Судьба двух сирот. Поэма 1-20 главы

по одноименному рассказу Якова Бергена

Глава 1

Во время войны всегда горя так много,
Бумаги не хватит, чтоб всё описать.
Но я здесь попробую, с помощью Бога,
Историю деток одних рассказать.

Трагична судьба была многих народов,
Но немцев, которых застала война,
Живущими здесь в Украине свободно,
Тогда была партией предрешена.

Их срочно срывали с мест прежней, их жизни,
И в тыл отправляли спеша, на Восток,
Они сразу стали врагами Отчизны,
Хотя были мирными, видел всё Бог.

Их предки, ещё в восемнадцатом веке,
Царицей российскою приглашены,
Осваивать земли Причерноморья,
И целыми семьями завезены...

Они поднимали хозяйства прекрасно,
И были, как правило, Богу верны,
Законопослушны, и жили все классно,
До этой проклятой, ужасной войны.

Итак, в Запорожье, на Хортице где-то,
Жила менонитская наша семья,
Имела она двое маленьких деток,
Когда  в сорок первом пришла к ним война.

Их старшему сыну лишь восемь годочков,
А доченьке Кларе исполнилось пять.
Был отдан приказ, собраться всем срочно,
Всех немцев немедленно чтоб выселять!

Телеги, обозы, и пешие люди,
Все в срочном порядке идут на Восток,
Никто и не знает, что с ними там будет,
Но, кто-то с собою погнал даже скот.

Мужчин забирают, куда неизвестно,
А мамы и дети с узлами бредут,
Дороги забиты кругом повсеместно,
А беженцев этих нигде и не ждут.

От фронта подальше бежали все люди,
Хотя было жаль оставлять им дома,
Но если остаться, то их ведь осудят,
И после их ждёт непременно тюрьма.

Итак Гриша с Кларой и собственной мамой,
Добрались до станции, сели в вагон.
Её, кстати, звали по имени Анной.
А всюду стоял плач и слышался стон.

Скотину забрали, в вагоны не брали
Животных, и люди пытались сбежать,
Но, их там насильно в вагоны сажали,
Грозили немедленно всех расстрелять.

 А Анна молилась неистово, громко,
И детям велела молиться всегда.
Была на троих у них с пищей котомка,
В дороге нужна была очень еда.

А вот, за водой на любой остановке,
Стояли все в очередь, жажда была,
Жара донимала. В такой обстановке,
Народ этот бедный холера ждала...

Но Анна была благодарна Иисусу,
За то, что с ней рядом детишки её,
Она даже здесь не поддалась искусу
Роптать на Христа за такое житьё.

Глава 2

Когда поезд тронулся, все облегчённо
Вздохнули, подумав – беда позади.
Хотя переполнены были вагоны,
И люди не знали, что ждёт впереди.

Но, всё-таки дальше и дальше от фронта,
Людей перепуганных поезд везёт,
И думала Анна, что милость Господня,
И мужа её от беды сбережёт.

Молилась,  конечно,  душа замирала,
Когда где-то слышались взрывы вдали,
Но, что же могла она? Что она знала,
О планах Господних для этой земли?

А поезд всё ехал и люди привыкли
К дороге, уже и шутили  порой,
И даже откуда-то споры возникли,
Как скоро они все вернутся домой?

Порою, немецкие песни звучали,
На их драгоценном, родном языке,
Что ждёт их, конечно же люди не знали,
Но верили – жизнь их  в Господней руке.

А Гриша сестру обнимал, понимая,
Что он теперь старший, «мужчина» в семье.
Старался, как папа, её утешая,
Отдать ей кусочек  получше, в еде.

Но, вот остановка, и ринулись люди,
С вагонов к колонке, водой запастись.
И мама пошла, без воды путь ведь труден,
А очередь  длинная, только держись!

Детишкам на месте сидеть приказала,
Легко затеряться в гудящей толпе.
Что, скоро вернётся она им сказала,
И стала сама пробираться к воде.

Вдруг,  грохот раздался, вагон закачался,
Гудело всё небо над ними тогда,
Казалось, что мир весь вокруг разрывался,
Бомбёжка настигла их, просто беда.
 
Летали вокруг раздроблённые камни,
И дым всё окутал вонючий,  густой,
А Клара кричала:«Хочу скорей к маме!»
Приникнув к братишке своей головой.

Рассеялся дым, а на месте колонки,
Огромная  яма, и нет там людей.
Лишь части от тел были в этой воронке,
Да крики повсюду и слёзы детей!..

Глава 3

А поезд поехал… и дети,  рыдая,
Уже понимали, не видеть им мать.
Григорий, сестрёнку свою,  обнимая,
Пытался, что делать теперь им,  понять.

Сирот было   много  в вагоне дырявом,
Но, были там старшие дети уже.
А плакали все,  повис в воздухе траур,
И, кто пожалеет  теперь малышей?

Соседка пришла к Грише с Кларой пытаясь,
Утешить их как-то, но можно ли ей,
Им вытереть насухо слёзы?  Стараясь,
Придумать, куда бы пристроить детей,

Она  обняла их,  а горе стеною,
Вставало,  и слёзы,  куда не взгляни.
А рядом в вагоне, своих детей трое,
И что же их ждёт в эти страшные дни?

На следующей станции, на остановке,
В милицию этих сирот отвели,
Оформят в детдом их там без подготовки,
А что для них сделать те люди могли?

Война ежедневно теперь, ежечасно,
Плодила сирот, словно осень грибы.
А сколько мамаш, обезумевших, страшных,
В слезах обнимало  погибших гробы?..

Да, каждый старался, в войну эту, выжить,
Ведь смерть собирала большой урожай,
Но, память калёным железом не выжечь,
У тех, кто коснулся войны невзначай.

И Гриша запомнил всё очень подробно,
Мечтая отцу обо всём рассказать,
Он  верил, что жив он и милость Господня,
Позволит им с Кларой отца отыскать.

Сегодня те дети вошли в заведение,
Которое домом назвали для них,
Оно им давало на время спасение,
Среди этих дней сумасшедших и злых.

