Возвращение в царство Пл. Гл 18 Археоптерикс, диат

   
 
 
 
 
                Глава 18.       Археоптерикс, диатрима и другие.      



   
         «…Я целый год буду ходить по музеям, – говорил он
                себе, – я знаю, как они называются…»      
 
                Кир Булычёв,  роман «Посёлок»      

 
 
 
 

 Вечером за ужином состоялся интересующий всех разговор о степени опасности предстоящего сплава по реке.
 Экспедиции предстояло преодолеть около десяти километров бурного течения, где вода с шумом и рёвом пробивала себе дорогу через невысокие, но скалистые молодые горы. 
 
        После уточнения деталей плавания, которое обещало быть стремительным и трудным, все улеглись в палатках спать.  И только утром, проснувшись раньше остальных, Папочкин обратил внимание на принесенные накануне пернатые трофеи.       
        Птицы действительно казались необычными. И если ихтиорнисы особых вопросов не вызывали (кроме того, что у них имелись неплохие зубки – яркое подтверждение происхождения птиц от рептилий!), то знакомый уже по северной экспедиции археоптерикс привлёк внимание зоолога в первую очередь. Местный археоптерикс отличался от северного родственника размерами – этот был помельче. Зубастая пасть скромной по величине птицы величиной с голубя, конечно, вызывала интерес. Но куда бОльший интерес вызывали когтистые пальцы, которые чуть высовывались из-под перьев довольно крупного крыла.
    - Вы видели его полёт? – спросил зоолог сонного Рогацкого, который только что выбрался из палатки. 
    - А? Нет, мы его подстрелили… вернее, Пётр Иванович его подстрелил, когда этот пернатый крендель перепрыгнул с вершины самшита на камень.
    - Думаю, летает он плохо, – сказал Семён Семёнович. – Археоптерикс – переходная форма от ящера к птице. Он ещё рептилия – но уже с явными признаками птицы! Вероятно, способен лишь к парящему полёту – перепархивает с дерева на дерево, пониже, или на землю, на камни. А потом карабкается по древесным стволам опять вверх, цепляясь когтями своих лап-крыльев за кору. 
    - Да, любопытный тип, – Гриша окончательно проснулся и, присев на корточки, принялся рассматривать археоптерикса, словно не он вчера притащил его в лагерь. Впрочем, как раз археоптерикса нёс в заплечной сумке Пётр Иванович, а сам Гриша, чертовски уставший, нёс трёх небольших ихтиорнисов и ещё нескольких небольших птах, которых тоже не сильно-то стремился разглядеть. Подстрелили мелочь пузатую к ужину или в коллекцию – ну и ладненько, и на том спасибо. 
    - А вот эти, – перебирал вчерашнюю добычу разведчиков Папочкин, – текодонты – тоже интересные штучки.  Зовут их ногокрыл, длинночешуйник.  И нечисть волосатая, но этот уже не текодонт.      
    - Что?! – не мог удержаться от восклицания Рогацкий. – Вы шутите?      
    - Ничуть, – с невозмутимым видом ответствовал зоолог. – Вот, смотри:  этот, маленький, в переводе с латинского называется «ногокрыл удивительный». Ведь что мы видим – задние ноги ужасно длинные. Это раз. Между ними, основанием хвоста и туловищем – эластичная перепонка. Явно не «для просто так», а для планирования!  Короче – летательный аппарат такого типа обнаружен у рептилий впервые. Каркас крыльев создаётся не передними – а задними ногами! 
    Естественно, он не является предком разнообразных птерозавров – рамфоринха, птеродактилей и прочих. Но является родственником их предков. Поскольку принадлежит к древнейшей группе ящеров – текодонтов, которые достигли расцвета в Триасовом периоде, к началу же Юрского частью вымерли, а частью эволюционировали в три серьёзные группы – динозавры, птерозавры и …первые птицы!      
    - Семён Семёнович, вы хотите сказать, что птицы произошли не от птерозавров?
    - Ну да, это параллельные ветви. У птерозавров потомков не было, все они вымерли к началу палеогена, то есть в конце мелового периода.   
    Так вот, вернёмся к ногокрылу:  судя по его строению, при передвижении по ветвям перепонка крыльев собиралась в складки, а при прыжках, скажем, на другое дерево, растягивалась. Ну, как происходит, например, у современных белок-летяг.      
    - А этот?       
    - Он тоже далеко не птица. Длинночешуйник необыкновенный – как видите, лишь чуть крупнее полевой мышки, но куда интереснее! Весь покрыт удлинёнными чешуйками, вроде зачаточных перьев – срединный стержень есть, а боковые края хоть и тонкие, но не расчленённые, как в настоящих перьях.  И ещё, обрати внимание:  очень длинные чешуйки вдоль спины, как гребень. На конце они расширяются, образуя тонкостенные мешочки. Их роль, полагаю, замедлять падение – парашютики. Ведь крыльев-то у длинночешуйника нет! 
    - И правда… как же я сразу не заметил...
    - Судя по мелким конусовидным зубам, питается он, обитая среди деревьев, насекомыми. Понятно, при таком древесном образе жизни парашюты весьма полезны. 
    - Ну а третий? 
    - Вот, нечисть волосатая – дословный перевод с латыни – звучит как «сордуз пилозус». Это не текодонт, а самый настоящий птерозавр – из мелких рамфоринхов. Волосяной покров на этой «нечисти», собственно, и подарил видовое название. О существовании шерсти у птерозавров учёные подозревали и раньше, но теперь мы можем убедиться в этом воочию. Вот, не длиннее семи или шести миллиметров, но самая настоящая шерсть!  А поскольку волосяной покров достаточно густой, можно предполагать, что эти животные – теплокровные, подобно млекопитающим и птицам. Когда вы его подстрелили, он был ещё тёпленьким?
    - Не помню, - проговорил Рогацкий. 
    - Молодой человек, учёному в любом возрасте на такие вещи следует обращать внимание, – по-отечески пожурил Гришу Папочкин. 
         
