи в повозку злата,
Поезжай в рассветную полоску.

Отыщи мне двух имён похожих
Брата и сестру, Стояна, Стою.
Ты купи их, коль украсть не сможешь.
Привези, и город мы достроим."

Как услышал это Десимире,
Запрягал он комони крылаты.
Брал повозку, - нет надёжней в  мире,
Шесть мешков грузил в повозку злата.

Ехал он искать посланцев Рода.
Он искал и в грозы, и в метели.
Данные на поиски три года,
Как одно мгновенье, пролетели.

И вернулся Десимир обратно:
"Не нашёл Стояна я и Стою.
Не нашёл, король,  сестру и брата."
"Всё-едино Скадар мы построим,

Хоть уйдёт и двадцать вёсен к ряду!" -
Вукашин нахмурясь, волком зыркнул,
Закричал на зодчего на Раду.
Тот на триста мастеров прикрикнул.

Те опять в работе сатанеют.
Только снова жилы рвут напрасно:
Что артель за день поднять успеет,
Вила рушит до зари до ясной.

"Эй, король! Ты может тугоухий?-
Вновь с планины вилы голос взвился, -
Над тобой смеются все лягухи!
Темель* укрепить ты не стремился?

Слушай лучше, повторять не стану:
Трое братьев вас, у каждого есть люба.
Чья  явится завтра на Бояну,
Ту и ставьте посерёдке сруба.

В основанье башни замуруйте
Деву, чей черед нести обеды.
После стройте, в ус себе не дуйте:
Град достойно вынесет все беды."

Как услышал Вукашин вещанье,
Тут же звал к себе он кровных братьев.
Братьев собирал на совещанье,
Хоть не ведал, как про всё сказать им.

"Братцы, у меня на сердце холод:
Слышали ли, что кричала вила?
Ведь не даст она построить город.
И не будет жизни нам счастливой.

И ещё сказала виловица,
Трое нас, у каждого есть лада.
Чей черёд с обедами явиться,
Та и станет в основанье града.

Замуруем деву в темель башни, -
И поднимем стены над Бояной.
Будет граду ничего не страшно, -
Этим и закончила вещанье..."

...Поклянёмся ж, братие, друг другу,
Так и сделать. Не в угоду виле, -
Отдадим любимую супругу,
Чтобы там про нас не говорили,

Отдадим для Сербии любимой,
Отдадим  для Сербии и точка!"
И клялись в беде непроходимой
Все три брата в бездну тёмной ночки.

Поклялись: ни слова, ни пол-слова,
Дабы лад до срока не пугати.
Чей черёд обедово-несовый,
Значит той во срубе и стояти.

После - к  белым любам  возвращенье,
И тут каждый делал страшный выбор:
Аль творити клятвопреступленье,
Али душу отдавать на дыбу.

И случилось первое тут чудо:
Вукашин нарушил первым клятву.
Рассказал смурной пришёл откуда,
Рассказал про завтрашнюю жратву.

И случилось чудо тут второе:
Углеш тоже  всё сказал супруге.
Хоть и был в боях всегда героем,
Не решил лишиться мил-подруги.

Тут и третье чудо совершилось:
Гойковице не промолвил слова
Гойко младший. Лишь слеза скатилась
С поцелуем лика дорогого...

А как только утро наступило,
Поспешили братья на Бояну.
Солнышко руины осветило -
Соль в сердец зияющие раны...

Снова  строят, позабыв про беды,
Мастера: не лепо быть во гневе.
Час пришёл нести для них обеды.
А черед нести был королеве.

Та к золовке с просьбой обратилась:
"Ах, сестрица, Углешина люба!
Что-то с головой моей случилось.
Так звенит, как-будто в уши трубы.

Выручай, золовушка-сестрица,
Отнеси обеды на Бояну."
"У меня самой болит десница!
И болит, и ломит непрестанно!

Не смогу помочь я, королева.
Попроси  ты младшую золовку!"-
Отошла УглЕшина налево,
Потирая правую уловку.