Но дело - то в том, что они немцы были,
Язык их немецкий, никто там не знал,
И ясно, что сразу же их невзлюбили,
Ведь немец повсюду теперь наступал…

Их русские дети фашистами звали,
Хотя Гриша с  Кларой  не знали зачем,
Их фрицами, Гансами зло обзывали,
Без этого детям хватало проблем.

Но Гриша за Клару вступался, бывало,
Сестру,  не давал он в обиду,  свою,
А старшие дети его избивали,
Ведь жалости не было в этом краю.

Однажды у Гриши закончились слёзы,
И он уже думал, куда бы сбежать?
Ведь он всегда видел побои, угрозы,
Но жалко сестричку ему оставлять…

По-русски они говорить научились,
Ведь дети  хватают  язык  на ходу,
Теперь, когда дети над ними глумились,
Они понимали – попали в беду.

Однажды был случай, им выдали сахар,
А мальчик у Гриши хотел отобрать,
Но Гриша не дал, и тот вдруг заплакав,
Сказал, что фашистов пора убивать.

Настроил детей, что его, Гришин, папа,
На фронте отцов убивает всех их,
И Гриша теперь пусть им сахаром платит,
Они будут мстить за отцов так своих.

Но Гриша сдаваться не думал покорно,
Ведь он виноватым себя не считал,
Его избивали все скопом позорно,
Но он и себя, и сестру защищал.

Один воспитатель вступался за Гришу,
Пытался он детям другим объяснить,
Что Гриша из немцев совсем других вышел.
И, что никого он не хочет убить.

Но Грише покоя они не давали,
При случае каждом он был «виноват»,
Его  и сестрёнку всегда обижали,
И он не выдерживал больше, как брат.

Глава 4

Однажды он стал защищать свою Клару,
Но тот мальчик снова к нему подошёл,
Сказал, что украл у него Гриша сахар,
И в куртке у Гриши его он нашёл.

И, что эти немцы страну их объели.
- «Бей,  гадов!» - и первый удар он нанёс,
А тут и другие к нему подоспели,
Пинали ногами, сломав Грише нос.

Кровь густо ему всё лицо заливала,
А те «патриоты» пинали  его,
Сестрёнка рыдала, на помощь всех звала,
Но не было взрослых тогда  никого.
 
Увидев, что мальчик сознанье теряет,
Мальчишки сбежали, там бросив его,
А девочка Бога стоит, умоляет,
Чтоб братик был жив, как ей жить без него?

И  Гриша – то выжил,  но понял, что надо
Ему из детдома куда-то бежать.
Одно  жаль, сестрёнка была его рядом,
Нельзя было Грише её оставлять.

И мальчик терпел издевательства эти,
Но планы он строил свои на побег.
И вот, узнают эти бедные дети,
Что  осенью их разлучают навек.

Откуда-то сверху пришла директива,
Всех девочек младших от них отделить,
И как уже Кларочка всех  не просила,
Их с братом, сумели,  навек разлучить.

А Гриша страдая,  рыдал, не стесняясь,
Все взрослые стали врагами ему,
Навеки с сестричкой своей,  разлучаясь,
Хотел он понять, что он сделал, кому?

Он вспомнил, как мама учила молиться,
Склонивши колени, Иисуса просил,
Чтоб папа вернулся,  чтоб он мог учиться,
Чтоб стать скорей взрослым, сестру возвратить...

Уже приближалась холодная осень,
Ночами ледком покрывалась трава,
А Гриша порою, ходя между сосен,
Искал для молитвы простые слова.

В детдоме молиться ему не давали,
А Он верил Богу,  молился тайком.
Бывало, его от детей закрывали,
Чтоб  он не позорил молитвой детдом.
 
Потом начались и занятия в школе,
Была дисциплина, почти, как в тюрьме,
Никто и не смел, проявить своей воли,
Ведь детям внушали – они на войне.

Но, вот, на ноябрьские праздники детям,
Три дня полагалось тогда отдыхать,
И Гриша решил, что его не заметят,
И самое время ему убежать.

Заранее он хлеб сухой заготовил,
И вещи запрятал меж сосен в тайник.
И только всё ждал подходящих условий,
Чтоб через забор, и рвануть напрямик.

С утра выпал снег, чистой белой порошей,
Украшен весь двор, будут видны следы,
А это для Гриши был знак нехороший,
Догонят, тогда не избегнет беды.

Но к вечеру снег постепенно растаял,
И Гриша  стал ящики в угол  носить,
Поближе к забору их много наставил,
Ведь ночью решил он уже уходить.

А вечером был кинофильм в их детдоме,
Но Гриша вид делал, что будто смотрел,
Он лишь о побеге своём всегда помнил,
И Клару свою отыскать он хотел.

Тот вечер был длинным, и Грише казалось,
Что ночь не наступит уже никогда,
Но вот наконец, спать, команда раздалась.
Когда все уснули, сбежал без труда.

Глава 5

Челябинск ночной встретил мальчика Гришу,
Гудками трамваев и шумом машин,
Хотелось бы спрятаться Грише под крышу,
И он на вокзал идти твёрдо решил.

В свои восемь лет понимал уже мальчик,
Что надо военных ему обходить,
И от милиции тоже подальше
Держаться, они его могут схватить.

Вошёл  на вокзал, нашёл бочку с водою,
Воды-то взять Гриша с собою забыл,
Рюкзак за плечами держал он с едою,
Поэтому жадно водичку он пил.

И тут подошли к нему двое подростков:
«Здорово кирюха,  чей будешь, скажи?-
Они были выше немножечко ростом,
- Не бойся!  Рюкзак,  свой,  покрепче держи!»

- «А вы, кто такие?» - спросил их Григорий.
- «Ха, мы – то свободные дети страны!
Не слышал, наверно, таких категорий?
Мы те, кто свободе и Бате верны.

Пойдёшь с нами?» Гриша махнул головою.
Куда же ему было нынче идти?
- «Идём к Бате, он разберётся с тобою.
У нас, видно, схожи с тобою пути.

Ведь ты из детдома сбежал, это видно.
Вступай-ка скорее ты в наш батальон,
А то пропадёшь, будет очень обидно.
Весь город на банды шпаны поделён.

