Медь

Цепенеет мой пульс на небритых висках
В ночной передышке от медного света.
Я ложусь, забываясь в критических снах,
Свой вздох выгружая на поиск ответа:
Куда бы уйти, чтоб потеряться навек,
Остаться с собой и выставить память
За двери сознания с пометкой «Побег»,
Сдобную фальшь в чистоту переплавить?

Три жизни в пути, за спиной небеса,
В руках, как и прежде, перо с керосином.
Я горю, словно воздух мне сжёг паруса,
Словно жизнь под печалью, увы, не осилю.
Я горю, дотлевая в керосиновой лампе,
Не тронув и вздохом души фитилёк,
А время, как судный, безжалостный снайпер,
Держит мишень ровно в медь, на восток.

А люди на лишнее смотрят с укором,
Плюют мне на ухо: «Здесь мы, но не Ты».
Тащит к иконе прославленный город,
В забитый деньгами сквозь кровь, монастырь.

Я бегу, догоняя бестактное время,
Догоняя все пули, мне рвущие медь.
Что перо, сохранившее памяти бремя,
Что сны — не позволят дотла мне сгореть.

Закатом облитый, удушенный светом,
Терялся в намасленным жизнью пути,
Тот самый, забытый во снах, ключ к ответам.
Которого в грёзах мне впредь не найти.

В гавань к закату швартуются сумерки,
Омывая мне веки густой тишиной.
Я оставлю всё в символах рубленой музыки,
Любовь, как и смерть, заперев за собой.