Королева ходом к Гойковице:
"Ах, сестрица, Гойкина ты люба!
Не снести обед мне до речицы:
В голове звенит, как в уши трубы.

Выручай, золовушка сестрица,
Отнеси обеды на Бояну!"
Отвечала млада Гойковица,
Материнским светом осиянна:

"Я бы всё, что просишь, сделать рада,
Отнесла б и чорбы я, и супа,
Только мне стирать пеленки надо
Да и сын мой, первенец не купан."

"Ты накормишь братьев с мастерами, -
Королева всё-ж не отступает, -
Я холсты-пелёнки постираю,
А золовка сына искупает."

Что тут было делать Гойковице?!
Понесла обед она на стройку.
У реки пришлось остановиться:
Там чернее тучи милый Гойко.

Разыгралось сердце у юнака.
Жаль ему и ладу, и младенца.
Тут и всяк заплакал бы, однако!
Обломи-ка Родово коленце!

От роду младенцу только месяц.
В колыбели он ещё агует.
Есть причина голову повесить.
Ветер с гор слезой горючей дует.

Видит Гойко: лада тихо ходит,
Тихо ходит, мужа вопрошает:
"Отчего мой милый взгляд отводит?
Отчего слезой жену встречает?"

Отвечал тут Мрнявчевич ей Гойко:
"Не сберёг я яблоко златое,
От того теперь мне, лада, горько.
Унесло ведь яблоко рекою."

Целовала мужа в междубровье:
"Не печалься, Господин, не надо.
Ты проси у Господа здоровья.
Отольёшь ещё одно, мой ладо."

Гойко стал ещё того печальней.
Отвернулся и смотреть не может.
И кольцо на пальце обручально
Вдруг зажглось: терзает и тревожит.

Подошли тут девери к ним оба -
Два другие Мрнявчевича брата.
Потащили младу в центр "гроба",
Там уж ждут и брёвна, и лопаты.

Но смеётся молодая люба:
Ей всё мнится, будто с нею шутят.
Сама встала в основанье сруба,
А вкруг стана ей верёвку крутят.

И вскричали девери на Раду,
Что был старший зодчий на Скадаре.
Мастеров взбодрил тот. Камень градом
По коленям девицы ударил.

Всё смеётся стройная невестка,
Мнится деве, что над нею шутят.
Рубят срубы споро, быстро, резко,
И землёй  с каменьями их бутят.

Поднялася нижняя терраса.
Не до смеху стало Гойковице.
Гойковицу скрыло до поЯса.
Камень давит. Жмёт сыра землица.

Как змея, невестка зашипела:
"Не губите, девери, младую!"
Отвернулись, нету им и дела.
На мольбы её и в ус не дуют.

Позабыв про стыд и про приличья,
Люба просит мужа дорогого:
"Отдала тебе я честь девичью,
Никого не ведала другого.

Так ступай к моей ты, Гойко, мати.
Даст она достаточно им злата,
Чтоб раба купив, замуровати,
Отпустив меня, супругу брата."

Ей ни слова Гойко не ответил.
И тогда взмолилась дева к Раде:
"Брат по вере, зодчий Рада светел!
Помоги мне веры нашей ради!

Ты оставь отверстие для персей,
Чтобы сына маленького Йову
Покормить могла. Ему лишь месяц.
И ещё молю я, как святого:

Ты оставь оконце мне для взгляда.
Чтоб могла увидеть сына Йову."
Так и сделал добрый зодчий Рада,
Не осталось ничего иного.

Город встал. Дитя к стене носили.
Мать неделю первенца  кормила,
А когда обратно уносили,
Небеса за здравие молила.

Чрез неделю голос потеряла.
Только Небеса хранили Йово:
Молоко весь год переполняло
Перси её тела чуть живого.

Как всё было, так всё и осталось
С той поры и до скончанья века:
Если млеко в персях потерялось,
Со святой стены стекает млеко.**






Темель* - основание

Со святой стены стекает млеко** -  известковатым потекам на камнях придавали чудодейственное значение, считая, что матери, съевшие немного вещества от этих потеков, будут иметь много молока