Зовут тебя как? Я вот – Джон, а друг – Шмыга!»
- «Меня  просто Гришей, однако, зовут…»
- «Ну ясно. Идём.  Побыстрей надо двигать,
Наш «дом»  недалече, а то загребут!

Здесь ночью опасно, патруль проверяет,
И запросто можно в детдом загреметь,
А Батя наш, жизни нас всех научает,
И кров всегда тёплый ты будешь иметь».

Прошли один квартал,  свернули к базару,
И там стоял домик один в  стороне,
Вернее, я будкой его бы назвала,
Таких было много по нашей стране…

Дверь  плотно закрыта, обитая жестью,
А на двери той висячий замок.
Но был в том секрет, если вам интересно,
Войти в эту дверь никто вовсе не мог.

Она была сверху гвоздями забита,
А сзади той будки одно лишь окно,
И рама его вся фанерой забита,
Она служит дверью мальчишкам давно…

Запутав следы, предприняв осторожность,
Чтоб  люди не видели этот их вход,
Они ночевать там имели возможность,
Ведь там теплотрасса как раз и идёт.

На старых матрасах, там спали подростки,
В тепле очень важно зимой ночевать.
А в городе жить беспризорным непросто,
Такое жильё нелегко отыскать.

Глава 6

Залезли в окно, а внутри даже жарко,
И Батя их встретил довольно тепло.
Рюкзак Гришин принял он в виде подарка,
Сказав всем при этом, что им повезло.

А Бате, четырнадцать лет всего было,
Но он уже опыт огромный имел,
Под ним семь мальчишек покорно ходило,
Он дерзок, умён, и, конечно же, смел!

На «хате» у них свои правила были,
Кто, что раздобудет, делили на всех,
Друг друга они никогда там не били,
И красть друг у друга считалось за грех.

Зато целый день они все промышляли,
Базар беспризорными просто кишел.
Они, не стесняясь, еду воровали,
И в городе было всегда много дел.

Зато вечерами, на «хате» собравшись,
Всё Батя делил справедливо всегда.
А, кто отличился, того награждали.
Наградой была для них тоже еда.

Кто больше принёс, папироску давали,
Ведь в банде у них уже каждый курил.
Они все уже не по - детскому крали,
И Батя науке их этой учил.

У всех были клички.  И Гриша стал «Сивый».
Но, прошлого каждого Гриша не знал.
Закон был такой у них, даже красивый,
Никто, никого чтобы не укорял.

Чужим не давали  друг друга в обиду,
И Батя защитник был очень крутой.
Его уважали, тем более с виду,
Он был  уже « урка», хотя молодой.

Горячей еды они редко едали,
Нельзя было в «хате» огонь разводить,
И ели лишь то, что за день все украли,
Умел Батя поровну все поделить.

О всех он заботился, (крал им одежду).
Зима ведь в России суровой была.
И с ним они выжить имели надежду,
Иначе, их смерть непременно ждала.
 
За городом, правда, ребята резвились,
Картошку пекли иногда на костре,
Как дети  обычные плавать учились,
И тоже мечтали они о добре.

И Гриша мечтал, что однажды сестрёнку,
Он всё же отыщет и папу найдёт,
Ему бы какую-нибудь работёнку,
Но, кто же ребёнка работать возьмёт?

А дни проходили, летели недели,
И Гриша  к «кликухе» уже и привык.
Он стал попроворней уже в своём деле,
И стал забывать он немецкий язык.

Ещё по началу, тайком он молился,
Но видя, что  Бог не даёт ничего,
Усиленно Гриша другому учился,
И в банде ребята любили его.

Особенно «Рыжий» к нему привязался,
Ему было где-то одиннадцать лет,
Он Грише помочь  во всём очень старался,
Хотя настоящих друзей в банде нет.

Но с ними случился один случай страшный,
Который Григория очень смутил.
Его этот Рыжий,  воришка трамвайный,
Науке карманника часто учил.

В тот день этот Рыжий с подножки сорвался,
И ногу отрезало, на прочь ему.
А Гриша кричал, звал на помощь, метался,
Но не было дела до них никому.

Потом, правда позже, того подобрали,
И скорая помощь его увезла,
А Гришу, конечно, в больницу не взяли,
Но боль друга сердце его обожгла.

А вечером, Батя  им траур устроил,
Сказал, что,  наверное, Рыжий помрёт.
И порции хлеба мальчишкам удвоил,
Ведь каждого мальчика смерть где-то ждёт…

Глава 7
 
А банд беспризорников стало так много,
Что в городе вышел секретный указ,
Всех выловить, и отнестись очень строго,
Зачистить Челябинск от них в этот раз.

В стране нищета и свирепствовал голод,
Преступность росла, продолжалась война.
Челябинск, по тем временам большой город,
И там каждый вечер облава нужна.

Бездомных детей, там буквально по сотне,
Ловила милиция в разных местах,
И Гриша тот вечер навеки запомнит,
Их банду поймали  у всех на глазах.

А их главарей отправляли на зону,
И Батю отправили на Колыму…
Друзей разлучали, согласно закону
По разным детдомам, а старших в тюрьму.

И Гриша попал, но в детдом незнакомый.
Другие условия, климат другой,
Ему захотелось остаться в детдоме,
Мечтал он тут встретиться с младшей сестрой.

Назвался он, правда,  фамилией друга,
И сам записался - Григорий Петров.
Быть немцем в детдоме тогда было туго,
Тем более верили детям со слов.

А жизнь продолжалась, Григорий смирился,
И  жил он в детдоме, как сироты все,
Трудился и, кстати, неплохо учился,
Крутился, как мир весь в большом колесе.

Но вот и окончена им семилетка,
Пора бы и паспорт ему получать.
А в послевоенные годы нередко,
Все данные начали вновь проверять.

А тут прибыл к ним воспитатель с детдома,
Где Гриша с сестрою тогда пребывал,
И мальчик ему показался знакомым,
Его он тогда с Кларой и разлучал.

И он на комиссии выдал Петрова,
С фамилией Петерс, вручил документ.
И «немец» написано,  краткое слово,
Но снова настал в жизни трудный момент.

Препятствия Грише теперь были всюду,
С ним даже теперь все боялись дружить,
А разве докажешь, что глупому люду?
В России тогда лучше немцу не жить!

