Так и подумалось
Все где-то в прошлом,
давно,
за вагоном.
Бегали, строились, маршировали.
Судьбы анкетами маскировали.
Пели, ревели, ломались для прессы.
Имени 26-го партсъезда! -
с выданной формы
кричали нашивки...
Кто-то по долгу, кто по ошибке,
кто за деньгами, кто-то за дымом,
кто за любимыми, кто от любимых,
кто за компанию, кто от опеки...
Все раскопается позже.
Копейки
не дал бы я репортёрам, которые
бегали рядом и как фотографы
с нас понащёлкали.
Всё - оболочка!
Наши девчонки - сама непорочность.
наши мальчишки - втрое само!
"Сарынь на кичку!" -
вперёд, комсомол!
Тьфу!
Но противней, когда подопьют
и, как за титьки, - брать интервью.
Был тут один,
уверял - по душам.
Лучше бы он на меня не дышал.
Из "Комсомолки"!
Мы - реверанс.
Рвался до водки и в преферанс.
Шастают, трескают.
Штирлицы в джинсах.
Нет бы вдышаться в нас, если не вжиться.
Митинги в Кирове, Шарье, Свердловске
скомканы,
скинуты, точно обноски.
Те же оркестры, ораторы, лозунги...
"Всё! Наконец-то!" -
барахтаем в воздухе.
Всё! Наконец-то! Кончилось. Хватит.
Катим!
Катит в Сибирь по серебряным рельсам
юность страны в полупьяных экспрессах.
Пьяных от воли:
кончено! брошено!
"Полу" -
спиртное в пути не положено.
Дождь.
По стеклу - паутин, паутин...
Ночь.
Вторые сутки пути.
Что же осталось?
Осталось же что-то
после парадного шума и шока.
Может, усталость? губы транзитом?
Что же осталось? что отразилось?
Затормозить бы!
Затормозить бы!
Будто в Бразилии брошен Гарринча...
Что же осталось,
не общее,
личное?
Вижу старушек, что плакали в Шарье,
тихо крестясь и крестя наши души,
и гармониста, оравшего "Шайбу!"
после частушек, колен и "Катюши".
И от Москвы до почти уж Тюмени -
руки, платки, поцелуи вослед -
выхватит память - будто туннелем
долго катили и -
в свет!
И ребятня за составом. По дурости
чуть не под поездом,
что за народ!
Крепко осталось. И тут же подумалось.
Так и подумалось:
будто на фронт.
----------------------------
ПВЛ март 1981г.
Свидетельство о публикации №119010301103