        Сплав по горной речке действительно был трудным.
        Относительно широкая и полноводная, тихо и мирно извивавшаяся по равнине река, замыкаясь в ущелье, приобрела характер типично горного потока.  Вода ревела и пенилась, ударяясь об отвесные каменные берега. Ширина речки сократилась в два, а то и в три раза – но та же масса воды прорывалась сквозь узкое ущелье. Путешественникам приходилось прилагать неимоверные усилия, чтобы удержать лодки на середине реки. 
        Их всё время швыряло потоком то влево, то вправо. Достаточно малейшей оплошности – и лодки впечатаются в мокрую скалу на полной скорости! Тогда каркас под брезентом треснет, а людей и животных ждёт, скорее всего, неминуемая гибель.  Стремительные воды навеки поглотят неудачников… Они или захлебнутся, или ударятся о камни. 
        В лодках визжала не только подросшая Плутоша – скулили и повизгивали обе взрослые собаки, забившись на днище лодок.      
        А когда река вынесла их из скалистого ущелья на простор, и волны улеглись, наших усталых путешественников ждал ещё один неприятный сюрприз.  Вот сейчас бы пристать к пологому берегу, да после утомительного сплава развести костёр, да согреться бы горячим чаем – все промокли с ног до головы, а вода в реке холодная, несмотря на тёплый день – но единственная удобная поляна поблизости оказалась кем-то занята. 
        На большом и ровном, как футбольное поле, пространстве, заросшем невысокой тёмно-зелёной травой, расхаживали двуногие… птицы-великаны. 
        Определённо они напоминали недавних нападавших – фороракосов. Но эти, здесь и сегодня, казались крупнее.
        Оперение не светлое, как на фороракосах, а тёмно-коричневое. Жуткое впечатление производили головы этих тёмных великанов – просто огромные!
        Двухметровые гиганты, завидев лодки, все как по команде повернули массивные черепа и стали пристально всматриваться в лодки и пассажиров, холодно наблюдать. Это было неприятно.  Все путешественники почувствовали себя неуютно. 
        - Что это?! – шёпотом спросил Гриша. 
        В ответ Семён Семёнович произнёс лишь одно слово: 
        - Диатрима.      
        Одна из птиц, которая стояла ближе других, шагнула в воду и остановилась, не отрывая немигающего, как у кобры, взгляда, от путешественников. 
        Шея птицы-великана казалась короче, по сравнению с шеей фороракоса. Но тут всё дело в пропорциях.  Длина шеи на самом деле была примерно такая же. А вот короткое, мощное, коренастое туловище с недоразвитыми крыльями... Контраст поражал! Несоответствие наблюдалось и в сочетании карликовых крыльев и массивных ног – просто какие-то столбы! Ноги поросли редкими перьями или шерстью только в верхней части, производя впечатление болезненных проплешин. Далее выпирали узловатые, бугристые нижние части голых ног. 
        Да, но самым жутким зрелищем оставалась голова. Черепа этих птиц, вероятно, были меньше метра в длину – что само по себе немало. Казалось, бОльшую часть этих голов составляют высокие массивные клювы – не менее сорока пяти сантиметров длиной. 
        Когда же миновали поляну и река понесла утлые посудины дальше, когда друзья перевели дух и взялись за вёсла, а
дар речи вернулся к Папочкину, он смог сказать несколько слов, комментируя миновавшую их жуть: 
 
    - Диатрима жила в Северной Америке, около пятидесяти миллионов лет назад. Думаю, отлично бегает. 
 
    - Хорошо, что мы не успели высадиться на берег до их появления, – нервно произнёс Боровой. 
 
    - Да-а, ускользнуть, убежать от такой красотки… проблематично, – заметил Макшеев.

 
 
 
 
 
 

 
 
 

  ...продолжение следует...