Учиться профессии Гришу не брали,
И на работу не брали нигде.
Учёные люди глаза опускали,
И оставляли мальчишку в беде.

Он даже подумал, что Бог рассердился,
За то, что он много уже нагрешил.
Но больше Христу он уже не молился,
Пойти в ФЗО он учиться решил.

Там приняли Гришу, туда принимали
Бездельников разных и просто шпану.
Работе на фабрике там обучали,
Давая профессию только одну.

Глава 8

Была перспектива стать чернорабочим,
А Гриша, конечно,  мечтал о другом.
Окончил он школу «на пять», между прочим,
И мог стать учителем, или врачом.

Но  немец в то время считался изгоем,
Его презирали, травили везде,
И даже в «общаге» не знал он покоя,
В неполных шестнадцать жил мальчик в беде.

Ему так хотелось прижаться порою,
К кому-нибудь, кто бы его пожалел,
Но грубость повсюду стояла стеною,
Он даже покончить с собою хотел.
 
Но,  вот,  он решился искать снова Клару,
Ведь где-то сестрёнка в страданьях живёт.
Уж если страдать, то хотя бы на пару,
И он из детдома её заберёт.

Но, где же искать, и в каком она месте?
Решил он поехать в свой первый детдом,
Возможно, остались ещё документы,
Там, где они были с сестрёнкой вдвоём?

Его он нашёл без труда,  зная  город,
Ведь он в беспризорниках всё изучил.
От края до края тогда гнал их голод,
Иначе сейчас бы он даже не жил.

Но, вот и те сосны, и дом тот на месте,
Но только теперь это был не детдом.
Последние годы, как стало известно,
Была там контора, какой-то «Стройпром».

Он вспомнил своё беспризорное детство,
В той банде, когда-то любили его.
Жаль, что  не знал он, где  Батя их делся?
Сейчас бы он с радостью встретил того.

Теперь в большом городе Гриша терялся,
Он был одинок в этой серой толпе…
Но, он пока духом ещё не сдавался,
Порой забываясь в тяжёлом труде.

Ведь цель он имел: отыскать свою Клару.
Сегодня ему это не удалось.
Нашёл он тот дом, исключительно, даром,
Все чувства смешались и горе, и злость.

Надежда теперь найти Клару погасла,
Её ведь могли далеко увезти.
Так можно потратить и жизнь всю напрасно,
Ведь шансов так мало сестрёнку найти.

В «общаге» противно, ребята дерутся,
Его ненавидят, боятся дружить.
Когда уже только за разум возьмутся?
Нельзя же советским ребятам так жить.

И Гриша теперь уходил в выходные,
До вечера мог в магазинах бродить,
Мечтал покупать вещи он дорогие,
Хотя не мог, вволю, и хлеба купить.

А летом ходил  на озёра, что в парке.
Там он мог часами за всем наблюдать.
Тем более, если дни были не жарки,
Он мог под деревьями просто лежать.

Однажды,  у озера встретил он  деда,
Тот рыбу на удочку  часто ловил,
За ним наблюдал Гриша наш до обеда,
Пока его дед этот сам не спросил:

«Парнишка, ты день целый даром теряешь,
Бери свою удочку и подходи,
Здесь рыбы не много, но может, поймаешь,
Садись со мной рядом, не зря хоть сиди».

Но, Гриша ответил, что удочки нету,
И рад бы он рыбы себе наловить,
Была бы прибавка какая к обеду,
Но, нечем и рыбку ему половить.

Так он познакомился с дедом Игнатом.
Старик добрым был и к тому ж инвалид.
Они были оба знакомству их рады,
Ведь дед не от скуки за ловлей сидит.

Жил он возле парка, в огромном бараке,
Была у него комнатушка одна.
Он был одинок,  и прошёл он концлагерь,
Семья вся погибла,  и помощь нужна.

И он предложил Грише жить с ним там вместе,
Когда сказал Гриша, что он сирота.
- «Ты будешь мне сыном,  и будешь при месте,
Я скоро умру, будет хата пуста.

Так пусть хоть тебе будет угол какой-то,
И мне будет помощь, пока я живой.
И  веселее всё будет с тобой-то,
Всем можешь сказать, что я дедушка твой».

- «Да я бы и рад, только мне не позволят,
Учусь я на фабрике здесь в ФЗО,
Уйду из « общаги» меня и уволят,
Но я помогать буду вам без того».

Так с дедом Игнатом они подружились,
И Гриша ему теперь всем помогал,
Дрова им из леса на тачке возились,
И даже картошку он с дедом сажал.

Глава 9

Зато теперь Гриша у деда Игната,
Был счастлив и больше не одинок.
И видно, за всё, что терпел он когда-то,
Ему и послал утешение Бог.

Теперь на рыбалке сидели два друга,
И все разговоры неспешно вели,
А если с питанием им было туго,
То помощь имели они от земли.

Картошка у деда хорошей родила,
Хватало её до весны на двоих,
А в сорок седьмом людям голодно было,
Но Бог Милосердный хранил тогда их.

Однако, прописки  в бараке не дали,
И Гриша жилплощадь не мог обрести.
Ему жить у деда совсем запрещали,
Но дружба связала навек их пути.

А тут и учёба уже завершилась,
И Гриша имел на руках аттестат,
Как в те времена на заводах водилось,
Ему отработать велели в стократ.

Два года на мебельной фабрике должен,
Григорий работать и горя не знать,
Но только вот угол ему быть положен,
Но немцу его позабыли и дать.

Из прежней «общаги» его попросили,
Учёбу закончил и будь теперь здрав!
Куда они с дедом тогда не ходили,
Но только лишён был  Григорий всех прав.

Однако же мастер,  дал комнатку Грише,
В подвале, без  окон, в столярном цеху.
Хранил его всё же от смерти Всевышний,
Ведь и над подвалом был цех наверху.

Дышать было в комнатке прям невозможно,
И Гриша проделал две дырки в дверях,
От шума в цехах и уснуть было сложно,
Но, выхода нет, а условия – страх!

Зарплату ему меньше всех и платили,
Платить за квартиру, он просто не мог,
Но были и те,  кто на улице жили,
Поэтому, Грише, помог ещё Бог.

Однажды ему его мама приснилась,
Она была, словно принцесса в шелках,
И громко она за сыночка молилась,
Чтоб он искал Бога, и знал Божий страх.

И Гриша теперь вновь вставал на колени,
Конечно, об этом никто и не знал,
Но Он просил Бога за грех свой прощения,
За то, что когда-то Его потерял.

И вот Бог услышал, и жизнь изменилась,
Вернее, всё к лучшему, как-то пошло.
Господь проявил к сироте Свою милость,
С ним  чудо великое произошло.

Глава 10

Однажды в цеху подошёл к Грише парень,
Вернее, мужчина ещё молодой,
И Гриша ему до сих пор благодарен,
За то, что его пригласил он домой.

Тот  видел, что Гриша  был бедно одетым,
И он поработать ему предложил,
Сказал, коль получится, будешь не бедным,
Тем более, с фабрикой рядом он жил.

Мужчина тот был заурядный художник,
Теперь,  он по  моде, ковры рисовал,
Работа для Гриши была и не сложной,
Готовить холсты он ему помогал.

За вечер полста он рублей заработал,
А это почти пол зарплаты его.
И Гриша, конечно, работал с охотой,
Такая поддержка была для него.

Когда уходил он домой, то в окошке,
В одной из тех комнат,  увидел  плакат,
И то, что прочёл он на старой обложке,
Тому бесконечно Григорий был рад.

Написано было одно изречение,
Из Библии: « Бог есть любовь»!
Ему сразу вспомнилось то сновидение,
Про маму, и сразу взыграла в нём кровь.

Ещё он в окошке увидел  старушку,
Она в комнатёнке убогой жила,
И девочка ей принесла, как раз кружку
С водою, и видно, лекарство дала…

Он понял, что люди те веруют Богу,
И он познакомиться с ними решил,
Сейчас он, в себе побеждая тревогу,
Стучался к ним в двери и пить попросил.
 
И тут же стараясь быть вежливым с ними,
О вере старушку он эту спросил.
Она подтвердила устами своими,
И Гриша сказал, что  он Бога просил,

Послать ему тех, кто с ним Бога бы славил,
И вот на молитву ответ получил.
Господь им возможность молиться  доставил,
И Гриша теперь к ним всегда заходил.

Дом был их большой, комнатёнка - убогой,
А девочка внучкой старушке была.
Но твёрдо они вместе верили в Бога,
И эта семья  Гришу в гости звала.

Они теперь вместе Иисусу молились,
И Гриша про маму им сон рассказал,
Теперь они Словом Господним делились,
Ведь Гриша опять Слово Божье читал.

Старушка была очень доброй и милой,
К тому же и немкою тоже была,
Себя она бабушкой звать разрешила,
И Гришу в субботу всё время ждала.

Она ему жизнь всю свою рассказала,
Ведь раньше богатыми были они,
Художник был зять ей,  но так с ними стало,
Что с внучкой теперь проживают одни.

А дом был её. Умерла её дочка,
И зять всё жильё себе и захватил.
Их выселил в комнатку и сказал:«Точка!
Не ждите, чтоб я вас  выпроводил!»

А сам и женился почти через месяц,
Жену молодую сюда в дом привёл,
Рисует ковры и богатством всё грезит,
Но нынче доход он хороший нашёл.

Глава 11

Им зять запретил,  и ходить одним входом,
У них был из комнаты свой «задний вход»,
Велел не являться перед народом,
Когда к нему кто-нибудь в гости придёт.

И он оказался большим негодяем,
О дочке заботиться тоже забыл,
И только наживой своей управляем,
Он их, в их же  доме,  за веру  гнобил.

Григория это всё так возмутило,
Что он заявить на него предложил,
В их жизни неправильно всё получилось,
Тираном художник тот в доме их жил.

Но бабушка Грише  спокойно сказала,
Что Сам Иисус в жизни больше терпел,
Она не до крови ещё пострадала,
Иисус Своим детям смиряться велел.

Тем более, бабушка так заболела,
Что может быть даже, что скоро умрёт,
А внучке семнадцать, что ей тогда делать?
Возможно, тогда он её заберёт.

О ней позаботиться кто-нибудь должен,
И замуж бы выдать,  и что-то ей дать,
А нынче,  она, вот по милости Божьей,
Решила сама  ей во всём помогать.

И Гриша тогда предложил им молиться,
Чтоб Бог всё устроил во благо им всем.
И если хотят они просто смириться,
Чтоб в жизни они не имели проблем.

Со временем Гриша и сам им открылся,
И всё о себе тоже им рассказал,
Как он в той коморке, при цехе ютился,
Как долго свою он сестрёнку искал.

Они теперь рады молиться все вместе,
Ведь вера была под запретом тогда,
И надо сказать что,  к художника, чести,
Властям он не жаловался никогда.

А бабушка, внучке о Грише сказала,
Что он был бы ей подходящий жених,
Чем  Олю она постоянно смущала,
Ведь Гриша в субботу ходил лишь до них.
 
Итак, постепенно, те бабушка с Олей,
Привыкли к Григорию, он был их друг.
А Оля влюбилась, и волей – неволей,
Краснела, из комнаты выбежав вдруг.

Однажды к ним Гриша пришёл сам с цветами,
И Оле вручил очень скромный букет,
Последнее время и он мыслью занят,
Одобрит их дружбу она или нет?

А бабушка  дружбы их очень хотела,
И даже велела им вместе сходить,
Куда-нибудь, ну и, конечно, по делу,
К примеру, продуктов на ужин купить.

Глава 12

Она уже  Господа благодарила,
Что Оля её будет с Гришей дружить,
Пусть он не богат, но она говорила,
Что с Богом они будут счастливо жить.

Ведь бабушка эта имела богатство:
В Америке муж её счёт ей открыл.
И там же имела она его брата,
Теперь он  наследство ей всё подарил.

Сегодня прислали ей эти бумаги,
И бабушка хочет им всё отписать,
Она заявила, что им страдать хватит,
А Гриша ей должен лишь  слово был дать.

Что внучку её никогда не оставит,
И будет до смерти её опекать,
Она этим Господа Бога прославит,
А он будет мудро здесь всем управлять.

Такое вот чудо случилось там  с Гришей,
Не зря его Бог к этим людям привёл,
Заботится так о несчастных Всевышний,
Ведь много в слезах Гриша время провёл.

Когда были все документы в порядке,
Решил Гриша дом их  себе откупить,
Чтоб бабушка с Олей пожили в достатке,
А зятя в коморку сюда поселить.

И бабушка дом продала этот Грише,
Хотя и просила мир в доме хранить,
Но Гриша сказал: « Этот номер не лишний,
И хама он должен навек проучить».

Они, теперь с Олей настолько богаты,
Что каждый бы мог себе виллу купить,
Но были они до сих пор не женаты,
И Гриша с женитьбой решил не спешить.

Ведь Оля теперь была важною дамой,
Меняла наряды почти каждый день.
И в городе стала красивою самой,
В привычках её появилась и лень.

К художнику Гриша пришёл, как хозяин,
И все документы на дом показал,
А тот  понимал, что теперь он бесправен,
И бабушку с Олей безбожно ругал.

Но Гриша ему  запретил оскорблять их,
Велел эти комнаты освободить,
И с новой женой их в коморку направил,
Сказал, что теперь там они будут жить!
 
Глава 13

Сам Гриша жил там же в цеху,  в той каморке,
Которую мастер ему тогда дал.
Не мог он пока что жениться на Оле,
Ведь он все законы страны соблюдал.
 
А Оле ещё восемнадцати нету,
Поэтому он её лишь опекал,
Планировал он изменить что-то  к лету,
А бабушке доктора умного взял.

Художник скандал там конечно затеял,
Жена его тоже грозила судом,
Но он понимал, что  он,  что бы,  не сделал,
Ему не вернуть уже бабушкин дом.

Он Грише сказал, что ещё  всё  припомнит,
Такого ему  никогда не простит,
За то, что его он лишил этих комнат,
Жестоко со временем он отомстит.

На фабрике Гриша всё также работал,
Ведь после учёбы обязан был он,
Два года, как все, просто так  отработать,
Такой для рабочих тогда был закон.

И вот, наконец, началась перестройка,
Запомнился всем этот траурный год,
Смерть Сталина многие приняли горько,
Но  тайно вздохнул облегчённо народ.

Амнистия многих  коснулась в ГУЛАГЕ,
Домой возвращались сегодня и те,
Кто верил  Христу. Не один стонал лагерь,
И в Магадане и в Воркуте.

С селян были сняты большие налоги,
Свобода, не полная,  всё же  пришла.
И люди искали спасения в Боге,
Ведь вера надежду на радость дала.

И в доме большом, теперь купленном Гришей,
У бабушки с Олей, собрания велись.
Теперь каждый мог Слово Божие слышать,
И проповедники сразу нашлись.

Чтоб славить Христа собирались старушки,
А Гриша с собой туда звал молодёжь.
Но с властью шутить это вам не игрушки,
Боялись тюрьмы. Лучше власти не трожь!

Закон запрещал строго настрого деток,
В собрание брать.  Собирались тайком.
Хотя были все, очень бедно,  одеты,
Но славу Христу приносил этот дом.

Со временем хор даже славил Иисуса,
Там радость и счастье царили всегда,
А Оля свой дом убирала со вкусом,
И даже кормила людей иногда.

Она снова стала стеснительной, строгой,
И Бога любила всем сердцем она.
Встречала гостей всех она у порога,
Была в прославление вовлечена.

Теперь только свадьбу осталось бы справить,
Ведь Оля и Гриша так ждали её,
Назначили день, чтоб и этим прославить
Христа, и готовились все до неё.

Но вдруг в воскресение в дом к ним ворвались,
Сотрудники местного НКВД,
И срочно у всех паспорта проверялись,
Всем стало понятно, что вновь быть беде.

Забрали всех братьев, Григория тоже.
И Оля рыдала, весь вечер тогда…
Молила  Христа:«Сохрани его, Боже!»
Ведь думали все - отступила беда.

Глава 14

Теперь Оля с бабушкой даже не знали,
Что делать, и как им без Гриши прожить?
За что они Гришу арестовали?
И стала в милицию Оля ходить.

Но ей там сказали, что он не родня им,
Никто информации им и не даст.
Они  разберутся в милиции сами,
И чтобы не тратили даром свой час.

А тут вдруг пришёл в гости папа-художник.
Он, кстати,  совсем,  тогда  съехал с женой.
Спросил  о Григории он осторожно,
Сказал, что поможет им  с этой бедой.

Что мол, у него есть сотрудник знакомый,
Он может записку в тюрьму передать,
Чтоб Оля ему написала подробно,
И он всё поможет о Грише узнать.

А Оля за этот предлог ухватилась,
Записку любимому передала,
Надеялась всё  же на Божию милость,
И с нетерпеньем ответа ждала.

А бабушке даже она не сказала,
(У бабушки сердце болело всегда.)
И чтобы она за них не волновалась,
Она промолчала об этом тогда.

Ещё через месяц папаша явился,
Сказал, что о Грише он всё разузнал,
И, что он с сотрудником договорился,
Чтоб он и свидание Олечке дал.

Но, нужно теперь Оле  с папой поехать,
Чтоб встретиться лично с сотрудником тем.
И Оля поверила с тем же успехом,
Любовь ослепляла её без проблем.

Заранее всё подготовил художник,
И Олю к себе на квартиру повёз,
Нотариус  ждал  с документом подложным,
Ведь сделать их нищими вновь не вопрос.

Но,  всё-таки,  Оля, войдя в ту квартиру,
Ловушку почувствовав,  всё поняла,
Она помолилась, призвав всех их к миру,
И те документы спокойно прочла.
 
Увидев, что ключ есть в двери, она быстро,
Метнулась туда и была такова.
Казалось, что вслед ей летели, как  искры,
Проклятий ужасных,  от папы слова!

Вернувшись домой, она вновь промолчала,
И бабушке снова ни слова о том,
Она теперь точно уже  понимала:
Отец захотел отобрать у них дом…
 
Глава 15

А Гришу и двух проповедников старых,
Теперь ежедневно вели на допрос,
Уже и не жёсткими стали им нары,
Ведь вытерпеть всё помогал им Христос.
 
Конечно им дело нелепое «шили»,
Политику им попытались вменить,
Но после отказов,  им всё же вменили,
Что дети могли к ним в собрание ходить.

Но так, как Григорий был молод годами,
Ему только штраф и смогли приписать,
И взяли подписку, что больше собрание,
Не будет он в доме своём собирать.

Наверное, Бог услыхал те молитвы,
Что Оля в слезах возносила Ему.
Поэтому были ворота открыты,
И Гриша довольный покинул тюрьму.

Но тут его встретил «случайно» художник,
И Грише записку теперь передал,
Но только подделал её осторожно,
Другое он имя туда  написал.

При этом сказал, что записка от Оли,
Была предназначена другу его,
Тот друг, как отцу, рассказать соизволил.
А Гриша не знает про Олю всего.

При этом сказал, что пусть почерк он сверит,
И сам убедится  она какова?
Хоть Гриша ему и не очень поверил,
Но всё же задели за сердце слова…

Ведь он целый месяц в тюрьме находился,
Неужто,  его могла Оля предать?
И червь недоверия в сердце вселился,
Хотя и пытался его он прогнать.

Чем  ближе уже находился он  к дому,
Тем больше его  сатана и смущал.
Смотрел он на Олю теперь по-другому,
И радости миг, вдруг, от встречи пропал…

Он в дверь постучал, и она распахнулась,
А Оля себя не сумела сдержать,
Она обняла его и  улыбнулась,
Посмев крепко  в губы поцеловать.

Потом, она крикнула бабушке громко,
Что Гриша вернулся, чтоб та шла встречать,
А Гриша увидел уже не ребёнка,
И как не хотел, Олю стал ревновать…
 
Глава 16

А бабушка Господа благодарила,
Что Гриша вернулся и жив, и здоров,
Она ему даже цветы подарила,
Букет тот стоял на одном из столов.
 
У Гриши и мысль сразу же промелькнула,
Наверное,  Оле цветы кто-то дал,
Возможно, и тот с кем его обманула,
Безумно он Олю уже ревновал.

И радость от встречи куда-то пропала,
Заметила это и Оля сама,
Она даже Грише об этом сказала,
Но он ей сказал:«Не сходите с ума!

Нам просто сегодня всё выяснить надо,
Давай в другой комнате поговорим.
Я вижу, ты мне вроде искренне рада,
Но, вот на записку давай поглядим.

Зачем, да и с кем ты меня обманула?»
А Оля тут в слёзы, не в силах понять,
За что он с ней так? И вскочивши со стула,
Бежит,  не желая такое принять!

У них объясниться не получилось.
Григорию ревность закрыла глаза,
А  в Оле обида   не зря проявилась:
Как мог он такое на Олю сказать?!
 
Ещё один день они оба страдали,
И бабушка,  видя, что что-то не так,
Сказала, чтоб время они не теряли,
Ведь хочет поссорить их, видимо, враг.

Тогда сама Оля пошла снова к Грише,
Сказала, что любит  его всей душой.
Но  он почему-то не мог это слышать,
Сказал, что в записке и почерк весь твой.

Она попыталась опять оправдаться,
Мол,  эту записку писала ему.
И не в чем ей больше ему признаваться,
Её,  передать обещали, в тюрьму.

Но, видно отец отомстить Оле хочет,
И имя в записке его поменял.
Подделал художник искусно так почерк,
И только теперь Грише  всё  передал.

Но Гриша сказал, что не может поверить,
И снова он Олю свою оттолкнул,
Сказал, чтобы вышла скорее за двери,
С презрением,  даже на Олю взглянул.

И Оля ушла,  безутешно рыдая,
Она даже просто не знала, как жить?
Вот так вот бывает, что люди страдая,
Не могут поступки свои объяснить.

Глава 17

Неделю не виделись Оля и Гриша,
И оба страдали.  Не выдержал он.
Пришёл, и случайно молитву услышал,
Как Оля рыдая просила сквозь стон,

Чтоб Гриша был счастлив, пусть даже не с нею,
Но чтобы поверил, и всё ей простил,
Она объяснить ему всё не умеет,
Но, Бог ведь всё видит, терпеть нет уж сил.

Она невиновна ни в чём перед Гришей,
И всё им подстроил художник отец,
И пусть бы услышал молитву Всевышний,
Ведь это всё видел Великий Творец.

А Гриша стоял в коридоре и слышал,
Как в комнате Оля молила Творца,
Конечно же, понял теперь всё и Гриша,
И эта история шла до конца.

Он к Оле ворвался и встал на колени,
Простить его тоже Иисуса просил,
Теперь он поверил в неё без сомнений,
Ведь он  её тоже всем сердцем любил.

Потом Оля,  долго обнявшись,  рыдала,
И Гриша ей слёзы платком вытирал.
А после сказал, чтоб его она ждала,
Он  завтра посвататься ей обещал.

А утром купил он кольцо и конфеты,
И к бабушке с Олей смущённый пришёл,
Он им подарил и цветов по букету,
Но слов подходящих ещё не нашёл.

Поставили чайник, за стол все уселись,
И Гриша начал свой печальный рассказ,
О том, как его жизнь слагалась до селе,
Всё детство подробно он им рассказал.

О том, как с сестрой видел гибель он мамы,
И, как их потом разлучили навек,
И, как он искал её годы упрямо,
Не мог им помочь ни один человек.

Теперь вот, он хочет на Оле жениться,
И даже кольцо золотое купил.
И он предлагает им всем   помолиться,
Чтоб Бог эту свадьбу благословил.

Но, вдруг отчего-то их бабушка встала,
И стала расспрашивать снова его,
Где был тот детдом, когда их разлучали?
Не перепутал ли он ничего.

О времени точно его расспросила,
И Гриша подробно ей всё рассказал.
Она вдруг за сердце лишь охнув, схватилась,
И скорую  Гриша уже вызывал.

Когда же в больницу её забирали,
Она попросила  её подождать,
И чтоб без неё ничего не решали,
Ей многое нужно ещё рассказать…

Глава 18
 
А Оля встревожилась, что же такое,
Случилось, что бабушку приступ схватил?
Она же сама говорила, что Оле,
В мужья очень Гриша её  подходил.

 И вдруг запретила им думать об этом,
Сказала с замужеством ей не спешить.
Какие-то знает, наверное,  секреты,
Должна ведь их бабушка благословить.

Но, главное, чтобы она не болела,
Придётся немножечко им подождать.
Уж если она подождать им велела,
Не станут они ей ни в чём возражать.

В больнице их бабушка долго лежала,
Но, всё обошлось, и вновь дома она.
А Оля о свадьбе теперь уж молчала,
Боялась, что бабушка очень больна.

Прошло две недели, старушка молчала.
И снова в субботу к ним Гриша пришёл,
Тогда она им подойти к ней сказала,
И выслушать всё хорошо, хорошо.

- «Ты, Гриша назвал детский дом,
Где с сестрой вас тогда разлучили. И время назвал.
А дело всё в том, что мы это забыли.
Но надо, чтоб всё ты подробно узнал.

Я тоже попала сюда с Украины,
Мы с дочкой моею купили здесь дом.
Она замуж вышла за человека,
Которого Оля считает отцом.

Но дочка моя не имела детишек.
Она оказалась бесплодной,  больной…
Вы видите, дом наш большой, даже слишком,
Здесь дочка мечтала играть с детворой.

И вот мы решили дитя взять в детдоме.
Да, милая Олечка, это тебя,
Тогда мы и  взяли. Но только ты помни,
Тебя воспитали мы, очень любя.

В тот день мы приехали с зятем и дочкой,
Ребёнка себе среди всех выбирать,
А ты там сидела вся, сжавшись комочком,
В слезах.  Все старались тебя обижать,

За то, что была ты немецким ребёнком.
А мы тоже немцы,  и поняли мы,
Что надо спасать тебя.  Чувствуя тонко,
Мы поняли, что мы  друг другу нужны.

Ты нам говорила, что с братом любимым
Тебя разлучили. Всё плакала ты.
Потом заболела, у нас  менингитом.
Тебя еле-еле тогда мы спасли.

Хотели забрать мы и братика тоже,
Но он в это время оттуда сбежал.
Найти не смогли. А болела ты сложно.
А тут ещё день самый страшный настал.

Его не забыть мне, я дочь потеряла.
Она так внезапно у нас умерла…
Отцу вмиг,  ненужной ты Оленька стала.
И я тебя,  внучка, себе забрала.

А имя тогда мы тебе поменяли.
Есть метрика, там тебя Кларой зовут.
Фамилия Петерс. А мы,  свою,  дали.
Боялась, что люди меня,  не поймут.

Я долго молчала, и ты тоже Гриша,
Фамилию долго нам не говорил.
Простите меня, что у нас всё так вышло…
Вы -  брат и сестра. Бог мне вас подарил…

Глава 19

И радость, и слёзы, все плакали трое.
А Гриша и Оля не знали, как быть?
Теперь, для них время настало другое,
Ведь дальше нельзя им друг друга любить.

Иная  любовь постучала к ним в сердце,
Стояли,  обнявшись,  теперь брат с сестрой,
Трагедия, радость, и негде им деться,
Никто не владеет своею судьбой.

А бабушка Оле теперь говорила:
«Иди, приготовь  брату комнату ты,
Пусть к нам переедет. Я  мебель купила.
Там лишь не хватает теперь чистоты.

А ты  Гриша, взрослый, серьёзный мужчина,
Теперь в этом доме ты будешь глава.
Тебя я давно полюбила, как сына,
Прости, если в чём-то была не права.

Теперь ты в ответе всегда за сестрёнку,
А я к переходу готовлюсь уже.
Не плачьте, меня схороните спокойно,
На Небо пора моей грешной душе.

Во сне тебе мама к нам путь указала,
Она вам с сестрою найтись помогла.
Жаль очень, что сразу я это не знала,
Но метрику Олину я сберегла.

Господь всё устроит, найдёте вы счастье,
Молитесь Иисусу, Он с вами всегда,
И Он проявил в ваших судьбах участие,
А это, поверьте,  совсем не беда.

У вас теперь дом есть и денег немало,
Служите усердно Иисусу Христу,
Пожалуй, теперь,  я вам всё рассказала.
Храните вы в вере всегда чистоту.

Давайте теперь все помолимся вместе,
Чтоб встретить могла я вас там в Небесах.
Меня ждёт Господь в удивительном месте,
Имейте в себе вы всегда Божий страх».

А дня через три с ними больше не стало
Их милой бабуси, она умерла.
И Оленька  сильно тогда горевала,
Но жизнь никого, никогда не ждала.

Никто не прожил на земле больше века,
Чем было отпущено Богом ему.
Причудлива всё же судьба человека,
Но, главное выбрать путь к Свету тому.

Глава 20

Прошло восемь лет, и Григорий женился,
А Клара себя посвятила Христу.
И снова Молитвенный Дом возродился,
Григорий купил дом под миссию ту.

Община баптистов была небольшая,
И тайно ещё собирались они,
Но жизнью своею Христа прославляя,
Они проводили в служении  дни.

Евангелие в городе распространяя,
Они выполняли заветы Христа,
И бабушку часто свою вспоминая,
В домах их царила сама доброта.

Однажды явился какой-то мужчина,
А Клара была в это время одна.
Сказал он, что ищет какого-то сына,
С которым его разлучила война.

Случайно, пришёл в этот миг к ней Григорий,
И в дом к Кларе все они трое вошли,
Мужчина сказал стоя, прям,   в коридоре,
Что слышал, как дети друг друга нашли.

И паспорт достал,  показал его Грише,
А Гриша отца в нём родного узнал!
Так чудно устроил их встречу Всевышний,
Отец много лет их с сестрою искал.

Он тоже за веру отбыл срок недавно,
И в лагере он проповедником стал.
По области стал он пресвитером главным,
Так Бог за страдания им всем воздал.

Отец рассказал про военные годы,
И, как его немца, в тюрьму упекли.
Страдали тогда от властей все народы,
Но немцев жестоко стирали с земли.

Они опустились втроём на колени,
И Господа Бога хвалили за всё.
Теперь они счастливы все без сомнений,
И их не смололо судьбы колесо.

          ***********